Волшебница Вихря

— Об этом я тоже думала, но нет. Я подумала про свой меч. Любое магическое оружие живое, и оно покорно воле хозяина. Уверена, что меч сможет забрать тьму себе, несмотря на то, что в нём нет отмеренного человеку времени.

— Или есть, — внимательно на меня глядя, сказал Эрх. — Я думаю, мечам тоже уготована особая судьба.

Я кивнула.

— Получится ли Власа перенести на балкон? Вряд ли Грозовой дракон поместится в комнате. А так он сможет сесть на козырёк, он ведь прочный…

— Если возьмёмся вместе, то, конечно, передвинем его постель, — сказал Эрх. — А ты уверена, что зверь пожалует?

— Если я правильно позову — придёт, — ответил Элик. — Но захочет ли он помогать, вот в чём вопрос!

— А разве у Грозовых драконов с Вихрями нет особой связи? — спросила я.

— Не совсем, — уклончиво ответил Эрх. — Нас хранят несколько иные силы.

Я не стала уточнять.

— Ладно. Нужно торопиться, пока гроза прямо над нами. Давайте вынесем его, а потом Элик призовёт дракона… И я попробую с ним поговорить.

В моём плане было много дыр, и он мог развалиться ещё в самом начале. Не придёт зверь — надеяться не на что, тем более что я не была волшебницей. Да и смерть по-прежнему кралась к Вихрю, и сила её была велика.

Влас оказался тяжеленным, и, если бы не парни, мы с Эльтой ни за что бы его не сдвинули. Правда, пришлось соорудить что-то вроде козырька — на время.

— Я посторожу, чтобы ветром не сдуло, — сказала Эльта, пытаясь перекричать непогоду.

— А я пойду сторожить дверь, — отозвался Эрх. — Мало ли, кого принесёт?

Элик выглядел не слишком уверенным. Ещё бы! Он призывал дракона всего однажды, да и то по особому делу — благословить кузницу и меч для Власа. Но я уговаривала себя, что спасение вожака Вихреградья не менее значимо. Если же придётся ошибиться, я сама за всё отвечу.

Элик достал меч, повернулся к нам спиной. Было темно и мокро, и только частые молнии освещали нас, собравшихся на балконе. Брат принялся громко, чётко произносить слова на драконьем языке. Он ещё плохо знал его, но старался изо всех сил, почти крича во тьму и не получая отклика. Я понимала, что долго стоять под ветром мы не сможем — было очень холодно. Через минуту вместо дождя начал сыпаться град, да такой крупный, что я с трудом поборола желание обнять Власа, закрывая от бури. Ждать. Терпеть. Молиться…

Мне показалось, что средь мрачных облаков что-то шевельнулось, и я принялась отчаянно протирать глаза. Тень или всего лишь причудливые лики облаков? Сердце стучало неистово. Я едва не завопила, когда прямо на крышу рухнуло громадное чёрное существо с глазами серебряными и ясными, и светящимися бороздами по всей шкуре — следами прикосновения молний. Это был он, властелин грозового неба, покровитель магической стали и хранитель нашего рода.

— Л-му-у-ртх! — сказал дракон, и Элик отозвался почти так же низко и гортанно.

Брат говорил, и было видно, что ему трудно даётся просьба. Он показывал то на меня, то на Власа, то на меч, и помогал себе руками, и то и дело убирал липнущие к щекам волосы. По выражению драконьей морды нельзя было ничего понять. Он просто слушал, сложив крылья, и походил в своём спокойствии на каменное изваяние.

Я подавила крик, когда зверь разинул пасть, словно хотел проглотить Элика, а потом вдруг повернулся ко мне, показывая всю сотню своих зубов. От его вздоха мне растрепало косы, и где-то в глубине груди стало щекотно, а потом сразу больно, будто множество холодных игл прорезало плоть…

— Пожалуйста, помоги! — выговорила я. — Что угодно отдам за его жизнь!

