Волошский укроп

– Да неужели злодей способен мгновенно усыплять и внушать определенные мысли? – в голосе Игнатьева осталась последняя капля недоверия – так спрашивают, когда хочется получить подтверждение тому, во что уже веришь, но боишься в этом признаться даже самому себе.

– Гипноз такое же мастерство, как и наблюдательность. Их можно развивать и совершенствовать, – проговорил сыщик, вертя в руках телеграмму. – Вот скажи, Митя, сколько раз ты перечитал этот текст?

– Раз десять или двенадцать.

– И что же, ты в самом деле решил, что Мехмет-бей пишет поставщику пряностей?

– А как иначе понимать этот текст? – пожал плечами почтмейстер. – Тут все просто: надо собрать товар и отправить в Москву. Ничего подозрительного.

Мармеладов повернулся к кавалергарду.

– Вы, г-н Ершов, тоже так думаете? Да? Тогда расскажите, как бы вы действовали на месте поставщика, прочитав телеграмму.

– Собрал бы корицу, розмарин и что там еще… А, еще ваниль! Погрузил в поезд…

– И вас бы ничего не смутило?

– Э-э, к чему вы клоните?

– Признаться, я тоже не совсем понимаю… – Игнатьев задумчиво покрутил усы.

– Турок заказал аж двадцать пять фунтов, – сыщик азартно размахивал почтовым бланком. – Фунтов, господа! Но пряности – это не мука, не мясо. Мы же видели на рынке, что этот товар продают наперстками да свертками малыми. Каждый золотник стоит не меньше полтины, а особо редкие травки идут по три рубля.

– Так может турок на год запасается? – встрял Митя, даже не замечая, что оказался по одну сторону логических баррикад с неприятным ему прежде кавалергардом.

– Тогда ему надобно миллионщиком быть, – хмыкнул Мармеладов. – Но пусть, твоя правда. Так по сколько из этих двадцати пяти фунтов грузить корицы или ванили? Непонятно же.

– Вдруг они заранее договорились: всего в равных долях…

– Держи карман! Коммерция так не делается. Откуда поставщик знает, на что сейчас в Москве спрос? И сколько корицы из прежней партии у Мехмет-бея осталось нераспроданной? Эта телеграмма не от негоцианта, с торговой точки зрения она мало информации сообщает. Скорее тут шифр, который сможет понять только нужный человек.

– Нужно арестовать того, кто придет за телеграммой, и допросить с пристрастием, – воскликнул Ершов.

Его начальник, как человек более всех искушенный в шпионских играх, вмешался в беседу.

– Это ничего не даст. Чылгын кюрт ведь не случайно целый час плутал по закоулкам, таская филера за собой, как пса на сворке. Время тянул. Не хотел подвергать риску сообщников в Петербурге. Наверняка у них заранее оговорен день и время для связи. Белый медведь или его подручный получил телеграмму и ищи-свищи… Но о чем таком турок мог уведомлять?

– О некоем важном событии, которое случится не позднее 25-го мая, – ответил Мармеладов.

– Почему, к примеру, не июня или июля? – переспросил дипломат.

– Зачем бы он стал так торопиться и раскошеливаться… На сколько это по стоимости потянет, Митя?

Почтмейстер прикинул:

– Пять копеек за слово. Итого выходит на семьдесят пять копеек. Все это умножим на три, поскольку срочная телеграмма передается прежде всех остальных и плата за нее взимается втрое против обыкновенной.

– То есть больше двух рублей. Дороговато. До июня успел бы отправить и обычную телеграмму. Опять же, обер-полицмейстеру турок обещал вернуть дочь завтра, к вечеру. Стало быть, нужно понять, что случится завтра днем… Давайте подумаем немного и поделимся умозаключениями.

Кавалергард сдался первым, спустя минуту он замысловато выругался и отошел к окошку. Митя старательно вглядывался в буквы телеграммы, но в голову лезли только мысли о скором обеде – розмарин чудесно сочетается с рыбой, а корицу лучше добавить к десерту… Дипломат же снова перебирал бумаги, время от времени разрывая их и бросая под стол.

Мармеладов, сложив руки на набалдашнике трости и примостив сверху подбородок, являл вид человека расслабленного и ни о чем не переживающего.

– А что, Николай Павлович… Не случится ли завтра в Москве тайная встреча канцлера Горчакова с посланником австрийского императора Франца-Иосифа?

Сыщик задал вопрос буднично, но Игнатьев так и подпрыгнул, уронив подушки с кресла.

– Откуда… Черти драные! Как вы узнали?

– И встреча пройдет при вашем непосредственном участии. Вот истинная цель вашего приезда из Константинополя, – продолжал Мармеладов.

– Но это ведь под строжайшим секретом. Даже адъютант не был поставлен в известность… Кто вам сказал?

– Телеграмма. Не знаю, сколь крепко вы оберегали этот секрет, но Чылгын кюрту и другим врагам Отечества он теперь доподлинно известен.

– Не упоминал… Ни одной живой душе! – кусая усы, бормотал дипломат.

Платон и Митя вовсе онемели.

– Уверен, вы изобрели способ, чтобы никто в министерстве иностранных дел, а также окружении канцлера, не узнал о приезде австрийского посланника. Чтобы Белый медведь не пронюхал. Даже с нами уже два часа в молчанку играете, – сыщик нисколько не оскорбился по поводу столь вопиющего недоверия, но подметил, что у юного кавалергарда заиграли желваки от обиды. – Но смею предположить, что секрет сей известен был обер-полицмейстеру. Ведь доверенные люди г-на Арапова в штатском готовятся охранять безопасность переговоров. Стало быть, похититель потребовал в качестве выкупа за дочку именно эти сведения: дату и место встречи, состав участников. А тот выложил все подробности, поскольку он в первую очередь любящий отец, а только потом – верный сын Отечества нашего.

Митя рассматривал текст телеграммы, водя по строчкам пальцем.

– Братец, я решительно не понимаю, где ты углядел князя Горчакова, г-на Игнатьева и уж тем более, австрияка…

Мармеладов прошелся по кабинету и остановился у портрета светлейшего князя.

– Первое, что мне пришло в голову – вчерашние объяснения ботаника. Вспомните, мы же видели розмарин в Аптекарском огороде. И директор посетовал, что он плохо растет в наших краях, ведь здесь маловато солнечного света.

– Но это совсем ничего не объясняет, – пробурчал Ершов, постепенно отходя от шока, в котором пребывал.

– Вы слишком нетерпеливы, юноша, а я привык объяснять ход своих мыслей в логическом порядке… Дальше я учел тот факт, что противник наш, хоть и шпион заморский, а все же свободно цитировал Пушкина. Устами подставных свидетелей, разумеется. А ведь князь Горчаков – лицейский приятель поэта, именно про него Александр Сергеевич писал: «Питомец мод, большого света друг». Большого света, понимаете! Торговец пряностями уж должен разбираться в том, как выращивают розмарин. К тому же у этого растения цветки голубые. А князь носит орденскую ленту Андрея Первозванного – она тоже голубого цвета!