Восход Левиафана

– Совсем не по-детски, - Рокеронтис хлопнул его по плечу.
– Это бывает. Главное - чтоб не прошло.

Вскоре они разбили лагерь. Остановились на берегу небольшой речушки, на высоком пологом склоне. Солнце уже почти свалилось за горизонт, но у них было достаточно времени, чтобы собрать дрова и поставить палатки. Локи хотел развезти огонь, щелкнув пальцами, но споткнулся о взгляд Тота и виновато развел руками. В итоге, костер запылал, родившись из нескольких неуловимых искр, высеченных Эррой из походного кресала.

– Так нужно, - пояснил бог мудрости.
– Когда идешь Дорогой Одина, нельзя делать то, чего не делал он. Тут у тебя один помощник - разум. И никакими «божественными штучками» пользоваться нельзя.

– Сложно это как-то, - признался Карн, глядя в игривые всполохи костра.
– Шел он, как бог, но прошел, как смертный.

– Дуализм прояви!
– Локи плюхнулся рядом с ним на туристическую пенку.
– Перестань мыслить шаблонно. Нет стопроцентно плохих и безупречно хороших. Нет просто смертных и просто богов. Все мы - часть цикла. И дышим в унисон со Вселенной. Нихера не понял, да?

– Нихера, - улыбнулся Карн.

– Не переживай по этому поводу, - Локи расхохотался.
– Твое время еще придет, парень!

Они провели ночь в двух небольших, но очень удобных палатках. Карн никогда не видел таких. Они были изготовлены из легкого и очень гладкого материала. По словам Эрры, материал этот пропускал воздух, позволяя им «дышать», но без труда задерживал влагу, и даже в самый жестокий ливень внутрь не попадало ни капли. Потом бог войны взял топор и с размаху рубанул им по палатке. Каркас на мгновение прогнулся, а потом вернул себе исходное положение. В месте удара не было даже царапинки.

Но Карн удивился еще больше, когда понял, что полог палатки, несмотря на толщину всего в пару миллиметров, напрочь отказался воспринимать от земли пробирающий до костей холод, даже не нужна была туристическая пенка или спальник. Да и ночь выдалась теплой, температура не опустилась ниже тринадцати градусов.

И там, в напоенном звучанием природы сумраке безымянного леса, Эрра поведал Карну свою историю. Не сказать, что парень сильно на этом настаивал, но уже пару раз задавал богу войны этот вопрос и никак не получал прямого ответа, Эрре всегда было некогда, обязательно находились более важные дела. А тут ситуация действительно располагала.

Другие боги не проронили ни слова в то время, как Эрра наполнял ночь своим раскатистым сильным голосом. А Карн слушал и уже в который раз ощутил это странное чувство - он будто сам стал участником этой истории, причем ее главным персонажем. А когда бог войны закончил, по лицу парня текли горячие слезы и он не знал - благодарить ли древнего бога за откровенность или проклинать за то, что заставил Карна все это пережить.

***

– Три дня, - медленно проговорил сиятельный владыка Кадингирры.
– Три дня мы стоим здесь, у берегов Идигны, и до сих пор стены Малгиума остаются неприступны для величайшей армии ойкумены.

Ниску молчал. В тоне царя не было порицания, Хаммурапи просто констатировал факт. Но воин хорошо знал своего владыку, достаточно хорошо, чтобы понять - царь недоволен. Недоволен настолько, что не показывает этого.

– Ты слишком бережешь своих воинов, - вновь заговорил Хаммурапи. Они стояли на песчаной дюне у восточного берега полноводной Идигны, примерно в пяти колесах от злосчастных стен неприступного Малгиума. Закатное солнце окрасило глиняные стены и без того имеющие розоватый оттенок в насыщенный темно-алый цвет. Цвет свежей крови.

– Верно, - не выдержал Ниску. При всем его положении, положении первого советника царя Кадингирры и военачальника его несокрушимого войска, он не посмел бы открыть рот в подобных обстоятельствах. Но дело в том, что их с Хаммурапи связывало нечто большее, чем политические статусы. Они были друзьями детства. Поэтому Ниску мог позволить себе многое, вплоть до открытого спора.

– Я берегу людей. Ведь не мечи, - он коснулся пальцами богато украшенного клинка.
– Ни машины, - с этими словами Ниску бросил взгляд через плечо, где у подножия дюны стояли камнеметы и стенобитные орудия царского войска.
– И даже не военачальники, - он пристально посмотрел в глаза своего царя и друга.
– Воины! Воины выигрывают битвы. Ты сам учил меня, что победа достигается кровью воинов и хитростью военачальника. И чем лучше военачальник, тем больше сил он вкладывает в хитрость и...

– ...и тем меньше - в кровь своих воинов, - закончил за него Хаммурапи. Его суровое лицо на миг разгладилось и приобрело почти доброжелательное выражение. - Так говорил мой отец. Я всегда считал, что он прав, но, как ты знаешь, он покинул нас не самым лучшим образом. Посему - я вправе усомниться в его мудрости. А теперь мы уже третий день не можем взять город, надо сказать - не самый крупный, в довольно резкой форме отказавший повиноваться моей воле. И я вновь сомневаюсь в наших методах.

– Мы возьмем город, - твердо сказал Ниску.
– Но как бы велико не было наше войско, мы не можем отправлять его на убой. Когда мы подойдем к стенам Эшнунны, нам понадобится каждый воин. А потом нас ждут Ним и Ларса, не так ли? Ведь сиятельный владыка едва ли остановится на покорении земель, что от века враждуют с ишшиаккумом Шамши-Ададом? Чья благосклонность, кстати, под большим сомнением!

– Вот поэтому, - удовлетворенно кивнул Хаммурапи. В его глазах мелькнуло что-то похожее на задор. Похожая искра, лишь с примесью холодного гнева, плясала в его глазах во время битвы.

– Что - поэтому?
– потупился Ниску.

– Вот поэтому ты мой главный советник, старый друг, - пояснил Хаммурапи, теперь на его лице отразилось явное подобие улыбки.
– Поэтому - ты мой военачальник. Ты делаешь правильные выводы. Даже когда мой взор застлан гневом или амбициями, ты сохраняешь разум в чистоте от эмоций. Великий дар, которого я, увы, лишен!

Ниску всегда поражался этой удивительной способности своего царя будто совмещать в себе несколько сутей. Сейчас он хладнокровный дипломат, через минуту - неистовый воин, равный в битве самому Мардуку, а спустя миг - истинный поэт с чаркой вина в руке и медовыми реками на языке. Этой своей чертой Хаммурапи явно выделялся среди остальных правителей ойкумены. Мудрые уважали его, большинство же - боялось и не доверяло ему. И Ниску порой ловил себя на мысли, что будь он владыкой Ларсы или иной приграничной к Кадингирре страны, едва ли он смог бы испытывать доверие к такому правителю. И дело не в подковерных интригах, не в предательстве. Просто Хаммурапи был непредсказуем.

Ниску тоже решил быть непредсказуемым. Он повел войско на штурм, едва свет солнца коснулся верхушек дюн на востоке. Со стороны Дера в то утро дул сильный ветер, что было на руку воинам Кадингирры - всегда проще пускать стрелы по ветру, чем против него.

Они пошли на штурм без прикрытия камнеметов, как древние варвары. Они неслись вниз со склонов песчаных холмов, опустив щиты и оглашая пустыню воинственными кличами. Хаммурапи с небольшим сутиийским щитом и коротким копьем бежал вместе с Ниску в первом строю. Хотя едва ли эту рваную полосу набегающих воинов можно было назвать строем.