Вороны Вероники

– Идем, - приказал Ланти голосом, в котором не было и тени страсти, и снова сжал ее локоть.

* * *

Дольче Мартини, взявший на себя нелегкий труд служить биографам всем лучшим людям Сидоньи: и живым, и уже усопшим, - так отозвался о Ланти: «Подлая, легкомысленная скотина, неспособная держаться чего-то одного». Причиной пафмлета послужил резкий отказ: Альдо не собирался писать портрет Мартини, он этого человека на дух не переносил. В отместку почтенный биограф разразился целым ворохом сплетен, и последние полгода становился то заморским шпионом, то любовником Джанлу. Это странным образом создало ему отличную рекламу. И все же, приходилось признать, что кое в чем Мартини прав. Альдо действительно стремительно менял уже принятое решение, правда, только если оно мешало интересной работе. Дела обычно захватывали Альдо стремительно, с головой, и он едва ли мог этому сопротивляться.

Еще вчера он был твердо намерен довести дело до конца. Ночь за ночью подводить свою юную жену к самому краю, пока не получит желаемое. Но теперь это решение было позабыто, и его мыслями завладела картина для Понти. Замысел полностью сложился в голове, заиграл самыми яркими красками. Как всегда бывало в подобном случае, Альдо не мог ни пить, ни есть, ни спать, его не возбуждали в эту минуту женщины. Свинцовый карандаш порхал над голубоватой бумагой, оставляя тонкие, легкие, едва уловимые глазом штрихи. Покатое бедро, примятая подушка, рассыпанные по тонкому льну волосы. Они будут пшенично-золотыми, когда Альдо возьмется за краску.

Не та поза.

Нужно нечто совершенное, полное чистой страсти. Или же наоборот, полное грубого, животного. Что скорее приведет прекрасную Бианку в постель Понти: любовное объятие или животное соитие, грубое и жестокое? Альдо нарисовал пару в объятьях, сплетенную на простынях; женщину, оседлавшую мужчину; женщину на четвереньках, точно сучка в течке. Распластанную под мужчиной и повелевающую им.

Не то. И это не то.

Бианка Понти-Вале никогда не полюбит герцога, там нечего любить. У него нет достоинств, а пороки его неспособны возбудить и отъявленного распутника. Понти мерзок. Значит, Бианку Понти-Вале покорит грубая сила. Она перетерпит это. Зато очень быстро станет одной из самых богатых и влиятельных женщин побережья.

Альдо прикрыл глаза. Ему такое было не по вкусу. Он и сам был когда-то пленником, и потому не выносил, когда ограничивалась чья-либо свобода. Это была единственная причина, по которой Альдо подписал письмо в поддержку Джанлу после его последнего опасного памфлета. Птицы не должны сидеть в клетках. Но Бианке Понти-Вале придется это испытать.

Обычно он предпочитал писать с натуры, но от одной мысли, что придется связать женщину, его мутило. И все же, требовалось зарисовать это: скрюченная, окутанная веревками, с бедрами, разведенными и прижатыми к животу, подвешенная так, чтобы мужчина с огромным фаллосом…

За спиной послышалось аханье. Карандашный грифель сломался, и достоинство Понти, о котором ходили неправдоподобные легенды, было обезображено. Альдо хмыкнул и обернулся.

Невинная, свежая его юная жена смотрела, прижимая руку ко рту и пожирая рисунок глазами. Непонятно было, ужас у нее вызывает изображенная сцена или волнение. На девушке была тонкая, соблазнительная сорочка и парчовый халат, и Альдо похвалил себя. Глаз не подвел его, вещи сидят идеально.

– Что вам нужно, синьора?
– Альдо потянулся за ножом и принялся очинять карандаш.

– Я… - Дженевра сглотнула. Взгляд ее метнулся опять к рисунку.
– Вы… вы собираетесь… исполнять супружеский долг?

Альдо хмыкнул. Как легко с ней все выходит. Еще пара дней, и юная, невинная, но такая чувственная Дженевра будет вожделеть его, утратив рассудок. А за ненавистью дело не станет. Он, конечно, не граф Понти, но и его любить особо не за что.

– Нет, синьора, - Альдо тронул пальцем кончик карандаша, проверяя остроту.
– Не собираюсь.

– Не собираетесь?
– переспросила Дженевра, и непонятно, чего больше было в ее голосе: разочарования или облегчения.

