Воскресный папа
Шрифт:
– Сколько недель уже?
– Двадцать восемь! Скорее бы. Жуть как хочется ее увидеть. – Я блаженно закрыла глаза и прижала ладонь к животику. Не то чтобы его не видно было совсем. Бока действительно раздались. Да и живот выступал, хоть и не сильно. Но в свободной одежде даже это в глаза не бросалось.
– А вот и дядя Костя! Люба, Обри, познакомьтесь… Это мой дядя. А это – мои друзья. Я столько о вас рассказывала, что вы уже как родные, правда?
Дядя Костя заулыбался, закивал седой головой. Пожал Обри руку, галантно поцеловал Любину, отчего та страшно смутилась. Я уж думала, Любаша совсем на такое не способна, а оно вон как!
Расселись по местам. Я – на переднее
Например, он жутко меня подвел в самый первый раз… в операционной. Ну, как подвел? Ничего критического не произошло. Просто подкатил приступ, и я буквально на секундочку закрыла глаза, чтобы с ним справиться. Сделала глубокий вдох. А когда открыла, наткнулась на презрительный взгляд Орлова.
– Я здесь сам закончу, - процедил он. И все… с тех пор мне не давали никакой стоящей работы. Даже в дежурство ставили в пару к кому-то. Более опытному и профессиональному. По мнению того же Орлова, конечно же. Оттого я ни в коллективе не могла себя проявить, ни в операционной. Ну, и отношение ко мне было соответствующим. Как к очередному безрукому протеже.
И я это терпела. Долго. Надеялась, что что-то изменится. Но ничего не менялось, и однажды я просто не выдержала. Подкараулила Орлова, после очередной такой смены. Коротко постучала и вошла в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь.
– Арина Германовна? – он обернулся на звук и, глядя на меня как-то… пренебрежительно, слегка приподнял брови. – Вы что-то хотели?
– Да. Я хотела.
В тот момент меня слегка потряхивало от злости. И жуткой несправедливости. Может, мне и не надо было соваться к нему в тот момент, да… Может, стоило выдохнуть и подождать, когда накрывающая меня волна злости схлынет. Но я позволила той меня подхватить, поднять на самый гребень и понести. И, говоря откровенно, ни капельки о том не жалела!
– Тогда я вас внимательно слушаю.
– Как долго это будет продолжаться?
– Что именно?
Михаил Ильич даже на меня не взглянул. Взял со стола первую попавшуюся карту и, открыв, с неподдельным интересом в нее уткнулся.
– Мое отстранение от работы, – скрипя зубами, процедила я.
– Не понимаю, о чем вы.
– Все вы понимаете, Михаил Ильич. Так вот… Я хочу уточнить, сколько вы будете позволять личному…
– Личному? Ты спятила? Какому личному, когда ты чуть не грохнулась в обморок в операционной?!
– Не было такого! Я на секунду закрыла глаза! Это, что, теперь приравнивается к профнепригодности?!
– Рабочая нагрузка в отделении распределяется равномерно. С учетом опыта и квалификации. Если вы не согласны…
– Да! Я не согласна. Это ни черта не справедливо, Миша, – я сжала руки в кулаки и, понимая, что ничего не добьюсь этим разговором, повернулась к двери.
– Что же именно? – прилетело мне в спину, хотя, признаться, я уже ничего не ждала.
– То, что облажался ты, а платить приходится мне.
И все. Я закрыла за собой дверь, не желая слушать, что он мне на это ответит.
– Эй! Ариша, приехали! Показывай Любочке дорогу, а я помогу Обри с чемоданами… - ворвался в мысли голос дяди Кости.
Я улыбнулась и вышла из машины в душные июльские объятья.
– Фух, ну и жарища… - пропыхтела Любаша.
– А ты привыкай. В Африке-то вообще ужас, как жарко.
– Между прочим, июль в Танзании самый прохладный месяц. Хороший для переезда. Пока попривыкну…
Так, весело болтая, мы поднялись в квартиру. Тетя Надя с порога бросилась обнимать гостей, и в коридоре возникла небольшая куча мала. По комнатам мы разбрелись лишь после сытного праздничного обеда, который
я помогала приготовить.– Ну, спасибо, тётя Надя, дядя Костя… Если вы не против, я у вас Любочку заберу. Надо с ней нашушукаться вдоволь. Теперь не знаю, когда и встретимся.
– Когда Машенька подрастет – приедем к вам. И махнем на Занзибар, - пообещала я Любе.
Машенька в животике:
– Классно отдохнем, между прочим. И потом будем практически каждый год приезжать. Солнце, океан… Романтика! Спокойная жизнь, которой, кстати, мне с такими родителями пока не видать. А какой там можно собрать гербарий! Надо все же разобраться, почему мои травки не понравился дяде-таможеннику…
А ближе к вечеру, когда удушающая жара чуть спала, мы отправились в центр. Как истинные туристы, побродили по старым мощеным улочкам, спустились к пристани и даже прокатились на пароходике по реке. Это была не самая умная моя идея. С трапа я сошла зеленая…
– Давайте присядем где-нибудь. Вон, кафе.
– Да тут, наверное, цены кошмарные… - вяло запротестовала я, но Обри уже направился занять нам столик. Уселись. Услужливый официант принес мне холодной воды со льдом. Я напилась. Провела кубиком льда по вискам и довольно быстро пришла в норму.
– Извините, чуть было вам все не испортила.
– Вот еще! Это мне надо было головой думать.
– Вам хоть понравилась прогулка? Успели насладиться до того, как пришлось переключиться на меня? – улыбнулась.
Обри радостно закивал. Люба принялась спорить, что ничего я не испортила, и большая глупость так думать. А потом они переглянулись и, не сговариваясь, потянулись друг к другу руками. Белое и черное на голубой скатерти. И я вдруг почувствовала – такое бывало и раньше, но сейчас как-то особенно остро, как мне дико хочется тоже так. Держать кого-то за руку. Заглядывать в глаза. Улыбаться чему-то своему, недоступному никому другому. Как хочется любить и быть любимой тем, чье продолжение во мне растет и крепнет с каждым днем. И чтобы он это продолжение любил во мне тоже.
Машенька в животике:
А он и будет любить! Когда ты, наконец, перестанешь валять дурака и обо всем ему расскажешь. Но мы ж не ищем легких путей, да, мам? – вздохнула, готовясь к худшему…
Мы посидели недолго, Обри с Любочкой выпили по коктейлю, а я так и ограничилась водой. Есть совсем не хотелось. Во-первых, жара, во-вторых, стол мы с тётей Надей и впрямь накрыли шикарный.
– Может, давайте еще пройдемся? Ты как, Ариш, не устала?
– Не-а, пойдем. Когда теперь у нас появится такая возможность?
Мы прошли между рядов с сувенирами. Обри хотел что-то купить, но Люба строго-настрого ему запретила:
– С ума сошел? Здесь с тебя три шкуры сдерут.
Обри с сомнением покосился на меня.
– Сдерут-сдерут! – подтвердила, смеясь.
Он пожал плечами, наверное, так до конца и не поняв смысла слов. И мы, не сговариваясь, свернули с центральной шумной площади в тихую боковую улочку. Дальнейшие события навсегда врежутся в мою память. Пройдут десятки лет, а я все равно буду вспоминать о них с содроганием. Как Обри, о чем-то живо переговариваясь с Любашей, случайно задел плечом какого-то пацана. Как он улыбнулся, искренне сожалея, что так вышло. И как нас стали окружать… Что происходит, я поняла, пожалуй, последней. Когда один из мальчишек, самый рослый и крепкий, уже толкнул Обри в грудь: