Волшебный пояс Жанны д’Арк
Шрифт:
– Верю, – поспешила сказать Людмила Никифоровна. – Успокойся, пожалуйста. Тебе нельзя волноваться.
– А я не волнуюсь. Я знаю, что у нас все будет хорошо. Мы просто пока не можем пожениться. Но скоро старуха умрет, и тогда…
– Какая старуха?
– Его бабка. Ужасная женщина. Она всем мешает. Но Господь ее покарал. Она раком больна. И умрет. Тогда он отдаст мне пояс… не мне, я на него прав не имею, но нашей дочери. И та будет счастлива.
– Ты так уверена?
В этот миг Милочка сама походила на сумасшедшую.
– Конечно. Пояс защитит от всех бед. Старуха вон…
– Ты же
– Умирает… но без пояса уже бы умерла. Она богата. Удачлива. И вообще… у нее есть все. И будет у нашей дочери…
В тот вечер Милочка ушла поздно, чтобы исчезнуть на долгих четыре месяца. Появилась уже после Рождества, в новом пальто, которое не скрывало округлого живота. И живот Милочка придерживала обеими руками. По улице она шла медленно, гусиной походкой, свойственной беременным женщинам. Она пришла к Людмиле Никифоровне и, вытащив из кармана стопку стодолларовых банкнот, положила на стол.
– Можно, я у вас поживу немного?
– Откуда деньги?
Их было много. Тысячи две, а то и три, если не больше.
– Не волнуйтесь, это честные деньги! – поспешила уверить Людочка. – Он нам дал… чтобы мы о себе позаботились… и сказал, чтобы я квартиру сняла… то есть у меня есть, он нашел, но… я не хочу одна оставаться.
– А твой…
– У него сложный период в жизни, – вздохнула Милочка. – За ним следят. Хотят наследства лишить, и вообще… нам пока нельзя видеться.
На языке Людмилы Никифоровны вертелись злые слова, что период этот – фантазия ее незадачливого кавалера, которому вовсе не хотелось жениться на Милочке, а деньги – отступные. Но Людмила Никифоровна сдержалась, ничего не сказала.
Жаль ей стало девочку.
– Можно? – Милочка смотрела с надеждой. – А нам девочку обещали… Я подумала и решила, что Евой назову. Нравится вам имя?
– Очень.
– Отец называл Еву грешницей. Говорил, что все женщины от нее пошли, все подлые и низкие, и должны у Бога прощение вымаливать… а она же ничего не сделала. Только яблоко взяла, и все… И мне просто имя нравится. Красивое.
Оставшиеся до родов месяцы прошли на редкость тихо.
Несколько раз объявлялся Милочкин отец, с проповедями и увещеваниями раскаяться, вернуться к Богу, но Милочка ни каяться, ни возвращаться не спешила. По мере приближения родов она становилась все более тихой и задумчивой.
– Знаете, – сказала она однажды, – я уже ее так люблю, что все для нее сделаю. Это правильно?
– Конечно. – Людмилу Никифоровну удивил сам вопрос. – Любая мать сделает все, чтобы ее ребенок был счастлив.
Милочка улыбнулась:
– Вот и я так думаю.
Девочка родилась в срок. Здоровый крепенький ребенок, в котором Милочка растворилась всецело. И признаться, порой Людмилу Никифоровну это пугало. Она сама не могла понять, что именно было не так… все матери любят детей, но Милочка… она, пожалуй, не просто любила, нет, она была одержима дочерью.
– Она очень красива, правда?
– Конечно.
– И такая умница…
– Да.
– Вот увидите, она вырастет знаменитой…
– Чем?
– Не знаю. – Милочка снисходительно улыбалась: ей было жаль людей в их неспособности оценить всю гениальность ее ребенка. – Может, станет известной актрисой… или балериной… или моделью… ученым…
но ее ждет великое будущее.Когда ребенку исполнилось три месяца, Милочка уехала.
– Нам пора возвращаться, – сказала она Людмиле Никифоровне, подобным поворотом весьма озадаченной. – Не обижайтесь, но он велел, чтобы мы жили в той квартире… Я не могу дать вам адрес, но обещаю, что про вас мы не забудем.
– Милочка, не совершай глупость!
– Это не глупость. Как вы не понимаете, у Евы все должно быть самым лучшим… а для этого нужны деньги. Старуха вот-вот умрет, и тогда мы поженимся. А Ева станет единственной наследницей…
– Полагаю, что кроме нее найдутся…
– Нет, – Милочка покачала головой. – Ева станет единственной наследницей. Мы очень ее любим. И мы сделаем все, чтобы она была счастлива.
– Признаюсь, – старуха вновь перекрестилась, – тогда я испугалась. Я вдруг увидела, что она и вправду сделает все. И надо было удержать. Остановить. А я промолчала. Я даже обрадовалась, что она исчезнет, а я… я не буду знать, что с ней. И значит, буду ни при чем.
– И вас никто ни в чем не обвиняет, – поспешил заверить Кирилл.
Жанна кивнула.
Никто и ни в чем.
Значит, есть еще одна наследница, которую зовут Ева. Она слишком мала, чтобы убивать, но у нее имеются очень и очень любящие родители, готовые сделать все…
– Они ведь кого-то… Нет, Милочка не стала бы… Милочка – хорошая девочка… она просто запуталась. И влюбилась. А потом еще и ребенок. Ребенок меняет женщину, но…
– Не настолько, чтобы убивать, – спокойно ответил Кирилл. – Вы знаете, где ее найти?
Людмила Никифоровна замолчала.
Она молчала долго, верно, пытаясь понять, как ей поступить правильно.
– Ее – нет, но… Еву водят в центр развития… как-то няня заболела, и Милочка попросила меня… она сама привела ребенка туда, а я подождала там девочку и забрала… и не уверена, что Ева еще посещает центр, но…
– Адрес.
Людмила Никифоровна вновь перекрестилась.
– Милочка – хорошая девочка, – повторила она.
Но адрес назвала.
– Ты думаешь, что она…
– По меньшей мере соучастница, если не вдохновительница, – со вздохом признался Кирилл. Он сел в машину, голову откинул, насколько сиденье позволяло. – Я идиот.
– Ну… я не была бы столь категорична.
– Нет, я и вправду идиот. Она же молоденькая девчонка… мне посоветовали… сказали, что очень порядочная и деньги нужны. Она и вправду порядочной себя показала. Поначалу за каждую копейку отчитывалась. В тетрадочке специальной расходы вела… чеки подклеивала… и знаешь, так деловито, серьезно… к тому же не особо и красавица.
– А это важно?
Кирилл устало пожал плечами:
– Тогда мне казалось, что нет. Но все равно… серенькая. Мышастенькая такая. Волосы зачесывала гладко. Очки на носу… костюм уродливый. Поверил, дурак этакий… решил, что если мне не понравилась, то и он не глянет. Игорек у нас разборчивый.
– Он же…
– Сумасшедший, а не импотент. Напротив, часто, когда крыша едет, то и потребности возрастают. Его поэтому старуха в город и отпускала, чтобы в дом девиц не таскал.
Кирилл кривовато усмехнулся: