Восход звезды

* * *

Тихо, пошатываясь, стоял в сторонке. Он чувствовал себя так, словно ему внезапно стало чего-то не хватать, и впервые за много дней вспомнил о своей хромоте. Мальчик с тоской глядел на четыре сильные ноги нового друга, которые унесли его так далеко, и чувствовал на себе взгляды остальных лошадей.

Йязз не сводила глаз с Эсперо и Эстреллы, ощущая их радость и радуясь за них; потом обвела взглядом остальных лошадей табуна. Какие же они все красивые! Несмотря на запутавшиеся в шерсти колючки, лошади все равно выглядели элегантно и величественно. Самой себе мулица сейчас казалась уродливой и несуразной. Но она знала, что должна выйти вперед и что-то сделать.

В воздухе повисло напряжение, подобное грозе, собиравшейся с силами, чтобы выплеснуть на землю всю мощь. Трое взрослых жеребцов замерли, явно с трудом сдерживая гнев. Их глаза метали грозные взгляды. Кобылы дрожали от страха. Жеребята готовы были броситься наутек.

Йязз понимала, что лошадей поразило появление человека, тем более едущего верхом без уздечки и седла, и сочувствовала мальчику. Тихо, совершенно растерянный, отошел в сторонку, волоча хромую ногу, как птица подбитое крыло.

Йязз заговорила – заговорила странным своим голосом, который начинался как ржание, но потом скатывался до низкого «иа».

– Вы правы. У него нет уздечки. Нет седла. А жеребец почти слеп. – Она повернулась и вопросительно посмотрела на Тихо, издав звук, более близкий к лошадиному ржанию. – Расскажи им, как у вас получилось так замечательно путешествовать вместе без мундштука и поводьев?

Тихо развел руками, подняв ладони вверх.

– Что такое мундштук?

– Он говорит по-лошадиному? – спросил Грулло. Жеребец не совсем понял, что сказал мальчик. Однако остальные лошади стали тревожно переговариваться друг с другом, нервно вскидывая головы.

– Я ни за что не поверю, что он нас понимает, – пробормотала Корасон.

– Но, кажется, так оно и есть, – прошептала в ответ Анжела.

– Ерунда! – фыркнул Бобтейл.

Тихо кивнул вороному – в ответ на его реплику.

Лошади отшатнулись от странного чужака, каким-то образом затесавшегося к ним в табун.

Йязз медленно подошла к Тихо.

– Может быть, ты покажешь этим лошадям, как ездишь верхом? Садись мне на спину.

– Чудные эти мулы, – пробормотал Бобтейл.

– Да уж, мы такие, – весело отозвалась Йязз, а потом сделала нечто, чего никто из них никогда еще не видел. Мулица опустилась на одно колено, чтобы мальчишке с искалеченной ногой проще было на нее забраться.

Тихо уселся на спину к мулице, а лошади смотрели на них в потрясенном молчании. Мальчик не щелкал языком, как это часто делали испанцы, не вжимал пятки в бока Йязз. Его руки оставались свободными, он даже за гриву не хватался. Однако мулица сначала тронулась неспешной рысью, затем перешла в галоп. Что-то происходило между человеком и животным, потому что мулица начала вдруг выделывать причудливые фигуры, двигаясь петлями и кругами. А мальчик продолжал сидеть на ее спине, идеально удерживая равновесие. Никто из лошадей никогда еще не видел такого всадника. Они даже начали сомневаться, а можно ли называть его этим словом. Он как будто сливался с Йязз.

Эстрелла тоже видела это, тоже почувствовала волшебное слияние – слияние человека и животного. Мальчик и мул превратились в нечто большее, чем сумма двух существ.

Эсперо стоял, внимательно следя за тем, что происходило вокруг, и дрожал от напряжения. Его слух был настолько тонок, что жеребец мог видеть практически все, что проделывали Тихо и Йязз. Сможет ли табун понять то, что он сам понял об этом мальчике? Сможет ли Тихо также завоевать их доверие?

– У него нет даже веревки, – сказал Грулло.

– Конечно нет, – резко бросил Эсперо.

– Но как он это делает? – Корасон дернула головой, словно вспоминая поводья и мундштук.

– Это тайна, – ответил Эсперо. – Как и все лучшее в этой жизни.

Он высоко поднял голову и заржал:

– Иди сюда, Тихо! Покажи им, как ты ездишь на старом, слепом и очень глупом жеребце.

– Это невозможно, – тихонько проржал Селесто.

– Не знаю, что и думать. – Грулло потряс головой, как будто ответ мог каким-то образом слететь с его гривы, словно запутавшаяся колючка.

Йязз рысью подбежала к Эсперо, и одним ловким движением Тихо перебрался с ее спины на жеребца.

Они помчались по равнине. Конь и мальчик скакали еще более сложным маршрутом, причем Эсперо точно перепрыгивал через встречавшийся на пути кустарник. Он безупречно выбирал момент для каждого прыжка, но при этом лошади не видели, чтобы мальчик подавал коню какие-то команды. Это было просто потрясающе.

«Потрясающе и очень тревожно», – подумала Эстрелла. В непонятной связи между Эсперо и Тихо ей чудилось что-то смутно опасное. Что-то такое, чего не могли разглядеть она и остальные лошади. Может быть, мальчишка заколдовал коня?

Она услышала, как Корасон шепнула на ухо Анжеле:

– Брухо!

Этого испанского слова Эстрелла не знала. Она повернулась к кобылам:

– Что это значит?

– Брухо – это чародей, дьявол, – ответила Анжела, прищуренными глазами наблюдая за представлением, которое устраивали мальчик и жеребец.

– Он что, наложил на Эсперо заклятье? – спросила Эстрелла.

– Такое впечатление, что да, – с дрожью в голосе ответила Корасон. – Это магия. Черная магия.

От этих слов сердце Эстреллы пронзило ледяной иглой.

* * *

Лошади не понимали, что происходит, и явно нервничали. Тихо и Йязз смотрели, как они собрались тесным кружком, как нередко поступают животные зимой, в метель, поворачиваясь крупами к холодному ветру.

– Я им точно не понравился, – сказал Тихо.

– Спокойно. Пусть они к тебе привыкнут, – ответила Йязз.

– Думаешь, у меня есть на это время? – Ему не хотелось говорить об этом, но он чувствовал, что лошадиные табуны и человеческие кланы, видимо, не сильно отличаются друг от друга. И у тех, и у других есть правила и предрассудки. Возможно, идея изначально была обречена на провал. Глупо думать, что он найдет дом среди лошадей, если он не смог найти его даже среди людей. Куда же ему теперь идти?

– Дело не только в тебе, Тихо, – сказала Йязз. – Они и меня обсуждают. – Мулица почти не слышала, о чем говорят лошади, но угадала тему их разговора по взглядам, которые на нее бросали. Йязз наклонила голову, подошла чуть ближе и навострила свои удивительные уши – вдвое длиннее, чем у любой лошади.

– Мне это не нравится, – говорил тем временем Бобтейл. – Совсем не нравится. Мальчик очень странный, да еще и мулица… Вы же знаете, какие они, эти мулы. – Он повернулся к Корасон.

– Ну да, они… они точно не нашего…