Воронцов. Перезагрузка. Книга 3
Шрифт:
Машка не могла усидеть на месте от любопытства. Она крутилась вокруг, заглядывая в миску, и наконец не выдержала:
— Дай я попробую! — попросила она, протягивая руку к венчику.
Я с улыбкой передал ей орудие труда, и Машка с энтузиазмом принялась за дело. Поначалу её движения были неуверенными, венчик то и дело цеплялся за края миски, но постепенно она приноровилась.
— Вот так, кругами, — подсказывал я, иногда направляя её руку. — И не останавливайся, иначе всё опадёт.
Машка взбивала, взбивала, и тут вдруг смесь начала меняться
— Ой, а это как? — воскликнула Машка, на секунду останавливая венчик от удивления. — А почему оно так?
— Не останавливайся, — напомнил я. — Вот, говорю — взбивается. Продолжай.
В её глазах читалось настоящее изумление, смешанное с восторгом.
Когда масса стала устойчивой и увеличилась почти втрое, я кивнул, показывая, что достаточно. Машка с гордостью отставила миску, рассматривая результат своих трудов.
— Теперь следующий шаг, — сказал я. — Возьми ту сковородку, на которой картошку жарили, и поставь в печь, чтоб та нагрелась.
Машка послушно метнулась, достала указанную сковороду — чугунную, с высокими бортиками — и поставила её в печь.
— Пока она греется, — продолжил я, — берем муку. Тоже по ложке на яйцо.
Я аккуратно отмерил муку и начал медленно добавлять в яичную смесь.
— Теперь перемешиваем ложкой, — пояснил я, — но уже медленно и аккуратно, чтоб то, что сбили, сохранилось, но мука при этом растворилась и была без комочков.
Машка наблюдала, затаив дыхание, как я осторожными движениями вмешиваю муку в пышную массу.
— Дай я попробую, — снова не выдержала она, и я с улыбкой уступил ей место.
Машка старательно повторяла мои движения, иногда останавливаясь и вопросительно глядя на меня, проверяя, всё ли правильно делает. Я кивал, подбадривая её, и она продолжала с ещё большим рвением.
Когда тесто было готово — однородное, без комочков, но при этом не потерявшее своей воздушности, — я проверил сковороду. Она уже достаточно нагрелась.
— Теперь смажем её маслом, — сказал я.
Мы смазали внутреннюю поверхность сковороды тонким слоем масла, используя чистую тряпицу, и аккуратно вылили получившееся тесто в ёмкость.
— Всё — ставь в печь, — скомандовал я. — На минут сорок-пятьдесят.
Машка осторожно, используя холщовые рукавицы, поставила сковороду с тестом в печь, в место, где жар был ровным, не слишком сильным.
— А теперь займемся другим, — продолжил я, не давая ей времени на расспросы. — Возьми литр сметаны.
Машка достала глиняный горшок со сметаной.
— Добавь пол кружки мёда, и взбивай венчиком, точно так же, как до этого яйца взбивали.
Машка замерла, держа в руках горшок со сметаной и глядя на меня с нескрываемым любопытством.
— Егорушка, а это что будет-то?! — не выдержала она наконец.
— Увидишь, — ответил я с загадочной улыбкой. — Давай, начинай взбивать, а то тесто уже печётся.
Машка, сгорая от любопытства, но доверяя
мне полностью, принялась усердно сбивать будущий крем. Вскоре медово-сметанная смесь начала приобретать нужную консистенцию — густую, но при этом воздушную.Я поглядывал на тесто через приоткрытую заслонку. Оно постепенно поднималось, становясь всё пышнее и золотистее.
Запах, распространявшийся по избе, был божественным — сладкий, тёплый, уютный. Даже Бусинка, обычно дремавшая где-нибудь в уголке, подошла ближе, принюхиваясь и с интересом наблюдая за нашими действиями.
Когда тесто поднялось и зарумянилось, приобретя красивый золотисто-коричневый цвет, а крем был доведён до нужной консистенции, я аккуратно, используя тряпицы, достал сковороду из печи и поставил её на стол.
Испечённый бисквит выглядел великолепно — высокий, пышный, с аппетитной корочкой. Машка смотрела на него, как на восьмое чудо света, не решаясь прикоснуться.
— Теперь дадим ему немного остыть, — сказал я, — а потом будем делать коржи.
Через некоторое время, когда бисквит остыл настолько, что можно было с ним работать, я взял острый нож и аккуратно разрезал его горизонтально на четыре ровных коржа.
— Вот так, — пояснял я, действуя неторопливо и методично. — Важно, чтобы коржи были одинаковой толщины.
Машка наблюдала за процессом, затаив дыхание. Когда все четыре коржа были готовы и аккуратно выложены на стол, я взял глубокую миску с кремом.
— Теперь будем собирать, — сказал я. — Смотри внимательно.
Я взял нижний корж и положил его на большое деревянное блюдо. Затем, используя деревянную лопаточку, нанёс на него ровный слой крема. Сверху положил второй корж, снова слой крема, и так далее, пока все коржи не оказались уложены друг на друга, промазанные кремом.
— Последний штрих, — сказал я, нанося оставшийся крем на верх и бока собранного пирога, создавая ровное, гладкое покрытие.
— Ну вот, — удовлетворённо произнёс я, отступая на шаг и любуясь своим творением. — Теперь пусть пропитается.
Машка недоуменно смотрела на всё это. Её лицо выражало смесь восторга, удивления и некоторого непонимания.
— И что теперь? — спросила она наконец.
— Теперь ждём, — ответил я. — Часа два, не меньше. Коржи должны пропитаться кремом, стать мягкими. Тогда будет самое то.
— А как это есть потом? — поинтересовалась Машка, не сводя глаз с необычного творения.
— Нарежем ломтиками, как хлеб, только тоньше, — пояснил я. — Вот увидишь, какая это вкуснота будет.
— И как это называется? — Машка обошла стол, разглядывая нашу выпечку со всех сторон.
— Торт, — ответил я. — Бисквитный торт с медово-сметанным кремом.
— Торт, — повторила она, словно пробуя слово на вкус. — Чудно как…
Закончив с кулинарными делами, я оставил Машку дома готовить ужин, сам же вышел во двор. Летнее солнце припекало немилосердно, и я невольно прищурился. Нужно было посмотреть, как там строительство нового дома продвигается.