Восемь Драконов и Серебряная Змея

Строй ханьцев вновь сомкнулся и нажал на врага, тесня его остриями копий, и всадники, ошеломленные быстрой и бесславной смертью командира, подались назад. Тут же, стоящие в задних рядах солдаты Сун вновь достали зажигалки, но на сей раз, не огненные копья были в их руках. Каждый из них держал по небольшому горшочку с надёжно залитым сургучом горлышком, из которого торчал шнур фитиля. Зашипели тлеющие запалы, глиняные ёмкости по широкой дуге отправились в самую гущу врага, брошенные твердой солдатской рукой, и оглушительные взрывы загремели по всей линии соприкосновения войск.

Строй киданей вновь смешался — боевые кони, посеченные глиняными осколками и ошеломленные грохотом взрывов, несли, куда глаза глядят, забыв о рвущих их губы удилах. Иные всадники и сами нахлестывали своих скакунов, охваченные суеверным ужасом — адский грохот и вонь сгоревшего пороха заставили их сердца дрогнуть, обращая ляосцев в бегство. Копейщики Сун немедленно воспользовались этим, напирая на расстроенные ряды врага. Младшие воинские начальники я-цзяны заходились в командных криках, и их подчинённые дружно снимали киданей с седла слаженными ударами копий, уколами наконечников гнали прочь обезумевших коней, и без труда отбивались от тех немногих врагов, что сохранили трезвый рассудок и желание сражаться.

Ляосцы не стали бездумно продолжать расстроенную атаку — зазвучали сигнальные рога, и потрёпанная конница оттянулась назад. Киданьские всадники перестроились, и, взяв короткий разбег, вновь ринулись на врага единой воющей и грохочущей лавой. Фань Шаохуан хладнокровно парировал этот натиск огненными копьями — зажглись фитили, вспыхнуло пламя, ударил частый дождь из железных и каменных капель, и конная атака бесславно захлебнулась. Не могущая набрать достаточно скорости на неровных предгорьях Хэншаня, тяжёлая кавалерия не сумела прорваться сквозь огонь и сталь, и опрокинуть врага ударами копий и натиском боевых коней, как задумывали ляоские военачальники. Вместо этого, остатки конницы оттянулись назад, давая дорогу пехоте.

Инь Шэчи оглядел стройные ряды тяжёлых пехотинцев Ляо с невольным уважением. Надёжно укрытые железными пластинами ламеллярной брони, словно драконы — чешуей, они ничуть не уступали в защищённости тяжелобронированным пешим солдатам Сун. Длинные стальные острия копий в их руках хищно блестели, тяжёлые мечи ждали своего часа в ножнах, а луженые глотки киданьских солдат испускали волчий вой и грозный, низкий рык, обещая врагам незавидную судьбу добычи.

Вновь вспыхнувшие огненные копья выкосили первые ряды ляосцев, и замедлили их наступление, давая ханьским командирам время выдвинуть вперёд свою тяжёлую пехоту. Несмотря на успех этого перестроения, и поддержку бомбометчиков, чьи снаряды продолжали сеять ужас и замешательство в рядах врагов, было ясно: в столкновении пеших солдат, ханьцы неминуемо уступят киданям. Слишком уж много тяжелобронированных воинов Ляо надвигалось на сунский строй, и слишком уж четким был их шаг, выдавая выучку и опыт. Ханьское построение же по-прежнему чернело кожаными доспехами простых солдат, и их деревянными щитами, обзаведясь лишь самой малостью металлических вкраплений пехотинцев в железной броне. Сияющий металлом строй ляосцев, наседающий на ряды сунской пехоты, выглядел топором палача, уже коснувшимся шеи жертвы.

— Друзья! — воскликнул Инь Шэчи. — Пришло время и нам обагрить клинки кровью врага! Покажем ляоским разбойникам силу семьи Дуань!

Девять фигур без спешки шагнули вперёд, обнажая оружие, и солдаты расступились, давая им дорогу. Кидани, привлеченные обманчивой уязвимостью этой безобидно выглядящей горстки людей, защищённых лишь тканью халатов и рубах, дружно бросились на них, выставив вперёд копья. Бросились, и отхлынули, оставив на утоптанной земле с полтора десятка неподвижных тел.

Копьё Ба Тяньши вилось вокруг его тела гибкой змеёй, в молниеносных бросках уязвляя врагов остриём, сбивая ударами древка, и рассекая сталь их доспехов лезвием длинного наконечника. Длина его оружия ничуть не мешала ловкому и подвижному далисцу: словно легендарный Чжао Цзылун[2], он разил и теснил врагов, многократно превосходящих его числом, с равной лёгкостью побеждая как ближних, так и дальних.

