Восход Ганимеда
Шрифт:
– Почитай. Это договор-завещание. Ты же знаешь, строительные компании давно точат свой зуб на наш участок городской земли.
Лист плотной пластбумаги дрогнул в его руках.
«Наш дом?! – со смятением подумал Семен. – Неужели отец…»
Да, это было именно так.
Пробежав глазами по ровным машинописным строчкам, он понял, что дом и вся прилежащая территория отходили во владение агентства по недвижимости, как при обычном завещании, написанном последнему члену семьи. Это означало, что мать и отец будут жить тут, как прежде, пока не скончаются. Только после их смерти сюда сможет
Единственным условием, при котором вступал в силу данный договор, была полная оплата со стороны агентства всей подготовительной процедуры тестирования и его отлета на Ганимед.
У Семена вдруг отчего-то запершило в горле.
Он в одну секунду припомнил все – детство, юность, то, как родители на его глазах превращали старую развалину в надежный, удобный дом, который отец и мать всегда с неизменной гордостью называли не иначе, как «наша крепость».
Видимо, отец почувствовал, что творится сейчас в душе сына, подошел к нему, тронул за плечо и сказал:
– Тебя никто не заставляет, Семен. Просто подумай. Подумай обо всем, что услышал сегодня. В конце концов – существует пространственная связь, и звонок с Ганимеда ничуть не хуже разговора по сотовому. Будь взрослым и будь мужчиной, подумай о той семье, которая у тебя рано или поздно появится, о своих детях, о их будущем. И не забывай, чему я тебя учил в детстве: главный инструмент выживания человека – это его разум, способность предвидеть и загодя принимать решения.
Что он мог ответить отцу?
…Стоя у окна, Лада, не сознавая, что делает, машинально кусала губы. В ее горле по-прежнему стоял ком, словно она уже поняла, что ей многое придется потерять и еще больше – переоценить в своей жизни… Слишком горько вот так стоять и думать о том, что она была марионеткой. Всего несколько часов назад ее выстрел мог смять, скомкать жизнь этих людей, как листок ненужной бумаги…
Мир не делился на черное и белое. Он был полон полутонов и действительно походил на зыбкую трясину обстоятельств, по которой тяжело пройти прямо, не провалившись и не испачкавшись… Но этот дом, маленький мирок семьи, куда она случайно попала, обогатил ее сознание так, как не мог сделать ни один самый совершенный обучающий компьютер…
Сумерки ее души не рассеялись, наоборот, они стали гуще, осязаемее…
Она не имела морального права находиться тут.
Она хотела бы подойти к отцу Семена, но не нашла в своей душе ни слов, ни сил.
У нее была своя жизнь. Где-то поблизости ее возвращения ожидали двое в «Лендровере»… За тысячу километров отсюда, в вязкой, наполненной страхом тишине квартиры, сидел Колышев – окончательно свергнутый с пьедестала божок… В одной из больниц лежал подключенный к аппаратуре поддержания жизни Антон Петрович.
Спустившись вниз, Лада огляделась, но матери Семена нигде не оказалось, ни в столовой, ни в коридоре.
Облегченно вздохнув, она взяла свою сумку, ощутив вес спрятанного в ней оружия, и вышла, плотно притворив за собой дверь.
Почему-то ее не покидало призрачное ощущение того, что ступает она уже не по земле, под ногами Лады медленно, лениво колыхалось то самое болото, на зыбкой поверхности которого любой неверный шаг означал для нее лишь одно – смерть.
Машина
поджидала ее на краю парка.Двое, что сидели в сумеречной, прохладной тиши салона, напряженно смотрели в одну и ту же сторону: на красный забор с металлической калиткой, откуда должна была появиться Лада.
– Почему она пошла внутрь? – нервно комкая край носового платка, спросил тот, что был за рулем.
Его спутник промолчал. Он уже высказал все, что мог, по данному поводу и теперь просто ждал развязки событий.
Она появилась внезапно.
Бесшумно отворилась дверь дома, и в тени парковой аллеи прозвучали ее шаги.
На этот раз на ней не было солнцезащитных очков. Лада шла, не оглядываясь назад и не озираясь по сторонам. Ее губы были поджаты в горестную, упрямую линию, кисть правой руки тонула в глубинах перекинутой через плечо дорожной сумки.
– Там пистолет, – без колебаний констатировал водитель.
– Это ничего не меняет, – негромко ответил пассажир. – Я справлюсь сам. Нет смысла рисковать.
– Но…
– Никаких протестов. Я был прав, – открывая дверь машины, произнес он.
В этот момент Лада, уловив звук отчетливо клацнувшего замка, начала резко поворачиваться, и одновременно на темной ткани дорожной сумки, в такт ее движению, выросла небольшая выпуклость, там, где изнутри в нее уперся пистолетный глушитель.
Она завалила все. Все испытания, тесты, все, что только возможно завалить. Позволила обвести себя вокруг пальца, и теперь ей уже было все равно, она понимала, что приговорена тем непонятным, неведомым ей кругом обстоятельств, который сомкнулся вокруг нее жестоким, неразрывным кольцом.
Двое из «Лендровера» наверняка поджидали ее тут.
В ее душе царила абсолютная пустота. Покинув дом, Лада вдруг отчетливо поняла, что там, вместе с отчаянным бессилием, осталась и ее непрожитая жизнь. Теперь она уже точно не сможет ничем помочь ни себе, ни Антону, скорее всего, именно тут, в этом парке, будет поставлена жирная точка в списке ее мучений…
Она не ошиблась.
От звука хлопнувшей сбоку дверцы по ее коже пробежал озноб.
Поворачиваясь на звук, она одновременно чуть надавила на курок, так, что палец заныл на упругой собачке спускового механизма…
– Лада!…
«Это НЕ ТА МАШИНА!..» – метнулась в ее сознании отчетливая, запоздалая мысль, но рефлекторное движение пальца уже невозможно было остановить, ткань дорожной сумки прорвалась маленьким обгорелым пятнышком…
Из простреленного радиатора «Волги» с правительственными номерами ударила шипящая, тоненькая струйка перегретого тосола…
– Антон!…
Костюм с чужого плеча мешковато сидел на его исхудавшей фигуре. Лада остановилась, словно обезумев… Она НЕ ВЕРИЛА ТОМУ, ЧТО ВИДЕЛА…
Это был Колвин. Похудевший, с землистым лицом, заострившимися чертами, точно такой, каким она видела его несколько дней назад, неподвижного, застывшего в состоянии между жизнью и смертью, под постоянным, попискивающим контролем реанимационных аппаратов…
Это был он…
Тонкие дрожащие пальцы Лады непроизвольно поднялись к лицу, зажимая рот. Сумка, соскользнув с ее плеча, глухо стукнула о землю.