Вольта
Шрифт:
Замбони продолжал писать, сам Делюк одобрил его инструмент. Еще бы, попытки Делюка построить безжидкостный столб не удались, а. Замбони решил заменить бумагу влажной угольной пастой, лучше бы перекисью марганца, советовал Вольта (август — сентябрь), потом Боненберг начал чередовать листы с напыленными серебром и золотом. Сухие столбы убеждали Вольту в своей правоте, ибо напряжения все же порождались контактом металлов, а химические процессы всего лишь стремились выровнять потенциалы через внешнюю цепь. Фехнер, горячий сторонник мегаллических сил, радовался, электрохимики примолкли, через два десятилетия им на помощь придет Фарадей, но Шенбейн помирит спорщиков, указав на роль тех и других процессов в общей картине.
А в России 7 сентября
«Такая честь!» — всполошился министр внутренних дел. Местные власти пришли в восторг. А Вольта загрустил: он уже попадал впросак, как-то взявшись из чувства долга приветствовать новичка Бонапарта и едва не поплатившись жизнью за свое гражданское повиновение, и вот снова из безопасной тиши его выталкивала на сцену добрая рука владыки. Благодари ж, граф-сенатор-лауреат-кавалер! Свистели ядра, лилась кровь, Вольта не имел отношения к этим злодействам, что за медвежья услуга с этим копеечным президентством!
Впрочем, какая там услуга? Опять интуиция не подвела Вольту: дела Бонапарта были совсем не блестящи. Новый «Цезарь» высидел в Москве всего 34 дня, а потом, приказав герцогу Бассано вывозить срочно как можно больше русских драгоценностей, бросил город, ставший пепелищем. Император-мародер приказал Мортье взорвать кремлевские строения, но тот бежал, спасаясь от казаков. 27 сентября случилось неминуемое — гибельная переправа через Березину. Идущий кривыми дорогами непременно сломает ноги!
А в Комо кипели восторги, император помнил их захудалый городишко! Кроме Вольты, никто не чувствовал беды, а ему, «имениннику на чужом пиру», пришлось держать речь (15–16 ноября). Не подвела интуиция умного старика, он держался исторически достойно. «Коллегии выборщиков доводится до сведения, что декретом его величества от 21 сентября, данным в Москве, президентом коллегии назначен граф Вольта, граф Порро секретарем и провизором, Ровелли и Молина — счетная комиссия». Ни одного лишнего слова.
Потом выступил Порро. В краткой речи прозвучали слова «о дорогой родине», «интересах нашей коммуны», «августейшем монархе», «общих усилиях» — и т. п. Зато префект департамента заливался соловьем: «Из древней столицы России увенчанный лаврами победы его императорское величество направил нам декрет. В восхищенья мы приносим благодарность в эти дни триумфа нашего монарха, давшего процветание народу… И оды льются, о высокочтимый господин президент, освещая светом радости и тем украшая столетье, в начале которого избранники народа призваны взяться за исполнение своих великих функций, чтоб всей душой пропеть гимн и прославить им победу покорителя Москвы. Позвольте от вашего имени заверить правительство…».
Ну и тарабарщина! Вольта вздыхал, передавая префекту стенограмму заседания «для увековечения великого момента в истории Комо». А 5 декабря Наполеон обнародовал XXIX Бюллетень ставки, из которого потрясенная Европа узнала ужасную правду про близкие беды. В России трещали морозы, из 31 тысячи неаполитанцев, приведенных сюда Мюратом, погибло 30 тысяч. Окоченевшие трупы красавцев, рожденных под жарким южным солнцем, складывали штабелями. Бонапарт отдал остатки некогда великой армии озлобленному королю Неаполя, а сам бросился в Париж. 18 декабря он уже в Тюильри, там он услышал про бунт Мале двухмесячной
давности. Генерал поторопился объявить, что Наполеон мертв, и сам был расстрелян на месте.Впрочем, мало кто предчувствовал конец Бонапарта; досадная промашка, ничего более. В последний день года Вольта подал заявление на имя «его величества» с просьбой определить сына в училище пажей. Нет, заявил министр Капрара, желающих слишком много, придется устраивать собеседование. Вольте указали на его место: ты, мол, урвал и без того немало, дай другим попользоваться благами жизни — вот что просвечивало сквозь изысканные формулировки отказа. Верно сказал Ксенофан: «Следует или как можно реже встречаться с тиранами, или как можно больше угождать им». А Вольта застрял на полдороге.
