Волшебные тавлеи

От себя добавим – прочтите, не пожалеете.

* * *

Сказать правду, Владимир не очень-то и пожалел о расставании с незнакомцем. Снова лезть в подземелье без фонаря ему не хотелось, насколько он успел заметить, там и вправду не было ничего интересного. Поэтому он решил последовать совету магрибинца и переночевать в оазисе, а по утру вернуться в город.

Остаток ночи прошел спокойно, без приключений; уж что-то, а ночевать под открытым небом Владимиру было не в новинку. Утром, освежившись и приведя себя в порядок у колодца, он все-таки решил хоть одним глазком глянуть на место вчерашнего приключения, но не тут-то было: там уже толпились какие-то люди и верблюды. Они о чем-то громко переговаривались и размахивали руками, так что Владимир решил на всякий случай не попадаться им на глаза, – мало ли разбойников бродит по пустыне, – и, стараясь скрываться за барханами так, чтобы избежать быть увиденным, скорым шагом направился в Багдад, который и в самом деле оказался в пределах видимости, не смотря на вчерашние едва ли не полудневные блуждания по пустыне. Но поскольку полудневными блужданиями по пустыне при наличии полного отсутствия дорог вряд ли кого удивишь, случалось и не такое, он также не удивился.

Едва он миновал городские ворота, имея целью поосновательнее изучить город, как навстречу ему попался мальчишка-оборванец с пачкой папируса в руке. Одним он немилосердно размахивал и при этом орал не хуже ишака:

– «Багдадский вестник»! Свежий выпуск «Багдадского вестника»! Международный скандал: верблюд шаха персидского плюнул в эмира кокандского! Ростовщик кривой Мустафа снизил процентную ставку до пятидесяти в неделю! Дерзкое ограбление купца Саида! Синдбад-мореход ищет матросов для плавания в Индию! Нет Великому Шелковому пути, да здравствует путь из варяг в греки! Покупайте «Багдадский вестник»!..

Это было нечто новое, и Владимир протянул мальчишке золотой. Тот выхватил монету, попробовал ее на зуб, сунул в карман, вручил папирус и, видимо, не имея представления о понятии «сдача», а может быть, просто не умея считать, помчался дальше, размахивая «Вестником» и пугая прохожих дикими воплями.

Оглядевшись по сторонам, Владимир обнаружил у стены скамью, присел и впился глазами в приобретенную диковину. Газета, как и следовало ожидать, была рукописной, с выполненными от руки рисунками, формата А4, исписанная с двух сторон мелким шрифтом. Читать поначалу было сложно – текст хотя и был написан на русском языке, однако буквы стилизованы под арабскую вязь. Хотя читать было, собственно, нечего. Вся газета состояла из рекламных объявлений, а новости, о которых нещадно орал мальчишка, сообщались одной строкой. Гораздо больше информации Владимир получил, невольно подслушав разговор двух присевших рядом с ним прохожих, причем услышанное повергло его в шок. А узнал он о том, что нынче ночью с помощью китайского зелья был в очередной раз вскрыт склад купца Саида. Неизвестный вор утащил четыре тюка самого дорогого шелка, стоивших… Стоимости Владимир не услышал, поскольку рассказчик, называя сумму, наклонился к уху слушателя, но она, по всей видимости, была весьма немалая, поскольку последний невольно воскликнул и прикрыл рот ладонью. Как показало проведенное на месте расследование, тюки были увезены на украденном предварительно у того же купца Саида верблюде. Подозрение с точностью до полной определенности падало на давнего врага купца, разбойника Джавдета. Не надеясь на быструю справедливость, купец Саид, вооружившись с ног до головы и оседлав лучшего верблюда из оставшихся не украденными, отправился на поиски разбойника, обещав в случае поимки закопать того в бархан в полном соответствии с прецедентным правом кади Линча.

Дальше Владимир не слушал, а соседи, поболтав еще некоторое время, не обращая ни малейшего внимания на его присутствие, упомянув напоследок о каком-то розовом сари, встали и ушли. Кажется, он влип в довольно неприятную историю, и если его участие в ней станет известным – беды не миновать. Что же делать? Его взгляд случайно упал на папирус. «Синдбад-мореход набирает матросов для плавания в Индию». Может, сама судьба посылает ему подсказку? Тем более, на освободившееся место присел здоровенный детина, на руках которого виднелись татуировки: на одной – галера, на другой – по всей видимости, Колосс Родосский.

