Вольные города

— Моя сестра тебе нравится?

— Гюльнэ? Я завидую тому, кто станет ее мужем. Женихов у нее много?

— Отбою нет. Ты ведь тоже...

— Нет, нет,— Аминь торопливо поднял руку, — не она отворит ворота моей любви.

— Кто же звезда твоей ночи, джигит?

— Сердце мое отдано другой.

— Там, в Москве?

— Нет. Она тут, недалеко... Совсем рядом.

— Уж не я ли?

— Ты, джаным^[19].

Девушка стрельнула глазами в Аминя, спрятала улыбку.

— Обо мне рано думать, джигит.

— Тебе уже пятнадцать. Я знаю...

— Не в годах дело.. У меня тоже сватов было немало. Но я...

— Чем же не хороши женихи?

— Я хочу, чтобы мой муж дал мне то, чего у меня нет.

— Чего тебе не хватает?

— Мне предлагали табуны коней и скота. Зачем мне они? Ты видел бесчисленные отары скота у моего отца. Мне предлагали зо­лото и красивые одежды. Разве дочь Юсуфа бедна?

— Ты хочешь полюбить? — догадывается Аминь.

— У каждой девушки сердце переполнено любовью. Я хочу власти. И Гюльнэ тоже. Все остальное у нас есть.

— Я тебе дам власть! —дерзко и решительно говорит Аминь.— Ты знаешь, что Алихан незаконно занял мое место на казанском троне. Скоро царь Иван пойдет на Казань войной, и я буду ханом.

— Вот тогда и пришлешь ко мне сватов,— мягко, как бы в шутку говорит Сююмбике и лукаво смотрит на Аминя.

Лицо джигита покрывается бледностью, взвилась над головой ногайка, со свистом опустилась на круп коня, и засвистел в ушах ветер. Если бы знал Аминь, что ждет его у мурзы, не скакал бы так поспешно от насмешливого взгляда Сююм. Может, пошутила, лукавая, может, ждала уговоров?

На дворе мурзы встретил его Али-Акрам, взял под уздцы коня, спросил:

— Ну как?

— Гюльнэ в жены возьму! — крикнул Аминь, соскакивая с седла.

— Поздно,— равнодушно говорит Акрам.— У отца сваты от ка­занского хана сидят. Гульнэ уже согласие дала.

— Но у Алихана три жены уже есть!

— Шариат позволяет... Достойный хан четыре жены иметь должен.

— О порождение Иблиса! Он похитил у меня трон, теперь из- под носа уводит невесту.

— Ах, был бы ты ханом... — Али-Акрам огорченно разводит руками.

Прискакал Магмет-Аминь в Каширу, злой как черт. А там го­нец его дожидается. Зовет Иван Васильевич Аминя в Москву.

Весной 1487 года собрал Иван Васильевич военный совет — поз­вали туда князей: Данилу Холмского, Александра Оболенского, двух Семенов — Ряполовского и Ярославского. Был на том сове­те и Магмет-Аминь. Дело, видать, предстояло нешуточное — под рукой этих князей, почитай, около ста тысяч воинов. Великий князь, как всегда, говорил коротко:

— С Казанью надо что-то делать, князья и воеводы. Мало то­го, что Алихан окраины наши терзает, так появился еще и чере­мисский князь Алгазый со стороны Камы. То и гляди, повоюют на­ши рубежные уделы. Пришел к нам из Казани мурза Урак и жа­луется он на Алихана. Говори, мурза!

— Мы недаром отпустили к тебе малолетнего Аминя,— сказал Урак,— покойный хан Ибрагим ему наследником казанского тро­на велел быть. Мы так думали: если Алихан будет плох, то мы по­зовем Аминя. Теперь не только вам, но и нам, коренным казанцам, от Алихана жизни нет. Недавно позвал он всех знатных к себе на пир, а потом велел перерезать, как баранов. Хорошо, мы успели из города уйти, но семьи наши в руках его остались. Настала самая пора ханом Аминя сделать, теперь он возрос, он законным власти­телем Казани станет, нам и вам доброхотство будет.

Спустя неделю повели князья свои рати на Казань. Впереди воеводы Василько да Ивашка со своими тысячами на судах, ло­шадей берегом повел Магмет-Аминь. Остальные рати пошли пеш­ком.

Встретил их Алихан, как всегда, на реке Свияге, но бой длил­ся недолго. Ивашкина да Василькова тысячи побились с татарами сутки без передыху, утром с правой стороны подоспели конники Магмет-Аминя. Еще день шло сражение, а ночью Алихан ушел в город и заперся там, потому как узнал, что вот-вот основные вой­ска русские подойдут.

Князья Ряполовский и Оболенский обложили Казань со всех четырех сторон, Данила Холмский ударил на Алгазыя, смял его передние сотни и погнал в сторону Камы. Князь Ярославский сто­ял в запасе, на случай штурма. Алихан в одни ворота выскочит, ему Оболенский даст по зубам, в другие ворота вылазка — там ра- ти Семена Ряполовского. Да и Данила Холмский с Камы возвра­тился. Алгазый ушел в степи, боя не приняв.

Три месяца стояли русские рати у стен Казани накрепко. Вое­воды слали гонцов к великому князю — пора-де город приступом брать, пора победный конец походу делать. А Иван Васильевич спешить не велит. Зачем людей в приступе губить, если, не торо­пясь, можно осадой хана заморить — сам, придет время, из города выползет.

Так оно и случилось. 9 июля открылись ворота Казани, мурзы вывели Алихана с женами, отдали его в руки князя Холмского, за­просили мира.

Суд великокняжеский в Москве был скор: Алихана, его жен всех сослать в Вологду, Суртайшу и братьев — еще дальше, на Белозеро, в дикий городишко Карголом. Крамольных мурз и эми­ров по усмотрению нового хана Магмет-Аминя — казнить. Вот тут уж Аминь потешил душу: сыскал всех противников отца, ма­тери и своих — сек головы, вешал, душил.

Казань склонила голову, притихла. Пришло спокойствие на русские рубежи.

Через год в Вологде Алихан умер. Говорят, не столько от бо­лезней, сколько от обиды и злости. Не успели опального хана по­хоронить— великому князю от Аминя грамота. Просит молодой казанский царь позволения взять в жены вдову Алихана—Гюльнэ. Иван Васильевич отвечает отказом. Он знает: появись Гюльнэ на троне — спокою в Казани не будет. Магмет-Аминь снова грамоту:

«Великому князю Ивану Васильевичу всея Руси, брату моему, Магмет-Аминь челом бьет. Ты бы злобу на вдову Алихана снял, в мои руки бы ее доверил, и оттого я, с ногайским ханом породнив­шись, тебе буду служить спокойно. А так с ногайской землей Ка­зани миру не быть».

Великий князь снова отказал, но потом сдался — канючил Аминь целый год, гонцам покою не давал.

Десять лет Москва и Казань жили мирно. Иван Васильевич спокойно вершил свои дела.

Но недаром не лежало его сердце к браку Аминя и Гюльнэ. Злоба к Москве* притушенная страхом и ссылкой, снова разгоре­лась в душе своенравной Гюльнэ, и стала она точить Аминя день и ночь — на князя Ивана натравливать.

Хвори совсем доконали великого князя. Он почти не вставал, плохо ел и пил, жаловался на ломоту в ногах. Около него часто си­живал старший сын Василий, которому, как было уже известно, передается великокняжеское место. Остальные сыновья, Юрий,