Еще год и театр военных действий загрохочет рядом, сместившись из восточных далей на тысячу миль к западу. В январе 13-го года русские овладели Кенигсбергом и тремя потоками хлынули за французами. В центре главную армию вел Кутузов, через 500 верст после Вильно он разгромил у Калиша отступавшего врага и через Гайнау двинулся к Лейпцигу. Русские военачальники Милорадович и Витценроде шли по краям как пристяжные с коренником.
Жизнь замерла, но выходили книги — «Энциклопедия» Крунитца в 121 том дошла до буквы Р, еще Вольта получил 8-томную физику Фишера, с трудом осилил два тома «Учения о свете» Гёте, изучил труд Хейндрика о фосфоресценции меди. Вот бы еще почитать Кювье хорошего издания, франков на 70, пригодятся подшивки «Монитора» и журнал «Эмпайр», достать бы Копта. И сам Вольта страстно захотел написать книгу по истории естествознания.
В феврале Пруссия с запозданием (но безошибочно) примкнула к русско-английско-австрийской коалиции, а Вольта надумал купить дом в Милане, квартал Меравильо, № 1477. Место чудесное, но продавец Варри брал дороговато («Тогда продам Майоцци за 37 тыс., сам купил за 30, да еще сколько потом истратил!»).
10 апреля в Париже умер Лагранж, а 19-го в тот же «месяц смерти» в Бунцлау сам Кутузов. А ведь я с ним ровесник — пугался Вольта, читая газеты. На месяц действия враждебных армий прекратились, а Вольта успел переоформить договор с Джовьо о недвижимости в Ольгьяте. Живший там каноник Кайми завещал дом Вольтам, но там оставалась вдова, Катерина Чичери, после смерти которой душеприказчик Джовьо подвел итоги ее мирских дел.
Вольту опять выбрали, на этот раз в Академию Неаполя.
В августе погиб легендарный Моро: после 18 брюмера он бежал в Америку, услышав о затруднениях Бонапарта, вернулся добивать его, самозванца, могильщика Французской республики, но — вот незадача — сразу погиб в бою под Дрезденом, хотя в целом французы проиграли сражение. Итальянские части вице-короля Евгения разгромлены при Адидже. Мельци получил от него жалобное письмо: «Я отдаю приказ генералу Пипо отойти к моей резиденции в Монце, там прикрепить орден Железной Короны к королевскому стягу и тайно в сопровождении двух священников укрыть знамя в соборе того же города».
Все эти детские поступки были бы смешны, когда бы не было так грустно: герцог Лоди, он же граф Мельци, и президент сената граф Венери извещали, что по распоряжению вице-короля из штаб-квартиры в Вероне всех сенаторов, домам которых угрожает захват врагом, надлежит эвакуировать в Турин. Вот до чего дошло! Впрочем, после октябрьского поражения под Лейпцигом дорога на Париж открыта. Неужели Наполеону конец?
Как не верить приметам? Вечером 16 декабря 1804 года в Париже был запущен шарльер. Он нес огромную модель короны, оклеенной зеркальцами, стеклярусом, с надписью: «XXV фримера XIII г. республики император Наполеон I коронован его святейшеством папой Пием VII!» Утром другого дня водородный баллон долетел дo Рима и рухнул на кладбище. Корона вдребезги. Так и будет, пророчили зеваки, подбирая мишуру и осколки. Так и стало.