Восхождение
Шрифт:
Наши уши заложены свистящим звоном, дышать становится затруднительно, сырой холод проникает в нас глубже и настойчивей. Все ждут команды возвращаться, но вожак в белых одеждах спускается ниже. И вот по сырым скользким лестницам и мрачным лабиринтам выходим на освещенную тусклой лампочкой площадку с осклизлыми сталактитовыми надолбами, вкруг нас петляет подземная темная речка, сверху в нас целятся остриями пик каменные сосулья, меж ними сереют закопченные стены, и неустанно капает и капает сверху…
Вскарабкавшись по лестнице наверх — к солнцу и теплу, к траве и кустам, к деревам и птицам, междуветвенным лоскутьям синего неба в вышине — мы снова и снова радуемся тому, что мы человеки, а не пещерные летучие мыши … с перепончатыми черными (ффу!) крылами.
По дороге
На следующий день после обеда, ближе к вечеру, Вадим задерживается и просит отвезти нас обратно своего брата и друга — Алексея. Он имеет свой магазинчик, зажиточный, энергичный, искренне верующий и до слез любящий нашего батюшку молодой еще человек.
Алексей с Юрием довозят нас до дому и восхищаются красотою места. Тогда мы показываем еще и Спортлагерь — и они совсем растаивают от созерцания маленького озерца в окружении осоки, купания в пенистом море и рыболовных перспектив. На вахте у въездных ворот стоит на страже долгожительница и местная достопримечательность — Екатерина Спиридоновна, которую в свое время прозвали «зэчкой». Она в 17 лет отказалась «катать телегу на историчку», и ее по 58-й статье сослали сюда в лагерь, который был тогда каторжной каменоломней. Живет она до сих пор в домике, бывшем в те времена зэковской баней. Поприветствовав старушку и передав ей приветы с поклонами, мы с сожалением уезжаем отсюда, хотя аромат реликтового можжевельника густеет остывающим после варки повидлом. Долго еще обнимаемся с этими мужами, троекратно лобызаемся и выражаем обоюдные знаки взаимной приязни.
Следующим днем мы с крестником по горам шагаем на дальний берег моря. С горной высоты видим мы на горизонте огромные десять резервных нефтяных емкостей, каждая по 100 000 тонн — это тюменцы тянут в соседнюю бухту нефтяную трубу для экспорта нефти по Черному морю. Мы представляем себе, как от этих нефтебочек будет веять керосином и чувствуем трагическую завершаемость сущего. Эти нефтесосы построили здесь себе профилакторий, настроили богатых домов, псевдоокультурили некогда чудесный дикий пляж, куда съезжались нищие студенты и интеллигенция Питера и Москвы.
В этот день мы еще позволяем себе прогулку на ялике по озеру. Пока мой крестник усиленно гребет на веслах, я замечаю великолепный древний дуб, одиноко стоящий в низине холмистой долины и запеваю во всю мощь песню, столь любимую моим дедом Иваном:
«Среди долины ровныя,
на гладкой высоте,
стоит, растет высокый дуб
в могучей красоте…»
Песня несётся над бирюзовыми волнами, над кремнистыми скалами и холмами в изумрудных кудряшках, над людьми и птицами, стремится ввысь, как одинокая душа моего пращура в земной жизни, как сей могучий дуб, высящийся над прибитыми к земле травинками и былинками его растительного окружения!..
А через день уже еду назад в поезде до Москвы. В вагоне кондиционером поддерживается приятная прохлада, мы кушаем баклажаны и картофель-фри с помидорами, черешню и сливы. Ненавязчиво наставляю одного соседа, попавшего в сети баптистов, и другого, пребывающего во мраке безверия. В периоды молчания любуюсь проплывающими за окном богатейшими пейзажами и внутренне молюсь обо всех людях, коих вижу и не вижу в дороге.
О, нет, господа-злопыхатели, Россия еще далеко не умерла!
