Воробьиная сила

Спутники замерли и застыли. У каждой брони имелись контуры на случай серьёзных повреждений тела. В этом режиме жёстко фиксировались сочленения и спина, предотвращая таким образом дополнительные повреждения костей и позвоночника. Я на всякий случай навалился на спутников изо всех сил. Но сплетённая из четырёх тел фигура с восьмью точками опоры держалась очень крепко.

— О госпожа моя, Властительница Ночи, Повелительница Грёз, — начал я тихую молитву. — Яви нам свою милость, пошли короткое сновидение, одари своей силой и любовью! Дай возможность прийти на спасение, дай шанс успеть вовремя, оказать помощь и принести освобождение!

Не успел я договорить последнее слово, как вся наша компания провалилась в сон.

* * *

Несмотря на то, что я создал барьер, отсекающий все звуки, всё равно старался двигаться как можно тише и незаметней. Сейчас я с огромной благодарностью вспоминал жёсткие и требовательные уроки Дреймуша, который вовсю воспользовался безграничным временем, предоставленным Царством госпожи. Он добился впечатляющих результатов даже со мной, стариком, которого пришлось переучивать заново. Ноги словно сами выбирали надёжные камни, избегали участков с травой или мхом, а когда это не получалось, ступали так, чтобы оставить как можно меньше следов. Несмотря на то, что артефакт тактической системы — та самая пирамида, которую я использовал во время сражения с крежл-змеем — находился внутри пространственного кармана Таага, наскоро созданные мною структуры, соединяющие пирамиду с управляющим кристаллом голема, работали. Конечно, сильно страдала пропускная способность и скорость реакции, но таким образом я хотя бы мог понять, где находятся мои спутники, активировавшие невидимость брони. Сам я тоже оставался невидимым, но только благодаря иллюзии, которую проецировал верный Тааг.

Полный Тагунар давал достаточно света, а остальное с лихвой восполнял мой имплантат, я видел дорогу не хуже, чем даже днём. Штурмовая броня моих спутников тоже имела системы ночного зрения, так что передвигались мы с максимально доступной скоростью. Вернее, максимально мне доступной — всё-таки самым медленным членом группы являлся именно я.

В любом случае, дорога была знакомой, так что особых задержек не предвиделось. Во сне, созданном Хартаном, мы не только многократно отработали проникновение, сражение с работорговцами и освобождение рабынь, но и несколько раз прошли по узким горным тропкам, так что знали, как и куда идти. Во время пути неожиданно возникла пауза, во время которой я оказался предоставлен сам себе. И сейчас пытался проанализировать свои чувства, возникшие во время этой неожиданной миссии.

Сейчас, отправляясь в неизвестность, на столкновение с изнанкой этого мира, я чувствовал себя… превосходно. У меня не было ни капли опасений, ни тени сомнений, лишь горячее желание идти вперёд. И дело заключалось даже не в том, что меня распирал какой-то особый гнев или ярое желание покарать работорговцев. Конечно же, как человек двадцатого века, я не принимал рабства. Но оно казалось каким-то архаизмом, пережитком глубокого прошлого, явлением из учебников истории, пусть я и понимал, что даже в нашем просвещённом двадцатом веке оно продолжает существовать в диких уголках Земли. Это сильно меня отличало от обитателей мира Итшес, где рабовладение являлось величайшим и самым мерзким из преступлений, столь отвратительным, что одна только мысль о нём вызывала ярость.

Причина моего энтузиазма заключалась совсем в другом. В последнее время я всё чаще и чаще ощущал себя ненужным и бесполезным, человеком, которому только и остаётся смотреть в спины друзей и любимых, бессильно наблюдая, как далеко они вырываются вперёд. Причём, я прекрасно понимал, что такого прогресса они достигли с моей помощью. Что именно я оказал им поддержку, вернул здоровье и даже спас жизнь. Но всё равно не мог избавиться от чувства кислой горечи во рту, отчаяния от собственной беспомощности и бесполезности. Но в этой миссии всё было по-другому. Несмотря на то, что любой из моих спутников мог запросто расправиться с целой армией подобных работорговцев, на этот раз успех зависел именно от меня.

Если в нашей компании кто-то и подходил на роль главного героя иллюзиона или центрального персонажа книги — так это Хартан. Судьба его словно являлась сборником самых популярных клише приключенческой истории: талантливый сирота, выросший в приюте, жизнь в трущобах (пусть трущоб как таковых в Нирвине не имелось, но наиболее близким к ним являлся квартал доков), преступная дорожка, конфликт с бандитами, счастливая встреча с будущим учителем, ну а дальше — череда героических деяний, от сражения с самыми сильными монстрами этого мира, до более чем впечатляющего и зрелищного выступления на арене. Разгром работорговцев и освобождение рабынь прекрасно укладывалось в сценарий. Возможно, когда-нибудь оно станет одним из важных эпизодов жизнеописания великого магистра Хартана Шанфаха. Вот только будущему летописцу придётся иметь дело с неудобным фактом, что в этом эпизоде жизни главную роль сыграл пожилой отец героя, а тому самому пришлось довольствоваться задним планом.