Спросить, язык не отвалится, решил Владимир и обратился к нему.

– Извините, вы, судя по всему, имеете отношение к морю. Не подскажете ли, где набирается команда на корабль Синдбада-морехода?

– Морехода? – презрительно отозвался тот. – Этого сухопутного ишака, не способного отличить весла от бакштага? Кто и когда называл его этим благородным именем всерьез? Разве ты не слышал его истории, чтобы называть его мореходом? Каждый раз, когда он садится на корабль с какими-то тюками, то спустя некоторое время пропадает. Сам он объясняет это происшествие одинаковым образом, – задремал где-нибудь под пальмой, а когда проснулся, корабля и спутников след простыл. После чего объявляется через некоторое время с деньгами и новым товаром. При этом, для объяснения своего вновь обретенного богатства плетет такие небылицы, что поверить в них может только глупец, начитавшийся сказок. Но скажи мне, незнакомец, – детина в упор уставился на Владимира, – разве дашь ты что-нибудь себе отсечь в том случае, – если слова твои окажутся далеки от истины как небо от земли, – утверждая, что у него нет какого-нибудь богатого дяди где-нибудь, скажем, в Самарканде? Вот увидишь, настанет время, и его выведут на чистую воду. – Провозглашая свое пророчество, он был великолепен. – С другой стороны я. Ты слышал что-нибудь обо мне?

– Нет, – честно признался Владимир.

– Увы, – с грустным видом подтвердил собеседник. – Настоящие мореходы зачастую остаются в забвении. А между тем кто, как не я, спас недавно купцов с островов, лежащих далеко за горизонтом? Может быть, ты и об это не слыхал?

– Нет, – опять честно признался Владимир.

– Они долго упрашивали меня отправиться с ними в плавание и провести их корабль хотя бы Индии, и в конце концов, сам не зная, почему, я дал свое согласие. Несколько недель погода благоприятствовала нам, море было кротким, словно ягненок, а ветер попутным. Я видел косые взгляды, которыми они стали меня одаривать, ибо при таком положении дел моя плата для них была бы чистым убытком. Любой справился бы с управлением, даже начинающий мореход. Но на исходе пятой недели плавания разразилась буря. Ветер изорвал в клочья наши паруса, волны превышали величиною самую высокую башню Багдада, все вокруг нас ревело и стонало. Видел бы меня, скалой стоявшего в те ужасные часы у руля, ты бы сразу понял, кто из нас истинный мореход, я или Синдбад. Внезапно в свете молний я увидел впереди рифы, за ними отмель, тянущуюся к далекому берегу. И страшного кита, затаившегося между рифами и отмелью, в чьей глотке могло бы свободно поместиться десять таких кораблей, как наш. Я приказал бросить якоря, но матросы, потерявшие от ужаса остатки разума, бросили их за борт, не привязав к канатам. Положение было отчаянное, до гибели оставалось не более половины полета стрелы. Нам оставалось погибнуть или уцелеть. Как ты думаешь, что выбрал я?

– Что? – с неподдельным интересом спросил Владимир, хотя ответ напрашивался сам собой.

– Я решил уцелеть. Схватив за шкирку двух матросов, цеплявшихся у моих ног за бухту каната, чтобы их не смыло за борт, я подскочил к мачте, которая торчала посреди корабля голым столбом, вырвал ее из гнезда и одним ударом вогнал в дно. Затем я набросил на торчавшую из воды верхушку канат, закрепил его на руле, – и корабль оказался в полной безопасности, ибо не мог сдвинуться с места. Точно так же, для большей надежности, я поступил со второй мачтой. А когда наступило утро, и буря стихла, я вырвал обе мачты из дна, и мы, где отталкиваясь ими от дна, как шестами, а где используя как весла, добрались до берега, на котором оказался прекрасный город, и многие жители встретили нас на берегу, и радовались, и не верили нашему спасению, поскольку страшная буря не пощадила даже свирепого кита, выбросив его на берег словно сухую щепку. Купцы валялись у меня в ногах, умоляя продолжить с ними плавание, они совали мне золото и драгоценные камни, но я, помня их косые взгляды, не взял с них даже полагавшейся мне платы. Вот как было дело!.. И после этого, какой-то сухопутный ишак смеет спрашивать, знаю ли я, чем отличаются весла от бакштага!..