Непросто быть смелой, когда прямо перед твоим лицом огромная чёрная морда и клыки величиной с человеческую руку. Я всё пыталась рассказать дракону о своих чувствах, но зверь, казалось, не вникал. А когда он поднял лапу и подтолкнул меня к Власу, Эльту тотчас унесло в комнату — то ли перепугалась, то ли мешать не хотела. Я протянула клинок на ладонях, но дракон покачал головой. Стало ясно, что меч предстоит держать мне. Элик убрал заслон, и лицо Власа чуть дрогнуло от холодных капель. Хорошо, что широкие крылья грозового отлично защищали нас от крупных градин.

— Почита-а-атель Бур-р-и, — тихо, вибрирующим голосом сказал дракон, — бр-р-рат ур-р-раганов, р-р-родитель смер-р-рчей. Твоё вр-р-ремя умир-р-ать не пр-р-ришло. — Его голос изменился, зазвучал ниже и тише: — Выходи, тьма. Ты не властна над душой этого человека. Попробуй лучше победить меня. Мрак могучий, мрак холодный, если тебе голодно — выходи. Зачем ты держишься за пустоту? Злобы ради, или из гордости? С-сюда, — зашипел он. — Ко мне. С-с-следуй… С-с-слушай… С-с-сомкнись!

Ужасный грохот сотряс замок, и я едва не выронила меч — он гудел так, словно мог в любой момент разлететься на куски.

— Держи крепко, — приказал дракон. — Отпустишь — и твой возлюбленный умрёт.

Руки жгло, дрожащее лезвие резало мне пальцы. Я прикусила губы, боясь, что закричу от страха и боли. Нечто, едва видимое средь дождя, рвалось из груди Власа в верный клинок, и он становился красным, будто глотал само пламя. Я не знала, как долго смогу выносить эту муку, и понимала, что, вполне возможно, останусь без рук… Но терпела молча, видя только любимое, всё ещё бледное лицо, и приоткрытые губы, и дрожащие на ресницах капли. Я сгорала — он промокал. Между нами одна за другой вставали стихии.

Кругом меня бродили голоса. Они не подбадривали, наоборот, пытались смутить мою решимость, шептали сдаться. Они пели хором, проникая вглубь моей души, и рычали, царапая когтями сердце. Целая стая неведомых тварей, от которой никто не мог защитить меня. Кажется, Элик пытался что-то сказать, но я его не слышала. Силы мои иссякали, в горле стало так сухо, что можно было проглотить пустыню — и не заметить её вкуса. Я словно сама становилась песком, или землёй, или стеклом, которое легко разбить о камень. Меня то душило, то отпускало, или возносило, а, может, просто рвало на части. Единственной постоянной был меч и сам Влас. На него я смотрела, не отрываясь, и повторяла только одно: люблю тебя. Ты должен жить. И даже вой злобной стаи не мог прервать моего слабеющего шёпота. А буря всё не кончалась, и молнии то бешено бегали, то застывали, и вскоре я уже не чувствовал ни ног, ни ладоней, ни своего лица. Как будто осталось одно лишь сердце, упрямо стучащее во мраке, такое маленькое и беззащитное, такое сильное и верное. Моё сердце. Его сердце. И на двоих — одно дыхание, один стук, один ритм. Я почувствовала, что погружаюсь во мглу, и вдруг обрела сокрушительную тяжесть.

Меня отбросило прочь, и, врезавшись спиной в каменную ограду, я несколько мгновений не могла дышать. А когда поднялась и поползла на четвереньках, сразу увидела Элика, который поспешно заворачивал пылающий клинок в толстую холстину.

— Влас!!!

Я кинулась к мужчине и коснулась кончиками пальцев его щёки — она была тёплой. Он не пришёл в сознание, не встал тотчас, но откуда-то я знала — просто спит. Теперь это было не колдовское, тягостное беспамятство, а просто грёза, которая скоро его оставит.