Восьмая горизонталь

– Нет,- я безжалостен,- впрочем,- неожиданно уступаю ему,- можешь подождать меня

здесь, справлюсь сам,- мне кажется, я его пристыдил. Вот сейчас он гордо выдвинет

челюсть, сверкнёт очами и с бесстрашием двинется со мной.

К моему удивлению Семён кротко кивнул, в глазах, как море, разливается

благодарность:- Только долго не задерживайтесь. А я пока на дерево залезу, вот на это.

– Делай, как считаешь нужным,- я разочарован, но осуждать за трусость не тороплюсь.

Может, время для его подвигов не пришло?

Беру два копья и скольжу в густых зарослях. Азарт и возбуждение двигают всё

сознание. На удивление, двигаюсь быстро и бесшумно. Как только меняется направление

ветра, замираю и жду благоприятного момента. Иду по запаху как по компасу, вскоре

выползаю на большую поляну, заросшую густой, сочной травой. А вот и молодой олень, на его теле видны раны от хищника и животное с трудом дышит и видно, что страдает от

боли. Мне становится жаль его, но мой желудок судорожно сжимается от голода. Со

звериным рычанием кидаю копьё и едва не рву связки на руке. Тяжёлое копьё свистит в

воздухе и пронзает зверя.

Когда подошёл к дереву, где сидит Семён, тот прыгает вниз. Глаза лезут на лоб от

удивления:- Я думал, вы умом тронулись,- искренне лепечет он,- действительно, олень.

Неужели копьём?

– Ты меня обескураживаешь своей непосредственностью,- чего нового видел, сидя на

дереве,- подковырнул приятеля.

– А, муравьи покусали, да ещё клопа случайно раздавил, неприятно очень.

– Настрадался, значит,- сочувствую я.- Теперь пора домой. Бери оленёнка за задние ноги и

потопали. Наверное, нас заждались, да и темнеть скоро будет. Не хочу проводить ночь в

этой чаще.

– Зачем за ноги, привяжем к копьям, легче нести будет,- с мудростью изрекает сероглазый

увалень. С уважением смотрю на него. Какая цепкость ума!

Под вечер, обливаясь потом и, морщась от боли в плечах, подходим к спуску в наш

лагерь. Качаясь от усталости, начинаем спуск. Внезапно пахнуло потом, из-за скалы на

тропу выходят два мускулистых парня. Я узнаю их, они из группы Вилена Ждановича.

– Вход и выход платный, бросайте вашего козла и можете проходить,- нагло, играя

мышцами, заявляет один из них.

– Быстро освоились,- удивляюсь я. Злость вскипает в груди и вот-вот изольётся как лава

из жерла вулкана. Видно, что-то ощутив, один из них лихорадочно достаёт пистолет:-

Козла на землю!- с угрозой говорит он, но я чувствую, голос наглеца дрогнул.

– А, что вы будете делать, когда патроны кончатся,- я хладнокровно освобождаю копьё от

пут коры лианы. Ещё мгновение и проткну мразь, но не успеваю. Внезапно очнулся

Семён, видно пришло время подвигу. С воплем испуганного зайца, размахивается

дубиной и врезает по голове бандиту. С сожалением понимаю, парень перестарался.

Голова с противным хрустом позвонков откидывается назад. Не жилец, я лишь шмыгаю

носом. Его напарник, испуганно попятился и метнулся вниз.

– Какой ужас! Я убил человека! Я же хирург!- запричитал Семён, слёзы заполняют его

ясный взор и брызжут как у клоуна из глаз.

– Правильно, хирург. Ты, только, что произвёл операцию по удалению злокачественной

опухоли из нашего только зарождающего общества и заметь, очень успешно. Поздравляю, коллега!- высокопарно заявляю я и подбираю пистолет.

Семён дико водит очами:- Жмурика куда девать будем? А ещё, необходимо заявить

в милицию.

– Семён Семёнович, какая милиция!- всплескиваю руками.

– Может, на берегу найдём?- теряется сероглазый увалень.

– Вот кого я бы не хотел, искать, так это милиционера.

Мы, вновь поднимаем оленя и через некоторое время подходим к лагерю. Ладушка

первая меня увидела и с радостью подбегает.

– Как долго... ого, какой зверь,- неожиданно видит оленёнка.

– Пить хочу, умираю,- я облизываю пересохшие губы.

Тихий вечер окутывает нас, звёзды как жемчуг сияют на небе, Луна чуть показала

себя из-за горизонта, цикады так знакомо цвыркают в ближайших кустах. Мирно

потрескивает костёр. Внизу перекатывается волнами тёмное море, ночесветки вдали

пытаются составить конкуренцию высокомерным звёздам. Всё это вызывает спокойствие

и уверенность, мы дома, это наш мир. Долго сидим у костра, но усталость валит с ног, наконец-то я подполз, к спальным местам и грохнулся между Яриком и Ладушкой. Они

прильнули ко мне с разных сторон, и я заснул, будто в омут нырнул.

Пробуждение резкое и неприятное. Вскакиваю на ноги, вдали трещат едва

слышимые пистолетные выстрелы. Темно, костёр почти догорел, но на горизонте

появилась едва заметная серость, предвестница наступающего утра.

Быстро добираюсь до Аскольда, он единственный, кроме поста, бодрствует.

– Надо, поглядеть,- его глаза блестят, мне кажется в них радость ожидания.

Мы берём по копью, и подходим к тестю, который вместе с крепким парнем, так же

вслушивается в глухо звучавшие выстрелы.

– Это на верху, в кого-то стреляют, не прицельно, лихорадочно,- оборачивается к нам.

Внезапно выстрелы закончились. Через некоторое время явственно слышится

полный боли и безысходности человеческий крик и глухой рёв.

– Медведь,- свистящим шёпотом произносит тесть. Странно, что люди делают на плато?

– Мы посмотрим.

– Только осторожнее, часа два назад какие-то люди, что-то скидывали на тропу,-

предупреждает тесть.

Мы поднимаемся. Я обостряю все чувства. До меня долетает запах сырой рыбы.

Вскоре натыкаемся на кусок белуги, наверное, той самой, что отобрали и Катерины. Ещё, через некоторое время, у самого выхода, ещё на один.