Воробьиная сила

Впрочем, для Хартана даже этого было более чем достаточно.

— Девчонки, чего мы стоим! Пойдёмте, я покажу вам настоящий замок Раэ! — крикнул он.

— Тана, подожди, — остановил его я. — Теперь замок наш, и мы не будь называть его именем королевской семьи!

— Замок вообще-то мой! — засмеялся Хартан. — Его мне подарила Миру. И мы назовём его в честь владельца, будущего великого магистра! Как вам Цитадель Хартан?

— Не очень, — мотнула головой Кенира.

— Хартан из Цитадели Хартан звучит ужасно, — добавила Мирена.

Даже Сианна и её дочки согласно кивнули, соглашаясь.

— Пап, придумай что-нибудь! — тут же нашёлся Хартан. — В твоём родном языке столько отпадных словечек!

Я на секунду задумался. Никогда не отличался богатой фантазией, но Тана был прав. Одним из главных преимуществ немецкого языка являлись красивые словесные конструкции и звучные названия. Я посмотрел на его довольное улыбающееся лицо, бросил косой взгляд на свою любимую скульптурную композицию, и в который раз поразился схожести улыбок Таны и этого осла.

— У меня есть просто потрясающее название, — наконец, улыбнулся я. — Мы назовём замок Изельшталь! Ну а мост будет зваться Изельбрюке!

— А что это обозначает? — с подозрением спросил сын.

— Мост Находчивости, — совершенно не соврав, ответил я, — И Обитель Непреклонной Решимости.

?????

? «когда на наших шеях повис жёрнов нового замка» — Einen Muhlstein um den Hals haben, идиома, обозначающая «чемодан без ручки», нечто неудобное. Изначально имеет библейское происхождение, правда там употребляется в значении «тазика с цементом».

? «Ещё одной колодой на ноге висел замок Раэ» — Wie ein Klotz am Bein, выражение, аналогичное предыдущему.

? «Мы назовём замок Изельшталь! Ну а мост будет зваться Изельбрюке!» — der Eselstall, die Eselbrucke. Первое — «ослиный хлев». Ули сказал сыну почти что правду, вопрос лишь в интерпретации: хлев в каком-то роде действительно обитель, а отличительная черта ослов — непреклонная решимость, то есть ослиное упрямство. Второе — «ослиный мост». И вот тут всё гораздо интересней. «Ослиным мостом» немцы называют мнемотехники, помогающие запомнить те или иные правила. К примеру «Каждый Охотник Желает Знать, Где Сидит Фазан» — это типичный «ослиный мост». Происходит ещё из средневековья, когда ослы не хотели переходить канавы и даже ручьи, так что погонщики брали с собой несколько дощечек, из которых просто выкладывали символический мостик, по которому упрямая скотина идти уже соглашалась. Использовав это слово, Ульрих скаламбурил.

Глава 15 Второе дыхание

Несмотря на гору новых проблем, я решил оставить их на родных и заняться по-настоящему важными делами. Сейчас главным для меня был вовсе не Изельшталь и не обустройство Шпаценхорста. Теперь я дошёл до того этапа, когда мог приступить к собственному омоложению и избавиться от оков, которыми являлось моё дряхлеющее тело. Так что я велел никому меня не беспокоить и отправился в свою лабораторию, где среди множества генетических образцов и рабочих артефактов ощущал, что нахожусь в подходящей обстановке. Для начала мне требовалось секвенировать собственную ДНК, получить ту самую комбинацию хромосом, делающую меня мной. Применив соответствующие чары, отобрав из единственной капельки крови ту идеальную молекулу, что содержала мой генетический код, я приступил к длительному и тяжёлому этапу считывания. Теперь я не мог полагаться на Склаве, даже самые скучные и утомительные вещи приходилось делать самому. И пусть способность расслаивать внимание и занимать несколькими вещами никуда не делась, но отстраниться от совершаемых действий не получалось. Мой обновлённый разум гораздо лучше справлялся с нагрузками, их на себя брала моя магия, но всё равно, задачи подобного масштаба давались вовсе не легко. Так что едва я дождался результата, как тут же записал его в один из одноразовых кристаллов и очистил сознание, отдыхая.

