Волшебники Гора

— Разве Ты не заметил того, что, когда крышку сундука открыли, её вуаль была сдвинута так, что её губы оказались видны?

— Этого невозможно было не заметить, — усмехнулся я.

Также, я вспоминал, как отец девушки упрекнул её за это. Уверен, что такая ошибка не могла быть небрежностью, только не на Горе, и только не со свободной женщиной. Даже если это не было открытое намерение, сознательно подстроенное, если можно так выразиться, то это, конечно, был тайный, подсознательный жалостливый сигнал, внешнее проявление расцветающей сексуальности и врожденной потребности, чьи первые, несомненно, сильные позывы чувствовались даже теперь.

— Ты думаешь, что она готова стать рабыней? — уточнил он.

— Полагаю, что Вы подразумеваете, не ту ситуацию, когда ребёнок мог бы быть рабом, — предположил я, — находясь в неволе, в роли простой девушки служанки или мальчика пажа, а то, что будет в действительности считаться истинной неволей позже, когда, если это женщина, то, скажем, будет продана с аукциона в качестве объекта для удовольствий, или отправится в поле или в каменоломни, если это мужчина.

— Нет, конечно, — подтвердил моё предположение косианец.

— Да, — кивнул я. — Полагаю, что она уже теперь готова встать на прилавок.

— Как думаешь, она действительно зарегистрирована? — поинтересовался офицер.

— Скорее всего, да, — ответил я.

— Впрочем, это, так или иначе, не имеет особого значения, — усмехнулся он, — она ведь — девушка Ара,

— Верно, — согласился я.

Ар и все, кто в нём был, принадлежали Косу.

— Ты знаешь, где здесь скупщики трофеев обитают? — спросил он. — Наверняка, где-нибудь в районе Анбар?

— Да, — подтвердил я.

— Я был бы вам обязан, парни, если бы вы присмотрели за моими сундуком и рабыней, — сказал косианец.

Я был уверен, что девица внутри сундука не могла не слышать нашей беседы. Можно было ожидать, что в такой ситуации она должна была бы стучаться и кричать, или царапать доски внутри и плакать, умоляя о милосердии, но она этого не делала. Женщины, являющиеся рабынями по своей природе, готовые для такого превосходного размещения, чьи умы и тела глубоко жаждут его, и даже не будут счастливы без него, но продолжающие притворяться фактически свободными, обычно поступают именно так. Однако зачастую при своих самых недвусмысленно выраженных протестах, демонстративных жалобах и прочих выходках, полагая, что именно это от них ожидается, боятся только того, что к ним отнесутся серьезно. Но эта девушка вела себя совершенно тихо, замерев в сундуке словно заласканный декоративный маленький урт. Честно говоря, я на мгновение даже испугался, что в ящике может быть недостаточно воздуха и она, возможно, потеряла сознание от удушья. Однако затем я заметил, что этот сундук неплохо проветривается, так что имело смысл предположить, что он был подготовлен для неё заранее, возможно несколько дней, если не месяцев назад. Конечно, девушка вряд ли ожидала, что его крышку прибьют гвоздями, а она окажется заключенной в этой тюрьме голой и беспомощной во власти сильных мужчин. Возможно, теперь она робко и испуганно пыталась понять свои чувства.

— Мы с моим товарищем, если Вы того желаете, не спустим глаз с этого сундука и девушки, — заверил его я.

— С рабыни, — поправил меня он.

— Да, — кивнул я, — с рабыни.

— Всего хорошего, — бросил капитан.

— И вам всего хорошего, — попрощался я, после чего офицер и его люди ушли по своим делам.

— Почему Ты не захотел, чтобы они вынесли трупы из магазина? — поинтересовался у меня Марк, когда офицер с его немногочисленной командой скрылся из виду.

Кивком головы я намекнул юноше на то, что девушка в сундуке могла слышать нашу беседу, и указал в сторону, призывая его немного отойти.

