Восемь Драконов и Серебряная Змея

— Благодарю вас, господин У, — дружеская улыбка Инь Шэчи немного нарушала церемонность его ответа и поклона. — Знакомство с вами — словно встреча дракона и тигра в бурю[2].

— Вот-вот, — поддакнула Му Ваньцин. — Будь уверен, У Юньлун — наша семья тоже тебя не забудет. Такую диковину, как прилежный и мудрый чиновник, забыть трудно.

— Твои слова слишком жестоки к людям, служащим империи Сун, Ваньцин, — с постным лицом проговорил судья, и, понизив голос, добавил:

— Но, увы, не лишены правды, — девушка, весело хихикнув, согласно покивала.

— Не будем больше задерживать вас, господин У, — закруглил их прощание Шэчи. — Берегите себя.

— В добрый путь, Шэчи, Ваньцин, — доброжелательно ответил чиновник.

В последний раз раскланявшись с лоянским судьей, молодая пара двинулась по улице, ведущей от ямыня к рыночной площади. День в древнем городе, усилиями танских правителей приблизившемся к столице своими богатством и многолюдием, начинался рано, но горожане пока еще лишь выбирались из теплых постелей, не успев наполнить широкие мощеные улицы Лояна обыденной шумихой. Приметив сонного торговца сладостями, что явно поспешил начать рабочий день, и сейчас скучал на обочине, Инь Шэчи подошел к нему, и приобрел несколько палочек любимой сладости Му Ваньцин — засахаренных ягод, получив в награду улыбку жены, и ее нежный поцелуй.

— Я припоминаю, вчера, перед тем, как мы наткнулись на труп того отравленного бродяги, ты говорил что-то о единственном для нас способе разведать силы секты Синсю, — задумчиво проговорила девушка, лениво покусывая красный шарик лакомства.

— Я говорил такое? — округлил глаза Шэчи в неподдельном удивлении. — Правда? — Му Ваньцин растерянно кивнула. Юноша некоторое время молчал, в задумчивости скребя подбородок, но вскоре, его лицо просияло пониманием.

— Вспомнил! — заявил он. — Когда ты отказалась пускать меня к Цяо Фэну, чтобы истребовать помощь его младших с разведкой в обмен на услугу, я хотел сказать, что нам остался один-единственный способ придумать хороший план действий. Хочешь услышать его, жена моя? Он работает с любыми сложными вопросами, не только теми, что касаются противостояния врагу.

— Конечно, — заинтересовалась Ваньцин. — Говори скорее, Шэчи, что это за чудесный способ?

— Чудесного в нем мало, — хитро улыбнулся юноша. — И он, по сути, прост: когда долго думаешь над чем-то, и ничего не придумывается, до того, что положение кажется безвыходным, нужно отвлечься на что-то иное. Неважно, на что — сгодятся вино, игры на деньги, бои сверчков, посещение дома удовольствий… кхм, — он смущенно закашлялся, и поспешно добавил:

— Не то, чтобы какие-то грязные девки могли и близко сравниться с великолепием той несравненной богини, что шествует сейчас рядом со мной, и осеняет своей благодатью мою постель каждую ночь. Нет, о веселых домах мы, конечно же, и думать не станем. Я и упомянул-то их лишь из давней привычки.

— Я всегда знала, что ты — бесстыжий развратник, — припечатала Ваньцин. Девушка сурово нахмурилась, но ее глаза смеялись, глядя на искреннее смущение мужа. — Только редкостный прелюбодей мог потащить девицу в постель вечером первого же дня их знакомства. Ладно, забудем о домах удовольствий и твоих похождениях в их стенах… пока забудем. Расскажи побольше о твоем способе отвлечения.

— Да больше и рассказывать-то нечего, — с облегченным видом заговорил Шэчи, заметно радуясь смене темы. — Человеческий разум, не могущий справиться с какой-либо задачей, зачастую просто не видит ее удачного решения, ослепленный всеми неудачными, о которых успел подумать. Стоит ему отойти от непрерывных раздумий о решаемом вопросе, и ответ сам придет, словно ниспосланный небом. Нужно только отвлечься хорошенько. Я часто применял этот способ, и он неизменно срабатывал.

