Восход Левиафана

– Ты говорил о будущем, - кивнул Тот.
– Я еще не встречал богов, которые могли бы путешествовать по великой реке времени.

– А я и не могу, - Ормузд вновь уставился в западный горизонт.
– Отголоски, лишь отголоски... Понимаешь ли, не ты один встречал на своем пути великую мудрость, что нам оставили древние. Я ведь прав, ты сумел раскрыть тайну Великой пирамиды?

– Сумел, - согласился Тот.
– А что нашел ты?

– Храм в Баальбеке, - ответил Ормузд.
– Полторы тысячи лет назад. Я тоже был рожден смертным и не думал, что встречу другого такого же. Богами, знаешь ли, не становятся. Обычно.

– В этом мире много необычного, - улыбнулся Тот.

– А исключений порой столько, что невольно задумываешься - а то ли ты принимаешь за правило...

Они говорили еще долго, много дней и много ночей. Ормузд обучил Тота нескольким «божественным хитростям», как он это называл. А потом он ушел, просто пропал. И Тот принялся повторять свой эксперимент - обучать людей, давая им знания о природе вещей.

На землях халдеев у него было много учеников, одним из первых был Зороастр, которого бог перестал учить, как только понял, что тот слишком напоминает ему себя смертного. Позже Тот много раз возвращался к этому эпизоду, вновь и вновь убеждаясь в том, что это было мудрое решение. Ибо Зороастра отличали не только жажда знаний и несгибаемая решимость, но и великая гордыня, краеугольными камнями которой являются алчность и тщеславие.

Этих качеств он, увы, не рассмотрел в Судине. Халдеев он учил астрономии и кузнечному ремеслу, анатомии и премудростям стратегии. Но лишь Судин раскрыл ему правду, жаль - слишком поздно.

Судин был лучшим среди учеников Тота. В нем не было ни капли невежества, он был готов рассмотреть любую точку зрения, какой бы необычной или даже отвратительной она не казалась. Он во всем стремился найти рациональное зерно, даже в людях. «Я в каждом ищу лучшее, - сказал он Тоту.
– Ведь худшее они покажут мне сами».

Но главное (как тогда думал Тот) - в нем не было ни капли страха. Судин был готов не просто обладать знаниями, но и применять их. Что он в итоге и сделал, поступив на службу к халдейскому царю Набониду, который тогда чудом все еще сидел на троне, методично уступая земли и власть извечным врагам халдейских племен - атураям.

Тот слишком многим поделился с Судином, он научил его управлять стихиями, объяснил устройство межзвездного пространства. Он и помыслить не мог о том, что Судин, чтобы заслужить благосклонность своего царя, решит в буквальном смысле обрушить на его врагов небо. А точнее - огромное небесное тело, вырванное из Пояса Койпера.

Тот не сразу понял, что происходит, а когда понял - было слишком поздно. Он не мог отвернуть огромный метеорит от планеты, но сумел сместить его траекторию на двенадцать тысяч километров к западу и «провалить» в другое время, в далекое прошлое земли. Тот сам не поверил, когда ему это удалось, а потом осознал весь ужас содеянного - изменив прошлое он, вероятно, изменил все остальное...

Однако мир остался прежним, и это навело Тота на определенные размышления о пространственно-временном континууме, который иные называют судьбой... Но эти думы заняли его голову много позже. На тот момент он был в ужасе и ярости одновременно. Он ничего не сказал Судину, просто отобрал у него силу. Щелкнул пальцами и стер его память.

Уже в который раз Тот осознал, что его попытки тщетны. И теперь врагом стала людская гордость. Халдеи были готовы учиться, они были прирожденными учеными и магами, они жаждали знаний и не боялись их использовать. Но они при этом рассматривали знания как инструмент для достижения собственных, сугубо эгоистичных целей. Они без малейших колебаний переступали через других, человеческая жизнь (чужая жизнь!) теряла для них всякий смысл. Они видели лишь один ориентир - власть, дорогу к которому мостили их неуемные амбиции.

Тот перебрался на юго-запад, где стал известен как Хирам. Но и там его ученики оказались слишком горды, слишком заносчивы и эгоистичны. И там он впал в такую ярость, что на тысячи лет накрыл этот маленький регион непроницаемым куполом, под которым невозможно было сотворить никакое волшебство. И это, как он позже узнал, была его величайшая ошибка. Ведь именно сюда на стыке тысячелетий пришли серые, именно здесь они обозначили свой плацдарм, потому что именно здесь, под «куполом Тота», их невозможно было увидеть.

Тот еще долго странствовал по планете. На его глазах бронзовые мечи в руках людей сменялись стальными, а деревянные парусные корабли уступили место железным титанам на дизельной тяге. Он стал богом для многих, многие чтили его в разных концах земного шара, но больше никогда он не смел учить людей.

Он хорошо выучил собственные уроки. Невежество. Страх. Гордыня. Всего лишь слова. Но ведь в словах сила, не так ли? И если все действительно началось со слова, то каким оно было? Каким угодно, но уж точно не «бог». И скорее всего не «человек».

***

Карн снова вспомнил историю бога мудрости подумал, что с Эррой было как-то проще. Этот парень появился на свет во втором тысячелетия до нашей эры в Вавилоне. Никогда не перевоплощался, ни под кого не косил (как некоторые), считал сие недостойным своей божественной сущности. А то, что его порой принимали за других богов (неизменно - воинственных и кровавых), это уже совсем другой вопрос.

Что касается Рокеронтиса, то он пришел в Дуат в X веке, молодой и, как водится, горячий. Сначала был богом мщения, потом - владыкой ночных кошмаров. В свое время обозначился у греков под именем Фобетора, правда, не совсем понятно, каким образом, потому как Овидий писал о Фобеторе в первых годах нашей эры. Сам Рокеронтис на этот счет как-то «прогнал» Карну об абберации пространственно-временного континуума и решил, что такого объяснения будет достаточно. Разумеется, сам он такие термины в речи не употреблял, в его изложении все было гораздо нагляднее и через слово для пущей образности проскальзывало бляканье и ептанье.

В итоге, Песочный человек мигрировал в Западную Европу, где в XIX веке принял свой нынешний облик. Он был много моложе Тота и Эрры, но на удивление - не слабее. Эрра объяснял это гибкостью его натуры, способностью легко приспосабливаться к меняющимся условиям новой эпохи. Тот говорил о том, что всему виной - актуальность корневого образа в рамках современных фантасмагорических реалий. Рокеронтис лишь улыбался и многозначительно кивал, полагая, что он просто крут от природы. Карну он нравился, ведь было очевидно, что за бесчисленными понтами и поистине изощренным самолюбованием кроется душа добрая и откровенная.

Но что было действительно интересно, так это знакомство Эрры и Рокеронтиса. Карн долго удивлялся, как они сдружились, ведь натурально - огонь и вода. Однако ж, противоположности порой действительно притягиваются. Эту историю они поведали ему сами однажды вечером, за ужином.

– То была жаркая ночь на исходе июня 1520 года, - воспоминания заставили едва заметную улыбку коснуться уголков его губ.
– Жаркая - во всех смыслах. И кровавая. Кортес отступал из Теночтитлана, ацтеки дрались как львы, их не могли остановить ни ружейные залпы, бьющие в упор смертоносной картечью, ни артиллерийские орудия, обращавшие в кровавое месиво целые отряды. Официально Кортес пришел в земли ацтеков грабить и убивать, но на самом деле все было чуть сложнее.