Воля Донбасса (сборник)

Правила русского боя

Не мудрено продержаться до полночи.Но жизнь оказалась тесной.Убитый сержантик артачился:«…Сволочи!Вот вылежусь и воскресну!Явь, кроветворной страдая жаждой,чёрной вдовой хлопочет.Как помертвею, дойду ведь до каждого,каждому напророчу!Тяжко божиться губам перекошенным,злостью пересолённым?Думали, сгину свинцом огорошенный,стихну раздушевлённый?Думы разбойные отроду слепы,а нежильцы – зрячи.Ангел срывает чеку с неба.Он – это я, значит…»В поле, где бился последний воин,хлебное будет лето.Птахи зацарствуют у колоколен…Смерть оказалась светом.2018

* * *

Моей России вечность лет.И с незапамятных наитийв медовых зорях бересклетхранил обветренные нитибогоугодных паутин.На них нанизывали росыночные выдохи долин,хвалённых буднями покоса.Церквушки тёсанный утёспророком слыл за норов звонкий.Купели ласточкиных гнёздкаймили людные хатёнкипод солнечным веретеном,натруженным шепталкой рода.На блюдечке берестяномсветились грошики дохода:всё выжидали лучший день,когда зовут на пир поминныйстарейшин ближних деревень.Плестись походочкой утинойзадирам ратной старины.По сторонам от вереницыгерои будущей войныглазеть сбегутся на петлицы…Освоятся бородачиза разносольными столами,затеют крестников учитьне в меру крепкими словами.А после бабы запоют,наохают заупокойно.И этот плачущий уют,подмога думе колокольной,занянчит душу мертвецадо первой радости младенца.Жизнь продолжается с конца,растёт у Млечности под сердцем.Спешит Небесный Краеведиз милости проговориться:– Моей России столько лет!Здесь Рай был некогда столицей…2018

Александр Сигида /младший/ (ЛНР)

Цвет извне

Они, мой милый друг,и драгоценный враг мой,Питаются страданием и кровью пролитой;Они живут внизу, под раскалённой магмой,Скрываются под литосферною плитой.Как жадно они ждут! Как много лет ониПодсказывают маршдля флейты Крысолова;А сами, в звуке сатанинских литаний,Насытившись, парятнад пустотой лиловой.Соратники! Враги! Вы гиблине напрасно:Дрожит от наслажденияпрожорливый ифрит;Но дармовой поток пьянящейвлаги краснойЗапросы всё же их не удовлетворит.Питательней белка и слаще лимонадаТот самый цвет извне,ценимый демонами ада.

* * *

Африканец уже в Валгалле,Подают валькирии мёд.Этот рай вы завоевали.Кому надо понять – поймут.На пути из Варягов в ГрекиМы тащили свои суда,Находили леса и реки.«Эй, стой там и иди сюда!»Одноглазый полковник старый,Их поглавник и командирК межэтническим холиварамРавнодушен: «Доблестным – пир!»Криминальные авантюристы,Праволевые всех мастей,Футуристы и фаталисты —Где найдете таких гостей?Если есть пространства иные,Живы русла у скифских рек,Значит, сбудутся позывныеАфриканец, Варяг и Грек.

Жертвоприношение

Нет контрибуций или прощений,В потоке железном жертвоприношенийКругом кибер-панк, лоу лайф, хай тек;Но каждый в душе – индеец-ацтек.Вечно голодные боги Карбона,Шевелятся щупальца – змеи Горгоны;Девы-горгульи багровый рот,В Минске-Моргуле, у Чёрных Ворот.Вырежу в дереве руну Беркана,В память защитника Желько, Аркана;Вырежу в камне руну Совуло —Чтобы погибли сыны Вельзевула;Соединю их руной Одаль,Словно слова датчанин Даль.И завершу руной Эйваз,Чтоб не ушёл ни один из вас.

Миссия легата

Из сарматских степей возвращался легат,Он не видел давно Pax Romana;Голубые меха, и янтарь, и агатБыли даром Царей-наркоманов.«Собираются вместе под сводом шатраИ бросают зелёное зельеНа горячие камни, на угли костра,И в дыму продолжают веселье».«Будь спокоен, о Август! Радей об одном:Мир в Империи долго продлится,Если будешь ты слать караваны с виномНа Дунай, где степная граница».На Сицилии, в тени оливковых рощ,Удалившись от Рима и властиОпочил мой легат, а Империи мощьУменьшалась, при смене династий.«Я слыхал, что Аттила не любит вина.Оттого, что сильней опьяняет война».