— И, конечно же, чаще всего ты применял его в веселых домах, — с притворной строгостью отметила Му Ваньцин. Глядя на вновь смутившегося юношу, она весело рассмеялась. — Не обижайся, муж мой, я просто шучу, — добавила она, чуть крепче сжав его ладонь.

— Клянусь, любимая жена моя, после встречи с тобой, я и думать забыл о других женщинах, — проговорил свекольно-красный Шэчи. — Даже во хмелю и во сне, никто, кроме тебя, не приходил мне на ум.

— Я верю тебе, мой милый муж, — легко согласилась Ваньцин, и, обняв юношу за плечи, коротко поцеловала его в щеку. — Твое смущение — лучшее тому доказательство. Послушай лучше тот способ отвлечься, что я предложу, — веселье ушло из ее голоса, сменившись отрешенностью.

— Глупая болтовня того безумца, Юэ Фансяна, хоть и не несла в себе ничего полезного, но все же заставила меня задуматься, — медленно заговорила девушка. — Задуматься о том, что каждый из нас смертен, и время, отмеренное нам великим небом, не так уж и велико. Пэн Цзу, что прожил сто тридцать лет, до сих пор остается старейшим из смертных, а славный Ма Мэнци, умерший от старости в сорок семь лет, считался отжившим полный жизненный срок[3]. Моя мать уже немолода — несколько лет назад, ей исполнилось сорок. Пусть старость и не осмеливается пока приблизиться к ней, матушка давно шагнула за половину своего жизненного пути. Я же, — голос Му Ваньцин дрогнул, и она на мгновение умолкла.

— Я же долгое время не знала, что мы — мать и дочь, — продолжила она, тише и медленнее. — Я не успела узнать ее по-новому, без стоящих между нами боли и горечи восемнадцатилетней разлуки с моим отцом. Я… скучаю по ней, Шэчи, — призналась она. — Скучаю по матери, которой не имела, и которую знала лишь как учителя. Скучаю уже долго. Я не хотела говорить тебе об этом, чтобы не нарушать твои планы, но раз уж срочных дел у нас нет, мы могли бы…

Она не смогла договорить — остановившись, Инь Шэчи шагнул к девушке, и заключил ее в крепкие объятия, зарываясь лицом в волосы Ваньцин. Та молча склонила голову на его плечо, и юноша ощутил кожей жар ее лица, проникающий сквозь шелк ткани халата, и мокрые капли ее сдерживаемых слез.

— Мы отправимся в Да Ли сейчас же, любимая жена, — с трудом выговорил он, кое-как справившись с комком в горле. — Не медля ни мгновения. Дорожную еду можно купить в пути. Наши лошади домчат нас в Юньнань менее чем за неделю, да что там — за несколько дней.

— Излишняя спешка ни к чему, — с заметным облегчением отозвалась Му Ваньцин, громко шмыгая носом. — Я не хочу повторять тот переход из Шэньси в Да Ли, к которому нас принудила учитель… то есть, матушка, — она расслабленно оперлась на мужа, и тот с готовностью поддержал ее. — Больно уж утомительным и неудобным он был.

— Верно, — ответил Шэчи, также успокоившийся, и весело добавил:

— Не самым мелким из его неудобств были полные целомудрия и воздержания ночи, проведенные под бдительным оком твоей матери.

— Негодный развратник, — хихикнула Ваньцин, и, подняв голову, коротко чмокнула юношу в губы. — Пойдем. Если мы успеем к южным воротам до окончания часа Кролика[4], то минуем толпу, и быстрее выберемся на большую дорогу, — Шэчи согласно кивнул, и, в последний раз сжав жену в объятиях, вновь взялся за повод Зимнего Ветра.

Примечания

[1] Китайская иллюстрация поговорки «умные люди мыслят одинаково». Обсуждая с Чжугэ Ляном способ победить флот царства Вэй, Чжоу Юй предложил, чтобы они написали придуманное у себя на ладони. Показав друг другу написанное, оба обнаружили один и тот же иероглиф — «огонь».

[2] Встреча тигра и дракона в бурю — поговорка-чэнъюй, означающая на редкость удачную встречу.

[3] Пэн Цзу — один из прародителей китайского народа. По легенде, прожил то ли четыреста, то ли сто тридцать лет (я взял реалистичную цифру). Мэнци — второе имя силянского полководца Ма Чао, жившего в эпоху Троецарствия.