Это там по вашим телевизорам вы внушаете людям, что у нас все сгнило и в упадке. Откуда же, позвольте вас спросить, такое повсюду цветение и богатство? Почему люди строят повсеместно большие дома и ездят по прекрасным дорогам на новеньких машинах, чем так бойко торгуют и на что покупают? Никак это не укладывается в образ России, который вы нам навязываете своим лживым телевидением с продажным
и голубым трудовым коллективом.Россия жива и продолжает быть самой богатой страной мира! У нас 80% природных ресурсов планеты. Нам бы только воровство да казнокрадство поприжать. Какая бы страна мира выдержала такую экспансию воровства и предательства, такой злобы врагов внутренней и внешней пятой колонны? А мы все живем им назло, и не так уж плохо, если, конечно, работать во славу Божию, а не прозябать у телевизоров, выжигая душу сверкающей фальшью. А храмы! Вы видели где-нибудь такое их обилие и надмирную красоту золотых куполов? А иконки на лобовых стеклах множества машин? А миллионы крестиков на шеях молодых и ясноглазых юношей и девушек? О, эти ребята еще покажут нам, что такое созидание Российской монархии!
Ты еще жива, Русь Святая, и за тобой последнее слово в истории этого мира!
Уже пора
Мой невольный бронзовый загар, выстраданный на юге в полдневных ожогах и ночных ознобах и вывезенный с собой в среднюю полосу России, производит на окружающих разное впечатление: кто посмеивается, называя меня эфиопом, а кто подозрительно интересуется, а не подхватил ли я невзначай желтуху. Особенно достается мне от дачников, которые насмерть привязаны к своим соткам и поэтому забыли, что такое выезд за пределы области. Только выставленные на стол диспетчерской на всеобщее потребление южные дары: бочонок домашнего вина, виноград, хурма и мандарины 3/4 примиряют бледнолицых братьев с моим загаром.
Во время застолья все по очереди, начиная с Риты, выкладывают новости. Одна из них меня очень огорчает: Юра лежит в больнице с печальным диагнозом и, как говорит Рита, может «не выкарабкаться».
Кроме того, на меня набрасываются с разными вопросами все, кому ни лень: этому нужны накладные, тому 3/4 акт сдачи работ, другому 3/4 заявки. Мой светлый костюм заляпан в нескольких местах разноцветными пятнами, по моей макушке несколько раз весьма ощутимо проходятся те, кто пробивают себе дорогу к южным дарам локтями. Заглядывает начальник конторы и испепеляет нас бдительным взором. И все как один заговорщицки весело интересуются моими южными победами на личном фронте.
По этим и другим причинам выхожу из конторы в смятении чувств, будто меня резко дернули за хвост, спустив с теплых небес на хладную землю. На меня рычит и визгливо лает вечно спящий у ворот сторожевой пес, в масти которого слились воедино овчарка, лайка, доберман и терьер. За воротами едва не попадаю под колеса свирепо рычащего «Краза», свернувшего с главной дороги, как всегда, не снижая скорости, да еще получаю от него на прощанье длинный издевательский гудок клаксона.
Навстречу мне по тротуару идет четверка женщин, увлеченных обсуждением сюжетных поворотов аргентинской мелодрамы. Конечно, их можно понять: там море, пальмы, цветы, виллы, красивая любовь трезвых хорошо одетых людей, а тут 3/4 серая бетонная стена забора, поток чадящих машин, грязь под ногами, да еще нужно уступать дорогу мужику, явно русскому, значит заведомо пьянице и бездельнику… Обхожу женщин по проезжей части, надеясь, что автомобилисты проявят большую уступчивость. И точно: если не обращать внимания на ругательские гудки, фырканье выхлопных труб в направлении моего пока еще сравнительно светлого костюма, то мой обгон аргентинской квадриги завершается удачно. Пора!..
Очень хочется, наконец, спокойно идти домой прогулочным шагом, но не тут-то было... Идущая впереди меня семейная пара, останавливается прямо передо мной, чтобы решить, куда им направиться: «в универсам или на ту сторону». Я стою рядом и периодическим покашливанием пытаюсь обратить на себя внимание. В это время на меня сзади налетает мужчина, которому сейчас нужно только одно: обязательно попасть домой до того, как он уснет. И ему нет никакого дела до проблем впередиидущих, потому что им руководит автопилот. Получив от него тычок в спину, я уворачиваюсь, и он также без остановки рассекает пополам семейную пару, что и мне дает возможность продолжить путь. За спиной слышу назидательные советы по поводу вреда алкоголя, тем более, что я сегодня в шляпе. Точно пора!..