Волшебник на гастролях
Шрифт:
– Я не была за границей.
– У вас есть брат или сестра?
– Нет.
– Вы знакомы с магией?
– Не понимаю вопроса.
– Когда впервые вы услышали об Арвиде?
– Сейчас от вас.
– Сколько вам лет?
– Двадцать два.
Владимир и Михаил переглянулись.
– Вы знаете Балинова?
– Нет.
– Вы владеете гипнозом?
– Нет.
– Ваша любимая марка сигарет.
– Я не курю.
– Вы умеете плавать?
– Да.
– В последнее время у вас было психологическое потрясение?
– Нет.
–
– Нет.
– Расскажите о своих родителях.
Разговор с профессором продолжался около часа. Все это время Валентина сидела в кресле, глаза ее были открыты и она спокойно отвечала на вопросы профессора.
Постороннему человеку, зайди он сейчас случайно в комнату, отмеченную на плане здания как "номер четыре", невозможно было бы догадаться, что человек, сидящий в кресле, находится в гипнотическом сне. Валентина смотрела прямо перед собой, и мимика ее лица была вполне естественна.
Профессор Янтурин считался хорошим гипнологом, занимавшимся работой с подсознанием пациентов. Он работал на объекте уже полтора года.
Несмотря на двадцатилетний стаж работы в психиатрии, Владимир Алексеевич считал, что большинства известных психических болезней не существует вовсе, а те которые есть, успешно лечатся различными методами гипноза. Делая медицинскую карьеру, он не испытывал угрызений совести, если ему приходилось кого-то обманывать или предавать. Работая в судебно-психиатрической экспертизе, он постоянно за определенные суммы ставил психические диагнозы заведомо здоровым преступникам, помогая тем уйти от ответственности.
Полтора года назад, когда вербовщики "Одиона" предложили ему работу в медцентре, он не раздумывая пошел туда, соблазнившись хорошим контрактом. Все это время он участвовал в различных акциях "Одиона", рассуждая, что деньги не пахнут. Людей он делил их на "сильных" - тех, кто ставил цель и добивался ее, на "питающихся" - то есть способных отобрать у ближнего кусок хлеба, и на "траву" - всех остальных, мнением которых можно было пренебречь. И не только мнением, но и жизнью. Варицкий и те, кто стоял за ним, казались ему сильными людьми.
Время от времени Владимир Алексеевич прерывал беседу с пациенткой, щелкал переключателями, нажимал кнопки, крутил ручки. Шкала индикатора постоянно меняла свои показания, самописец монотонно чертил на бумаге замысловатую диаграмму.
После полуторачасовой беседы Бажову вывели из состояния гипноза и проводили в палату. Было видно, что Валентина понятия не имела, о чем ее спрашивали. Она лишь спросила профессора, зачем это им, на что тот ответил, что это чтобы проверить степень повреждения памяти после аварии.
Как только Валентину увели, профессор записал что-то в увесистую общую тетрадь и передал распечатки Михаилу. Бегло просмотрев тесты, Гуревич понял, что не ошибся в истинных мотивах предстоящего
разговора.
– Ты действительно так уверен в своей машине, Алексеич?
– спросил он
и стал раскуривать трубку.
– Я понимаю весь твой скепсис, Миша... ты вообще больше склонен
доверять ощущениям людей, нежели показаниям машин. Где-то я согласен с тобой. Человеческий
фактор и все такое, однако...– Перестань, Алексеич. Дело-то нешуточное, засекреченное. Нет об этом человеке данных в компьютере! Никаких. Как будто она и не жила совсем.
– И что ты намерен делать?
– Ты должен поработать с ней так, чтобы она стала работать на нас. Она не должна вспомнить Лернера и все обстоятельства своей смерти.
Янтурин оторвался от распечатки тестов, поднял брови и удивленно посмотрел на Гуревича.
– Выборочное восстановление памяти со всеми навыками может занять не один месяц.
– Я не имею права упускать такой экземпляр! У нас сейчас в руках человек, способный через подсознание перемещаться в другого человека и управлять им.
– Ишь ты... разошелся, - огрызнулся Янтурин.
– надо чтобы она вспомнила свои способности и свои знания.
– Испльзуй свои технологии.
– Да нет у меня никакой технологии!
– крикнул Владимир.
– Да и ни у кого нет!
– Так что же делать?!
– тем же тоном ответил Михаил.
– Через полгода все начнет восстанавливаться. Но никаких гарантий, что ее можно будет тогда контролировать, я дать не могу.
– Я пригляжу за ней.
– В постель ляжешь с ней?
– улыбнулся профессор.
– Помогу в нужную минуту, - жестко ответил Михаил. У "Одиона" были серьезные виды на работу с Валентиной, и скептицизм Янтурина его сильно задел.
– Я думаю, она это сделает с удовольствием. Хотя в твоего обзоре написано, в прошлой жизни у нее был маг...
– Я-лучше, - уверенно сказал Михаил, и добавил после паузы: - Так когда ждать первых сдвигов?
– При интенсивных занятиях через месяц. Она должна попытается что-нибудь вспомнить... А мы будем интенсивно работать с ней, анализировать...
Владимир Алексеевич встал со стула и молча подойдя к окну, отодвинул одну штору. Мимолетный летний дождь намочил лишь асфальт и закончился. Солнце снова щедро припекало асфальт и бетон.
– Хорошо, - вздохнул Владимир и повернулся к Гуревичу.
– сделаем акцент на воспоминаниях только о ее работе. Плюс химия. Но это уже твоя сфера деятельности.
– Справлюсь, - ответил Михаил и вдруг сосредоточился: дерзкая мысль пронзила его мозг.
Варицкий в эти часы был суетлив и нервозен. Он в своем кабинете общался по скайпу с Цезарем. Заикнувшись о своей неудаче и получив в ответ злобное выражение лица столичного куратора проекта, он отбивался стандартными фразами, что поимка беглецов - дело ближайших часов.
Ирина была хмурой и бледной, она сидела в углу кабинета, отмалчиваясь на вопросы Цезаря.
– Как же ты их упустил, а? Правильно сейф обчистили, может хоть сдвиг будет.
– как-будто сквозь экран просачивалась ярость москвича.
– У них были сообщники. Мы вам переслали фотографии убитых, может они по вашим базам проходят.
– словно провинившийся школьник, отвечал Андрей.
– Если они в органах служили, я их в двадцать четыре часа вычислю.
– Я же говорю, они действуют не одни, мы не знаем, сколько их и на кого работают.