Я тихо захихикал себе под нос. Пусть хотелось хохотать во весь голос, и барьер не пропустил бы ни звука, всё равно приходилось сдерживаться. От Кениры пришла волна любопытства, её очень интересовало, что же вызвало во мне такие эмоции, но я, протянув руку к серьге и переключившись на личный канал, пообещал рассказать позже. Дело заключалось в том, что мы уже пришли.

Работорговцы пусть и были мерзавцами, но идиотами не являлись. Вокруг было припрятано немало артефактов — как обычные вопильщики, наподобие тех, что использовал Алзар, так и более сложные сигнальные контуры. Впрочем, препятствием они больше не являлись — Хартан обезвредил их ещё во время первой вылазки.

Вскарабкавшись по обрыву возле обрушенного моста, я зашёл через обломки ворот во двор замка. В тени под одной из стен, привязанные к засохшим обломанным деревьям, стояли два тигилаша и один задаш. Возле них находились две большие повозки очень необычной конструкции. Речь шла вовсе не о тентах, обшитых тонкой жестью и выкрашенных в неброский цвет. В первую очередь привлекало внимание шасси — сдвоенные небольшие колёса, расположенные попарно на независимых осях. Насколько я понимал, такое строение обеспечивало повышенную проходимость, возможность переезжать даже толстые брёвна и довольно большие камни. Не составляло большой загадки, как именно бандитам удалось завести животных во двор — сразу же за воротами лежал штабель жердей и досок, достаточно длинных, чтобы перекрыть обрушенный мост, пусть использование настолько ненадёжной опоры попахивало слабоумием.

От места, где я ощущал броню своей тёщи, полыхнула круговая волна магии. Мягкая, почти неощутимая, заметная только с помощью моего глазного имплантата.

— Все крупные живые существа находятся наверху, — доложила Мирена. — Остальное — мелочь и животные во дворе.

— Хорошая работа, — заметил я, приложив палец к уху. — Отличный контроль, ты молодец!

— Спасибо, Ули, — ответила она.

С удивлением ощутив от Кениры странную волну веселья, я решил расспросить жену позже и решительно двинулся в замок через центральный вход. Оглянувшись по сторонам, я заметил ещё несколько сигнальных контуров, обезвреженных Хартаном, и направился к главной лестнице. Так как большая часть пролёта была обрушена змеем, пришлось жаться к краю. Тут тоже стояла сигнализация: на этот раз очень простой механический вариант — туго натянутая нить, привязанная к обычной металлической кружке. Несмотря на всю неказистость подобной конструкции, я не мог отрицать её действенность. Даже если кому-то удалось бы обезвредить магические артефакты, в темноте он бы неизбежно зацепился и устроил бы сильный грохот. Эту ловушку Тана обезвреживать не стал — бандиты слишком легко могли проверить её целостность, так что пришлось осторожно переступать.

Мы расположились вокруг дверного проёма, завешенного куском плотной парусины. За той стороной слышались голоса и раздавались тихие женские вскрики. Не требовалось особо бурного воображения, чтобы понять, как именно работорговцы скрашивали скучные вечера.

Сейчас наступал очень деликатный этап нашего плана. Не имею понятия, как именно Хартан умудрился незаметно проникнуть внутрь, но теперь это предстояло сделать и нам. И пусть это подобие портьеры не являлось препятствием, пройти, чтобы не потревожить бандитов, ничуть не получалось.

Идеальным вариантом было бы использование силы Ирулин. Можно было бы подарить работорговцам крепкий здоровый сон, после чего заходить внутрь, хоть полным составом военного оркестра, наигрывающего бодрые марши. Вот только ничего подобного сделать я не мог. Во время вылазки на Огенраэ никто из нас не желал зла ни обитателям дворца, ни страже, ни солдатам гарнизона. Даже убийство принца и последующий грабёж являлись лишь следствием вновь открывшихся обстоятельств, так что Ирулин не сочла их нарушением благости и справедливости. Теперь же всё было по-другому. Хоть главной нашей целью и являлось освобождение рабынь, но даже само по себе оно шло работорговцам во вред. Что уж говорить о том, что мы собирались причинить немало боли и страданий им самим? Пусть наши действия являлись оправданными, поимка и наказание преступников богиней полностью одобрялось, но, увы, оно полностью противоречило её Праву. И как паладин её, святой её и верный слуга её, я ощущал самыми глубинами своей сути, что сила богини не отзовётся. Впрочем, задачу это не осложняло, просто закрывало наиболее простое решение.