Детина разгорячился и провел рукой по вспотевшему лбу. Половины Колосса как не бывало, оставшаяся часть расплылась, а на лбу появились черные разводы. Он поднялся.

– Так что подумай множество раз, незнакомец, прежде чем иметь дело с Синдбадом, – заявил он и, презрительно махнув рукой, ушел.

Снова оставшись один, Владимир поерзал на лавке и ощутил какое-то неудобство. Извернувшись змеей и сделав попытку глянуть через плечо вниз, а затем вернувшись в прежнее положение, он сунул руку за спину и извлек из-за пояса добытую лампу. Весьма странную. Он одновременно и ощущал и не ощущал ее; точнее, не то, чтобы не ощущал, – он сунул ее ради эксперимента обратно на прежнее место и привалился к стене. Не смотря на то, что всего лишь мгновение назад он ощущал в руках металл, сейчас он не ощущал ничего, точно ее и не было. Он снова достал ее и начал рассматривать. Точно такая, как он видел в мультфильмах, на картинках и даже в магазине сувениров. С длинным носиком и крышкой, которая никак не хотела открываться, не смотря на все предпринятые усилия. Две волнистых линии узора сразу под крышкой и над донышком. И надпись: «Made in…» Где именно была изготовлена лампа, скрывало пятно, смахивавшее на плесень. Владимир принялся сначала соскребать, а затем тереть серое пятно, как вдруг лампа задрожала и из нее, как нетрудно догадаться, появился джинн.

Появление его разительно отличалось от всего, виденного Владимиром прежде, то есть все тех же мультфильмов про Аладдина и «Старика Хоттабыча». Никакого огненного действа. Сначала из благоразумно поставленной на землю шагах в трех от лавки лампы, точнее, из ее носика, с громким звуком «плоп», напоминающим звук вылета пробки из бутылки шампанского, появилась голова; затем, с точно таким же звуком, правая и левая руки, затем джинн показался по пояс, уперся обеими руками в место собственного соединения с лампой, и, наконец, издав последний «плоп», показался весь. Неопределенного возраста, но с длинной бородой, почему-то со строительной каской вместо чалмы или тюрбана на голове, с непонятно откуда взявшимися бутербродом в одной руке и кувшином с молоком в другой (их только что не было, и Владимир готов был в том поклясться!) он уселся на лавку рядом с Владимиром и недружелюбно уставился на него. Некоторое время оба молчали.

– Ну, чего звал? – наконец буркнул джинн. – Ты что, не видишь, – обеденный перерыв. Мы кушаем.

Последнее слово он протянул, едва ли не пропел, сунул в рот бутерброд и принялся жевать, время от времени прикладываясь к кувшину.

– Ты джинн? – спросил Владимир, не зная как начать разговор.

– А ты, наверное, ожидал увидеть погонщика верблюдов? Раз звал, говори, чего строить. Только имей в виду, – со стройматериалами нынче туго. Где-то на севере идет массовое строительство дворцов. Строят и строят. Да таких размеров, что как только построят, еще и поселиться не успеют, а уже ремонт начинают. Закончат один – начинают по новой. И, главное, ни за что не скажешь, что богатство есть у человека. Все, как на подбор, концы с концами еле сводят, а вот поди ж ты… Это мне один знакомый джинн рассказывал… Может, конечно, врал…

– Да нет, мне не дворец, мне бы волшебные тавлеи…

– Чего? – неподдельно удивился джинн.

– Ну, тавлеи… Только не простые, а волшебные.

– Я, сколько живу, и о простых-то в первый раз слышу, а тут волшебные…

– Но разве… Разве джинны… Они же все могут? – недоуменно спросил Владимир.

– Только твоя молодость служит оправданием твоему вопросу, юноша. Каждый джинн – он специалист широкого профиля внутри своей узкой специализации. Вот я, например, могу построить все, что угодно. Или сломать. А еще люблю заниматься гравировкой и чеканкой, но это личное, и к специальности не относящееся.