Волшебный пояс Жанны д’Арк

– Есть кто? – Кирилл постучал в окошко.

– А смотря кто тебе надобен, – ворчливо ответила хозяйка, круглая старушка. Была она аккуратной и какой-то уютной, будто сошедшей с картинки. Синее платьице с манжетами и воротничком, шаль на плечах. Седые волосы гладко зачесаны. В ушах – серьги-подковки.

– Кто-нибудь, кто может рассказать о Людмиле Загустиной.

– А вам зачем?

Старушка прищурилась, и сразу стало ясно, что вовсе не так проста она, как то казалось вначале.

– Затем, что Людмила эта попала в большие неприятности.

– А откуда мне знать, что ты сам ей не неприятность?

– Ниоткуда, – согласился Кирилл. – Но все просто. Или я ее найду, или убийца… Она, конечно, может думать, что если помогала, то в безопасности будет. Или что ее любят… но она ошибается. Ее использовали. А теперь уберут, как опасную свидетельницу.

Старушка нахмурилась.

И пожевала губами.

– Ее мать…

– Ее мамаша – дура, каких поискать, – отозвалась старушка и поманила за собой: – Заходи. Только поклянись на иконе, что Людочке помочь хочешь… Добрая она девка, хотя и невеликого ума. Ну да что с того ума-то?

Икону старушка вынесла, обернутую вышитым полотенцем, и Кириллу под нос сунула, а он, перекрестившись – вот уж чего Жанна не ожидала, – произнес:

– Клянусь, что сделаю все от меня зависящее, чтобы помочь Людмиле. И ее ребенку.

Вот это было сюрпризом! И Жанна хотела было задать вопрос, но сдержалась: не сейчас.

Позже.

А ведь… Игорь безумен, но ребенок… ребенок как раз тот наследник, о котором не знают и который способен изменить привычный расклад. Но как Кирилл догадался?

– Хорошо, – удовлетворенно произнесла старуха. – Садись. Звать меня Людмила Никифоровна… некогда Милой кликали, но это уже давно…

Всю свою жизнь Людмила Никифоровна провела на этой улице. Здесь родилась, росла. Уехала, правда, в училище на пару лет, но, выучившись, вернулась домой. И ныне она ни о чем не жалеет, разве что о том, что дети ее этакой любви к малой родине не унаследовали. Разлетелись кто куда: дочь в Германии, а сын и того дальше, в Австралию подался, в университет тамошний.

Умный больно.

Внуки-то приезжают раз в год, а бывает, что и реже. И чужие они, пусть и любит их Людмила Никифоровна, но не понимает. Верно, оттого и тянется к соседкиным детям. Их у Софьи восьмеро, потому как супруг Софьин – человек дюже верующий. Конечно, и сама Людмила Никифоровна в бога верует, в церковь ходит, да только ее вера, видимо, иная какая-то, потому как чураются ее соседи. А единственный раз, когда заговорить изволили, то о том, что в церкви все неправильно, что надобно Людмиле Никифоровне к истинному учению припасть.

Она отмахнулась.

Может, и не сильно образованная, но и не глупа. О сектантах слышала и тогда от всей души пожалела и соседей, и детишек их. Родители только и горазды, что молиться.

Муж Софьин на работе цельными днями пропадает. А жена по дому белкой крутится, то готовит, то стирает… и старшие дети помогают. А еще приводят ей малышей от сестер по вере, которым работать надобно. И получается вроде детского сада на дому. Детишек много, пригляд за ними нужен. А Людмиле Никифоровне не в тягость. Нет, сама Софья ее чуралась, но бывало, что исчезала на день или на два, оставляя хозяйство на старшую дочь, Милочку. Та же с соседкой была в отношениях хороших.

– Не хочу я, – призналась как-то Людмила. – Отец говорит, что мне замуж пора… нашел жениха, а я не хочу, как мама…

Она была молоденькой, но какой-то забитой, робкой. И эта робость несказанно Людмилу Никифоровну злила. Да и то, какой замуж, когда девке только-только шестнадцать минуло?

– Не ходи.

– Отец побьет.

– Пригрози, что заявление в милицию напишешь.

Милочка покачала головой и, обняв себя, сказала:

– Вы не понимаете. Тогда меня отправят… к учителю на хутор… перевоспитываться. А оттуда не сбежать и… и лучше уж замуж.

Это было сущим безумием.

– А еще лучше работу бы найти. Если деньги зарабатывать, тогда отстанут. – Людочка вздохнула: – Только кому я нужна?

Тогда-то Людмила Никифоровна и помогла.

Во-первых, поступить в медицинское училище, в котором у нее остались знакомые. А затем и приработок найти. Во-вторых, знакомых у Людмилы Никифоровны имелось превеликое множество, нашлись и такие, которые сумели побеседовать с Милочкиным отцом.

Тот разозлился, конечно, скандалить пришел, но как-то боязливо, что ли.

– Не вмешивайтесь не в свои дела, – сказал он, пощипывая козлиную бородку. – А не то пожалеете!

– Угрожаешь? – поинтересовалась Людмила Никифоровна, которая угроз подобных не боялась вовсе. – Гляди, я еще одно заявление написать могу.

Сосед убрался, а Милочка исчезла на две недели.

– Папа так злился, – сказала она, с трудом сдерживая улыбку. – Вы не представляете! Заставил меня грехи замаливать… а учиться разрешил. Вроде как у меня теперь путь такой, медсестрой быть. Ближним помогать. Господь это благословляет.

Милочка фыркнула:

– Они думают, что я буду работать и зарплату им отдавать.

– А ты не будешь?

Милочка покачала головой и тихо произнесла:

– Мне бы только зацепиться немного, и я уйду… так уйду, что они концов не найдут. Спасибо вам большое, Людмила Никифоровна…

Она исчезла не сразу.

Училась старательно, верно понимая, что это – ее единственный шанс вырваться. И та знакомая, которой Людмила Никифоровна поручила за девочкой приглядывать, Милочку нахваливала. Она же и нашла подработку в местной лечебнице, сначала санитаркой, а потом и медсестрой на полставки.

Об исчезновении Милочки Людмила Никифоровна узнала от соседа, который заявился в некотором подпитии, что было само по себе удивительно.

– Где она?! – Он потрясал тощими кулаками.

– Кто?

– Милка.

– Не знаю, – совершенно искренне ответила Людмила Никифоровна. Милочку она не видела уже несколько недель и, говоря по правде, несколько беспокоилась.

– Знаешь! – взвизгнул сосед. – Это ты ее сбила с пути истинного!

– По-моему, Милочка уже совершеннолетняя, а потому в состоянии выбрать свой собственный путь, – спокойно ответила Людмила Никифоровна и не удержалась от искушения: – А если вам вдруг взбредет в голову ее преследовать, то я постараюсь, чтобы вашей сектой, наконец, занялись…