Восемь голубых дорожек
Шрифт:
Антон изо всех сил хватил кулаком по дивану. Котикс вздрогнул и посмотрел опасливо.
А сегодняшний день у Антона начался как обычно. Пожалуй, даже лучше обычного.
Он сварил себе на завтрак отличную манную кашу. Удивительную кашу! Вот мама говорила, что кашу надо обязательно варить на молоке, а есть ее надо с маслом. А он сварил на простой воде и только сахару туда насыпал.
И вышла каша первый сорт. Даже вроде бы с маслом и с молоком на вкус. А у него давно нет ни того, ни другого - с тех пор как деньги подошли к концу, он стал их осторожно тратить.
И вот утром, съев перед
Когда из Барнаула приедут мама и папа, он им покажет, как люди умеют хозяйничать. Сварит кашу вроде сегодняшней, тогда они увидят, какой он молодец!
В такое хорошее утро разве могло прийти в голову, что черт знает из-за чего он сегодня схватит двойку? Этот мяч, обыкновенный теннисный, довольно потертый, Антон сунул себе в портфель перед тем, как бежать в школу. Зачем? Просто мяч попался на глаза, взял его и сунул!
А на большой перемене, когда он и Сережка Ястребцев остались дежурными в классе и взялись за уборку, Сережка вдруг увидел этот мяч.
Схватил его:
"Дай, а?"
"Бери, - сказал Антон, - не жалко!"
Сережка обрадовался - вся серьезность с него сразу слетела. Забыл про уборку и давай баловаться мячом, подбрасывать его до потолка.
"Думаешь, таким отсюда можно в тот скворечник садануть?" - спросил он у Антона, кивнув на дерево за окном.
Антон, протиравший в это время мокрой тряпкой доску, посмотрел туда, куда показывал Ястребцев. Чуть пожав плечом, ответил:
"Смотря как кинуть. Я попаду, ты - вряд ли".
Сережка посмотрел на Антона.
Подкидывая мяч одной рукой, ловя другой, он кислым голосом спросил:
"Почему это я не попаду?"
Был Сережка маленького роста, щупленький и всегда с аккуратным пробором. И брови у него были волосок к волоску, какие-то уж очень аккуратно приглаженные. Учился он, правда, здорово, на сплошные пятерки.
"А потому что меткости не хватит".
"А у тебя хватит?"
"А у меня хватит".
"Хвастун ты!"
"Не хвастун, а сумею, если надо будет залепить мячом в скворечник".
"Вот захочу и я попаду! Смогу. Не хуже тебя!"
"Брось дурить, давай помогай прибираться…"
Но Сережка не унимался. Был он и упрям и самолюбив. Как это: он, Сергей Ястребцев, первый ученик в классе, да не сможет?
"Сейчас увидишь, - сказал он, влезая на парту.
– Как кину через форточку, сразу - бац в скворечник".
Антон прикрикнул:
"Говорят тебе - кончай петрушку! Стекло можно расколотить. Не понимаешь, что ли?"
"Смотри", - сказал Ястребцев и нацелился мячом на открытую форточку.
"Брось, говорю! Скоро звонок".
Но Ястребцев уже ничего слушать не хотел. Он размахнулся, кинул мяч…
Раздался пронзительный треск, и осколки, звеня, посыпались по всему классу.
Да не одно стекло, а оба разлетелись вдребезги. Мяч пробил окно насквозь и упал где-то далеко, может быть, даже за пределами школьного двора.
В класс ворвался уличный холод, а Сережка Ястребцев стал белее бумаги. Антон, хоть и не был виноват, тоже испугался.
"Я же говорил…" - начал он.
"Ты говорил, что не смогу…"-
побелевшими губами прошептал Ястребцев. Глаза у него были испуганными. Видно, что здорово струсил. И он тотчас шепотом стал умолять Антона, чтобы тот его не выдавал."Дурак!
– крикнул Антон. Потом, помолчав, со злостью добавил: - Уж ладно, не скажу".
Тут большая перемена окончилась, и в класс ватагой ворвались ребята.
Кто- то воскликнул:
"Ух, проветрено как…"
"С ума сошли - холодище напустили!"
Но заметив разбитое окно, ребята притихли.
"Вот это да!
– раздался чей-то голос.
– Кто же постарался?"
"Кто разбил окно?" - входя вслед за учениками, спросила Евгения Львовна, классный руководитель пятого "Б".
Ребята молчали. Но взгляды всех устремились на обоих дежурных - Ястребцева и Черных. И те оба тоже молчали, хотя по их лицам нетрудно было догадаться, что к этому делу причастны они оба.
"Так кто из вас разбил окно?" - повторила вопрос Евгения Львовна.
Антон Черных повел плечами и сказал, что он не разбивал. То же самое заявил и Сережа Ястребцев. И сколько она их ни спрашивала, они оба уклонялись от ответа. Каждый из них твердил, что не виноват.
"Но ведь само оно разбиться не могло?" - возмутилась наконец Евгения Львовна.
Пришел директор школы Степан Степанович. Он посмотрел на окно, на осколки стекла, оглядел ребят и велел на сегодня распустить класс: заниматься в таком холоде было невозможно. Антона же Черных и Сергея Ястребцева он позвал к себе в кабинет. Там долго, строго с ними говорил, требовал признания. Но оба они уперлись. Ни слова от них он не мог добиться.
"Раз так, - встав из-за стола, сказал директор,- придется вам обоим записать по двойке за поведение. Не за разбитое стекло! Со всяким может быть оплошность… А получаете вы двойки потому, что не хотите сказать правду. А человек должен иметь мужество честно признаться, если что-нибудь сделал худое. Понятно вам это?"
"Понятно",- тихо произнес Антон. Он незаметно покосился на Сережку, стараясь в то же время не опускать глаз под колючим взглядом директора.
"Видно же, по твоему лицу видно!
– Степан Степанович сказал это только Антону.
– Стекло - твоих рук дело. А Ястребцев решил тебя выгородить. Ведь так?"
Как хотелось Антону крикнуть: "Нет, не так! Все наоборот!" Но еще больше ему хотелось, чтобы эти слова сказал не он, а Сережка. Ведь они сидят на одной парте чуть ли не с первого класса.
Но Ястребцев, вспыхнув, лишь потупился и молчал.
Молчал и Антон. Ему все казалось, что директор должен увидеть, не может не увидеть, кто врет из них двоих - он или Ястребцев.
А директор вместо этого сказал, обращаясь к Сережке:
"Дружба - великая штука. Я понимаю, когда ради товарища человек идет на подвиг, на смерть во имя настоящей цели. А вот такое ложное рыцарство, когда якобы ради дружбы покрывается плохой поступок… По-моему, это… - Степан Степанович пожал плечами.
– Этим приносится друг другу вред, и только вред!… И плохо, если совесть товарища позволяет принять от друга такое ненужное и, я бы сказал, фальшивое рыцарство… Ну идите! Впустую с вами говорить сейчас. Поразмыслите об этом дома!"