– Увы, синьора, у меня работа, - и он кивнул на рисунки.

Дженевра скривилась от отвращения.

– Это мерзко.

– Некоторым синьорам нравится вешать подобное в своей спальне. А некоторым — связывать женщин.

– То есть, - Дженевра нагнулась и подняла разбросанные эскизы, - это вопрос вкуса?

– Именно.

Альдо вернулся к работе, внутренне досадуя. Когда речь шла о по-настоящему важных заказах, зрители его раздражали. Но пусть Дженевра посмотрит некоторое время на рисунки, а потом Альдо передаст ей книгу Джанлу о знаменитых любовниках прошлого. Базиле Мондо выполнил для нее две дюжины весьма пикантных, волнительных и реалистичных иллюстраций.

– Все эти картины ваши, синьор?

– Я работаю, - буркнул Альдо.

– Извините меня.

Шелест ткани за спиной отвлекал и раздражал, и все никак не удавалось поймать нужное выражение лица. Будет ли это паника? Страх и боль? Или путы и беспомощность принесут наслаждение?

– Зачем вы женились на мне?

Альдо бросил взгляд через плечо. Еще слово, он встанет, перебросит девчонку через плечо и вышвырнет из мастерской. Или, подумалось, повалит на постель и овладеет ей.

Нет. Рано.

– Я дорого обошлась вам, - продолжила Дженевра.
– Но вы меня не хотите. Вы…

Она осеклась. Должно быть, побоялась выдавать, что подглядывала минувшей ночью. И славно. Значит, она придет еще раз, и Альдо будет, что показать ей. Он поднялся, отложил карандаш, взял Дженевру за теплую руку и подвел к двери.

– Идите спать, синьора. У меня важная работа.

И, заперев за молодой женой дверь, Альдо вернулся к рисунку.

* * *

Утром Дженевру пришел будить не Бригелла, а хорошенькая девушка. Ее румяное, веснушчатое лицо было лишено пудры и иных красок, а золотистые волосы заплетены в простую косу. Только видный в весьма скромном вырезе платья рисунок, украшающий груди девицы, указывал на то, что это не деревенская простушка. Дженевра вспыхнула от гнева. Вчера Альдо Ланти выгнал ее, а сегодня подсунул шлюху! Хорошенькое дело! Днем она будет прислуживать хозяйке, а ночами, значит, обслуживать хозяина?!

– Смеральдина, синьора, - девица присела в реверансе.
– Я приготовила воду для умывания. И, синьора, вы желаете с утра кофе или горячий шоколад?

– Вон!

– Синьора?
– на лице девицы появилось удивление.

– Вон!
– Дженевра запустила в нее одной из подушек, и девица скрылась за дверью.

Плакать хотелось от досады. Дженевра никогда не стремилась замуж, но полагала, если уж такое случится, брак ее будет обыкновенным. Она будет покорна мужу, возможно, найдет в ночах с ним удовольствие — Джованне ведь соитие явно нравилось; она родит детей. Накануне свадьбы она смирилась, что придется отдаться Альдо Ланти. Она не ожидала только одного — пренебрежения. Альдо Ланти предпочел ей работу? Ладно. Для большинства мужчин дело стоит на первом месте, а художники и вовсе — сумасшедшие. Но в первую же ночь — их брачную ночь!
– он предпочел общество куртизанок! И это было оскорбительно.

А может… это только что пришло Дженевре в голову. Может быть, Ланти женился на ней из-за проигранного спора? В Сидонье, случается, называют совершенно безумные фанты. Тогда понятно, отчего Ланти не хочет ее. Но в таком случае, пусть брак их будет лишь формальностью, и Дженевра, зная это, будет спать спокойно.

Дженевра оделась, не прибегая к помощи «служанки», заплела простую косу и поспешила наверх, в мастерскую. Непременно нужно прояснить все сейчас и перестать бояться и тревожиться. Уже поднявшись наверх, Дженевра подумала, что дверь может быть заперта, но она оказалась открыта. Должно быть, Бригелла принес поднос с завтраком, и он стоял теперь на столе. Или, кольнуло, это была служанка. Дженевра на мгновение представила, как Ланти тискает эту девицу, а может, овладевает ею по-быстрому, и тряхнула головой. Прочь! Прочь эти мысли! Это все те мерзкие рисунки накануне.