— Уверен, было бы лучше, если бы тела были выложены снаружи, — проворчал Марк, когда мы немного отошли, — сила Бригады Дельта, раз уж о ней теперь заговорили, и её эффективность, были бы более наглядны.

— Нет, мой дорогой друг, — негромко заговорил я. — Пусть лучше все видят, что резня, произошедшая в магазине, скрывается властями. Пусть все думают, что косианцы боятся огласки, что они заинтересованы в том, чтобы скрыть это от общественности.

— Ага! — понимающе воскликнул юноша.

— А о том, что это у них может получиться, можешь не беспокоиться, — усмехнулся я. — Магазин был открыт, а двери я оставил, конечно, не настежь, но вполне достаточно, чтобы возбудить любопытство. Уверен, что в них много кто успел заглянуть и увидеть то, что лежит в торговом зале среди глиняных черепков. И даже если кто-то что-то не рассмотрел, то у них ещё будет возможность пересчитать тела, когда их будут выносить. К тому же, не забывай о торговце, который тоже молчать не будет.

— Получается так, что то, что тела не были размещены снаружи, — восхищённо сказал Марк, — заставит всех думать, что Кос боится Бригады Дельта. А что ещё можно подумать, раз уж они не желают, чтобы стала известна эффективность её действий, а это скорее выгодно для Бригады, а не для властей.

— Вот именно, — кивнул я. — Именно так я и рассуждал.

— Соответственно, — продолжил мой друг, — хотя никто, и ничего не скрывает, и об этих делах известно всем, но одновременно создаётся впечатление, что Кос опасается широкого распространения такой информации.

— Точно, — согласился я.

— Таким образом, репутация Бригады Дельта растёт, — заключил он.

— Правильно, — кивнул я.

— Это уже какая-то каисса, не так ли? — осведомился молодой воин.

— Конечно, — улыбнулся я.

— Хорошо сыграно, — похвалил меня он.

— Возможно, — пожал я плечами. — Жаль, только в такой каиссе трудно предвидеть продолжение.

— Не нравятся мне такие игры, — вздохнул мой друг.

— А Ты, конечно, предпочитаешь противника с мечом, в чистом поле и в ясный полдень? — спросил я.

— Конечно, — признал он.

Признаться, мне его взгляды тоже были симпатичны. Трудно и опасно играть на доске, у которой тысяча сторон, поверхностей и измерений, когда фигуры противника неизвестны ни по числу, ни по характеру, ни по ценности, когда правила сомнительны и меняются по ходу игры. А ведь зачастую, ещё и не известно против кого идёт игра, или где они находятся, а если ещё ходы приходиться делать в темноте, пребывая в невежестве относительно расположения противника, его фигур, сил, навыков, ходов.

— Возможно, я отношусь к этому также как и Ты, — заметил я.

И всё же я знавал людей, которые наслаждались такой каиссой, играя политиками и мужчин словно фигурами. Мой друг Самос из Порт-Кара был одним из таких.

— Ты наслаждаешься этим, — не поверил мне Марк.

— Возможно, — не стал переубеждать его я. — Я сам не уверен.

Зачастую нам легче понимать других, нежели чем самих себя. Возможно, всё дело в том, что у нас не возникает потребности лгать о них себе. Немногие из нас готовы узнать в незнакомце, скрывающемся во мраке, самого себя.

— Я — простой воин, — заявил Марк. — Дай мне место в строю или в поле, или на стене города. Я думаю, что пойму, с чего начать и как продолжить. Пусть всё будет ясным и простым. Дай мне увидеть своего противника, дай мне встретиться с ним лицом к лицу.

— Хитрость и обман это не новое оружие в арсенале войны, — пожал я плечами. — Они, несомненно, столь же стары как дубина, камень или заострённая палка.

Марк посмотрел на меня, и в глазах его сверкнуло раздражение.

— Сколько раз тебе повторять, изучи кампании Дитриха из Тарнбурга, — сказал я, но мой друг только недовольно пожал плечами. — Он сеял серебро и пожинал города.