Хуа Хэгэнь бился спокойно и расчётливо, успевая сражать врагов и прикрывать своих. Точные удары его сабли не стремились сплеча рубить сталь киданьских доспехов, вместо этого находя уязвимые места, и нанося жестокие, болезненные раны. Ляосцы, отведавшие клинка далиского военного министра, роняли оружие и валились с ног, неспособные продолжать бой, но все ещё живые, вопящие от боли, и сковывающие наступление своих товарищей.

Железо киданьских доспехов не было сколько-нибудь действенной защитой от булавы-метеора в руках Фань Хуа. Далиский министр работ опускал свое тяжёлое оружие на головы и плечи киданей с молодецким хэканьем, и враги неизменно падали, как подкошенные, больше не вставая.

Троица царских телохранителей держалась рядом с Дуань Юем, больше отражая атаки врага, чем пытаясь сразить как можно больше. Защищаемый ими юный далисец с лихвой возмещал их сдержанность: сияющие клинки ци, рассылаемые Дуань Юем во все стороны, неизменно находили в толпе врагов по нескольку целей. Железо доспехов сдерживало их сокрушительные удары лишь отчасти — вот, тонкий луч Меча Шаоинь сорвался с мизинца юноши, и прошил двоих, остановившись в теле третьего. Двое первых жертв смертоносной пальцевой техники рухнули наземь немедленно, а третья, захлебываясь кровью, чуть погодя.

Инь Шэчи и Му Ваньцин бились, вовсю применяя третью форму своего парного боевого искусства. Меч Равноценного Воздаяния включал в себя много больше приемов, чем тот способ быстро достичь врага, которым нередко пользовалась молодая пара. Сейчас, Шэчи и Ваньцин словно кружились в непрерывном танце, держа свободные от мечей руки друг друга. Порой, юноша, крепко утвердившись на ногах, хлестким движением выбрасывал вперёд свою жену, гибкую, словно ивовая ветвь; позволив ей достать нескольких врагов размашистым ударом, бьющим с силой их обоюдного движения, он тут же уводил Ваньцин из-под ответных атак врага. Девушка, в свою очередь, также давала мужу точку опоры, позволяя невесомо-легкому Шэчи промелькнуть мимо вражеского строя стремительным призраком духа смерти, и вернуться обратно, оставляя за собой разрубленные тела. Этот круговорот алого и белого забирал все больше киданьских жизней, легко перемалывая как тела бронированной пехоты, так и сталь ее оружия, выставленного вперёд в попытке защититься.

Неостановимый натиск далиского отряда потеснил врага, и солдаты, видя успех своих могучих союзников, с воодушевленными криками усилили нажим, заставляя киданей пятиться под ударами копий и алебард. Инь Шэчи, бросив по сторонам быстрый взгляд, вскинул кулак, призывая соратников не спешить: их небольшой отряд, вместе с сопровождающими его солдатами Фань Шаохуана, глубоко вклинился в построение киданей, тогда как соседние полки, наоборот, отступали под стальным навалом врага. Раздались команды военачальников, и победоносный полк ду-вэя Фаня неспешно попятился, избегая опасности окружения.

Кидани не спешили преследовать врага, пролившего столь много ихней крови, и Шэчи, пользуясь этим неожиданным затишьем, осмотрелся вокруг. Конный натиск армии Ляо провалился, но тяжёлая пехота сумела потеснить линию ханьцев по всему полю боя. Воины Сун с трудом, но держались под натиском киданей, отступая и неся потери, но не сдаваясь. Лучники и арбалетчики обеих сторон увлеченно перестреливались, пытаясь истощить и обескровить те силы врага, что ещё не вступили в битву, резервы ждали своего часа, а огненные стрелы все так же перечеркивали небо падающими звёздами, вспыхивая где-то в задних рядах войск Ляо. Одни лишь вольные странники Сун действовали крайне непонятным образом.

Зелёные одеяния секты Цинчэн виднелись неподалеку, в строю соседнего полка — даосы бесстрашно рубились в первых рядах, мечами и техниками ци сдерживая вражеский напор. Шэчи также сумел разглядеть блестящие бронзой щиты братьев Ю, развевающуюся седую бороду Шань Чжэна, и сверкание длинных мечей его сыновей, что сражались неподалеку. Немногие храбрецы, поставленные Мужун Фу в первую линию, бились изо всех сил, в то время как крупные секты и школы, оставленные позади линии войск, так и не сдвинулись с места. Обернувшись, Инь Шэчи увидел серые накидки и блестящие лысины медитирующих шаолиньских монахов, жёлтые одежды секты Цюаньчжэнь, и красные халаты даосов Пэнлая, украшенные символами восьми триграмм — все эти воины до сих пор не вступили в бой. Приметил он и небольшую группу в светло-синем: людей семьи Мужун.