Восхождение

— Можем приступать к решительным действиям, — продолжил я. — Кадровые назначения будут оформлены сегодня же постановлением Совнаркома республики. Товарищ Касумов официально становится главным инженером Азнефти с особыми полномочиями по техническому развитию. Товарищ Герасимова возглавит планово-экономический отдел.

Я изложил согласованные с Багировым кадровые перестановки, отметив несколько изменений в первоначальном плане. Никто не возражал. Все понимали необходимость учитывать местную специфику.

— Теперь о ближайших задачах, — я раскрыл блокнот с пометками. — Первое. Организация массового производства турбобуров. Создаем специальный цех на механическом заводе. Кадры и оборудование — приоритетное обеспечение. Срок запуска две недели. Ответственный — товарищ Касумов.

Молодой инженер решительно кивнул:

— Справимся, Леонид Иванович. Предварительные чертежи уже готовы, станочный парк обследован. Нужно лишь переоборудовать помещение и обучить рабочих.

— Второе, — продолжил я, — опытная установка каталитического крекинга. Объединяем усилия заводских инженеров и научных сотрудников политехнического института. Срок запуска один месяц. Ответственный профессор Мехтиев совместно с товарищем Завадским.

— Приступаем немедленно, — отозвался Завадский. — Концепция установки уже прорабатывается.

— Третье. Комплексная модернизация Биби-Эйбатского промысла как экспериментальной базы. Электрификация, новая система сбора нефти, внедрение турбобуров. Срок реализации три месяца. Ответственный назначенный директор промысла товарищ Гаджиев.

— Есть! — коротко ответил немолодой уже инженер с орденом Красного Знамени на груди.

— Четвертое. Финансовая реорганизация. Закрытие всех фиктивных контрактов, новая система контроля и учета, прозрачное распределение средств. Срок — немедленно. Ответственная — товарищ Корсакова совместно с товарищем Герасимовой.

— Понадобится дополнительный персонал, — заметила Корсакова. — Объем документации огромный.

— Согласовано с наркоматом, — кивнул я. — Прибудет бригада финансистов из Москвы.

Мы продолжили обсуждение практических вопросов реорганизации. Атмосфера в номере царила приподнятая, даже вдохновленная. Впервые за многие годы эти талантливые инженеры и руководители получили возможность воплотить свои идеи без бюрократических препон и саботажа.

Около двух часов дня подали обед, но работа не прекращалась. Над столом, превращенным в импровизированный штабной центр, склонялись головы, звучали оживленные технические дискуссии, шелестели чертежи и графики.

Касумов и Завадский увлеченно обсуждали конструктивные особенности установки каталитического крекинга, время от времени делая пометки на полях чертежей. Корсакова с Герасимовой методично разрабатывали новую финансовую структуру треста, исключающую возможность хищений. Полковник Филатов согласовывал по телефону поставки специальных сортов стали для производства турбобуров.

Я переходил от группы к группе, внося коррективы, одобряя решения, разрешая спорные вопросы. Впервые за долгое время я ощущал не только удовлетворение от хорошо выполненной работы, но и настоящее воодушевление. Мы создавали нечто важное, нечто, способное изменить ход истории.

Около пяти вечера в номер принесли телеграмму от наркома Орджоникидзе. Немногословный текст выражал полное одобрение наших действий и обещал всестороннюю поддержку центра. Это еще больше укрепило наш боевой дух.

Стрелки часов неумолимо приближались к восьми вечера, когда Головачев объявил, что ужин сервирован в отдельном кабинете ресторана. Большинство участников совещания спустились вниз, но я задержался в номере, желая упорядочить накопившиеся бумаги и подготовить план работы на следующий день.

Мышкин, как обычно, появился неслышно:

— Леонид Иванович, позволите вопрос?

— Конечно, Алексей Григорьевич, — я отложил бумаги.

— Вас не смущает, что все идет слишком гладко? — в его голосе слышалась настороженность. — Успешное испытание турбобура, поддержка Багирова, отсутствие сопротивления после ареста Мамедова и Рахманова.

Я задумался. Профессиональная паранойя Мышкина часто раздражала, но еще чаще оказывалась обоснованной.

— Вы считаете, нас ждут проблемы?

— Я считаю, что противник не сдался, — осторожно ответил он. — Мамедов и Рахманов лишь верхушка айсберга. За ними стоят кланы, финансовые интересы, замешаны чиновники разных уровней. Для них наши преобразования прямая угроза благополучию.

— И что вы предлагаете?

— Усилить бдительность. Удвоить охрану ключевых объектов. Проверить всех, кто получил доступ к новым технологиям.

Я вздохнул:

— Хорошо, действуйте. Но не создавайте атмосферу всеобщей подозрительности. Нам нужно доверие коллектива.

Мышкин молча кивнул и направился к двери. В этот момент ее распахнул запыхавшийся Касумов. Его лицо, обычно энергичное и живое, выглядело бледным, почти серым.

— Леонид Иванович! Авария на Биби-Эйбате! Взрыв на центральной компрессорной станции!

Я моментально придвинулся ближе:

— Пострадавшие?

— Пока неизвестно. Связь прервана. Но это крупная авария. Станция обеспечивает сжатым воздухом все промыслы Биби-Эйбата. Без нее остановится добыча на всем участке.

Мышкин бросил многозначительный взгляд. Его предчувствия оправдались слишком быстро.

— Машину к подъезду, — распорядился я. — Касумов, со мной. Мышкин, организуйте следственную группу. Это не случайность.

Пока мы спускались по лестнице, я лихорадочно анализировал ситуацию. Центральная компрессорная станция — ключевой объект для всего Биби-Эйбатского промысла.

Без нее невозможна работа пневматических подъемников, насосов, системы вентиляции. Такая авария могла остановить добычу на недели, если не на месяцы.

И произошла она именно сейчас, когда мы готовились начать техническую революцию в нефтедобыче.

Совпадение? Я не верил в совпадения.

Глава 9 Решительные меры

Наш автомобиль мчался по вечерним улицам Баку, петляя между повозками и редкими грузовиками.

Багровеющий закат окрашивал старинные каменные здания в тревожно-красные тона. Рядом со мной напряженно молчал Касумов, сжимая в руках потрепанный портфель с чертежами. На лице молодого инженера застыла тревога.

— Что известно о характере аварии? — спросил я, когда мы миновали последние городские кварталы и выехали на дорогу к нефтепромыслам.