Безумие, вышедшее из моря

Но есть и новые миры:Они отмечены, наверно,Разломами земной корыИ извержением инферноГде вырождающихся расСонм баснословных культов рабских —Туда иду я, как Леграсс,Среди разнузданных, арабскихНаркоторговцев, до порыРассеянных – без общей целиИ населяющих мирыМультикультурного Марселя,Где, знаю, демон войн покинет свойПриют постылый, многовековой.

Анна Ревякина (Донецк)

* * *

Вослед шипели: «Гордячка…»Евдокия – дочь горняка и сама горнячкаобушком по-изотовски,оставляя в земле полости,на-гора поднимала гору,поднимала городс колен, на которые он не стал.За кварталом квартал, за кристаллом кристалл.«Крепи, – кричит Королёва-мать, —мы крепки, нас никому не взять,не размазать оземь, мы и есть земля,земля Шубина, земля чёрного короля!»Под косынкой косы – чёрное серебро.Евдокия – не женщина, не косточка, не ребро.Евдокия сама по себе хребет.Говорила так: «Пашка-то наш поэт,остальные рифмуют, но не до мяса и позвонков,а у Иванова гляди, как отскакивает от зубов.Не вешай нос, лампонос, прославишься через век,будет время другой войны, будет в розах снег,но уголь во все времена чернее чёрного, сам мрак.Что стоишь и топчешься, заходи в барак!»А в бараке свет изо всех щелейда углы, что всех углов углей,уголёк потрескивает в печи.Сколько же в Донбассе ещё будет сволочи.

* * *

Осторожно, двери закрыты, водитель сосредоточен,пассажиры смотрят в окна, как убегают обочины.С шакальей улыбкой миномётчик выпустит мину,громко крикнет «За Україну!»Раньше за Украину пили, закусывали, а теперь убивают,миномётчик улыбается миномёту, говорит: «Баю-баю…»Спите, суки, босоногие сепары, русские пропагандоны,а я, моторний, поїду додому.А ви вже приїхали. Выходите, чего разлеглись-расселись,миномётчик будет улыбаться, пока не заболит челюсть.Миномётчику скажут дома: «Розкажи нам, Рома,вони насправді зайва хромосома?»Рома кивнёт, дотронется до ямочки на подбородке,попросит борща с чесноком, чёрного хлеба, водки,и расскажет о том, как миномёт с первого выстрела дал осечку.Мама заплачет: «Боже мій, як небезпечно!»

* * *

Человек – это хрупкая глина,особенно,если этого человека зовут ПолинаГригорьевна.Моя домработницавспоминает, как раньшееё, красивую и волоокую,мать возила по санаториям,по различным водам,а теперь она одинокаямоет чашечку, содойчистит ложечку мельхиоровую.И некому позвонить в «скорую».Сын её Юра женился рано,жена его, дура,работает в бухгалтерии ресторана.Внуки моей Полины – студент и школьница.И никто о моей Полине не беспокоится.Полина ко мне приходит по понедельникам и четвергам,я иногда пишу о ней в Instagram,иногда добавляю сверху сотенку-две,уходя в союз, кладу их на обеденный стол.Полина вздыхает, крестится: «Будет на корвалол».У Полины больное сердце и ещё много чего болит.Она как никто жарит картошку с луком, печёт бисквит.Полина почти не женщина и тем более не старуха,в ней есть что-то такое особое:не то сила воли, не то жажда жизни, не то закалённость духа.Полина – ребёнок войны, робот один-девять-три-семь,состоит из натруженных рук и блок-схем,из любви к ближним и их посуде из чешского магазина.Она её моет руками голыми, пренебрегая резиной.Моет, как мыли мама и бабушка, по старинке, до скрипа.Иногда какое-нибудь особенно чистое блюдценачинает звучать, как скрипка,в её прекрасных разбухших от мыльной воды ладошках.И некому, всегда некому позвонить в неотложку.И моя Полина, зная про это страшное некому,носит слёзы под сиреневатыми веками.И слёзы эти катятся по щекам и падают в результатена тарелки, и еда в них становится солоноватей.Я ем из этих тарелок, вымытых моей Полиной,и думаю только про то, что и тарелки глина,и мы тоже глина,хрупкая божья глина.

* * *

Я люблю этот город —обетованную степь,на лице его порох,он видел воочию смерть.Он безумен, как шляпник,разливший нечаянно ртуть.Этот город внезапен,но мне не в чем его упрекнуть.Он стоит на границе —силы света и силы тьмы.Он немножечко рыцарь,его горы – всего-то холмы.Его вены, усталые вены —потемневший асфальт дорог.Его все обвиняют в измене,сочиняют ему некролог.Я люблю его, как ребёнка,не болеет ли, не озяб?Как же тонко в нём всё, так тонко,но об этом сейчас нельзя.Впрочем, в тонкости тоже сила,тоже правда и благодать.Я заранье его простила,если будет за что прощать.