Мой взгляд скользил по стенам, по полкам, на которых стояли окутанные стазисом сосуды с образцами, и я с удовольствием отмечал, какое количество монстров повидал и даже победил. Сосуды не имели подписей, но мой разум помнил всех зверей на память — даже тех, чьи образцы мы просто украли. На одной из пробирок моя улыбка увяла. Клочок шерсти в ней вызвал очень болезненные воспоминания, даже более унизительные, чем от встречи с теми двумя воробьями. Снова взыграло любопытство, желание узнать, какой именно магией обладает эта мелкая пушистая тварь. В связи с навалившимися заботами у меня как-то вылетело из головы, что я разместил заказ в Нирвине, и к этому времени моя землеройка уже должна родиться.

Мысли об этом маленьком, симпатичном, но совершенно выводящем из себя монстре вызвали какую-то неожиданную ностальгию. Я шёл по лаборатории, касался руками каждой пробирки, чувствуя в кончиках пальцев неприятное покалывания стазиса. Вспоминал облик монстров, их силы и возможности. И ощущал какую-то детскую обиду за то, что людям не досталось их силы, скорости, зрения, регенерации. И то, что монстры получают просто по факту рождения, человек может достигнуть лишь постоянными утомительными тренировками, побеждая лишь с помощью разума. Ведь если бы монстры были достаточно умны, чтобы целенаправленно планировать развитие, то некоторые из них стали бы непобедимы. И пусть теперь я тоже получил магию, совершив практически невозможное, но тело-то моё осталось…

Остановившись на полушаге, я замер. Идея, яркая, словно вспышка молнии, пронзила мозг. Я рухнул на стул и уставился невидящим взглядом в потолок, обдумывая преимущества и недостатки. И как таковых недостатков я не нашёл, если, конечно, не считать за таковые дополнительный огромный объём работы!

Кто сказал, что я должен оставаться обычным человеком, отличающимся даже от обитателей Итшес? Кто сказал, что мне надо сохранить свой прежний облик, лишь отмотав время назад? Химерологи испокон веков объединяли геномы монстров и животных, получая совершенно невиданные прежде варианты. Конечно, не все получившиеся гибриды жизнеспособны, многие гибнут прямо в зародыше из-за конфликта генов или магии. Но за века и тысячелетия существования этого раздела науки было придумано множество способов увеличить вероятность успеха.

Я могу сам собрать себе тело: сильное, быстрое и крепкое. Могу заменить глаза на нечто, даже на начальных этапах развития сравнимое с моим старым протезом. Я могу спроектировать свою внешность, выбрать телосложение, рост и даже черты лица. Могу подарить себе даже регенерацию — ведь существует немало тварей, у которых она не является свойством магии, а закодирована в геноме. Да, из-за столь кардинальных изменений увеличивается опасность, уменьшается вероятность успеха у процесса преобразования. Вот только именно я, с моим мозгом, всё могу просчитать заранее, а потом, во время ритуала, от фатальных последствий меня убережёт сила Ирулин!

Перспективы оказались настолько заманчивыми, что я запустил руки в волосы, вскочил, и заметался по лаборатории. Только инерция и косность мышления не позволяли мне взглянуть на будущий ритуал с другой стороны. И самое обидное, я не мог даже пенять на своё происхождение — именно земные литература и комиксы были наполнены различными оборотнями, вампирами, сумасшедшими учёными, соединяющими в одно целое зверя и человека. Да, обычно у таких существ к преимуществам прилагался фатальный недостаток. Но в том-то дело, что с помощью планирования, расчётов и проверок, я могу избежать любого из них. Ну и даже если я превращусь в безумного оборотня, то со мной божественная сила моей госпожи, которая избавит от любого безумия. Если какую-то особенность нового тела я посчитаю неблагоприятной, тогда именно Право Ирулин ликвидирует её, исцеляя, словно болезнь.

Я вновь впал в состояние фуги, но теперь ничуть не терял контроль, следовал жгучему желанию, не рискуя прерываться ни на миг. Я один за другим секвенировал образцы, выделял гены и их сочетания, чтобы потом объединить в идеальную модель. Кенира ощущала моё состояние, она слала мне чувство поддержки, приносила в лабораторию еду и убирала пустые тарелки. Когда наступала ночь, она заботливо вела меня назад, водила в туалет и душ, укладывала в кровать. Лишь погружаясь в Царство госпожи, я приходил в себя достаточно, чтобы внятно обрисовать жене идею, а после этого продолжал вычисления даже во сне. Мне пришлось вновь начать есть сладкое, так как чувствовал, что моя магия не всегда справляется с нагрузкой, ударяя отдачей по хрупкому органическому носителю.