Воспитанник Шао.Том 1

А жизнь? — Жизнь там, где движение. Там, где стремление. Природа без жизни не может. Иначе она не Вселенная. Ничто. То, что невообразимо даже для воспаленного больного ума. То, что не имеет ни понятия, ни представления. Даже не пустота, не вакуум, не черная дыра. Ни размерное, ни безразмерное. Провал материалистического. Имеющее только одно понятие в коротком слове — Ничто. Все остальное — что-то. Всо остальное нужно. Всему остальному имеется место, имеется применение».

Так сидел настоятель Шао в отрешенной задумчивости и до боли в сознании мысленно вытягивался за пределы осознанного поколения. Богатство мысли, накопленных знаний, опыта — все как бы упиралось в невидимую бесцветную стену глухого мрака и молчания. «Как сильна, могущественна — ты, Природа! Мила и недоступна. Житие в бытии. Бытие в сущем. Сущее в..?!»

Иногда Дэ поглядывал на единственную дорогу, ведущую к монастырю. Третий день после общего схода сидел он и, как молодая вдова, терпеливо ожидал новостей. Но время будто бы замерло и, наверное, само задумалось: стоит ли стольких тяжестей и страданий жизнь.

Монах сухо щелкнул пальцами. Три группы ушло, готовы еще люди. В монастырь пришли служители из других обителей. Только вот известий никаких. От этого он становился мрачней, нелюдимей. Отчасти был согласен с доводами патриарха, но хватит ли этих, крайне ограниченных сил. А главное, какова будет истинная активность спецслужб. Каждый отошедший день, холостой сам по себе, сжимал и стягивал дальнейшее настолько, что потом все придется делать с большей скоростью и меньшим временем на раздумье. В столице не замечено постороннего возбуждения. Но Дэ не обольщался. Привыкнув за свою жизнь иметь дела с людьми льстивыми и коварными, он понимал, что при первой мало-мальски убедительной информации все вокруг зашевелится, начнет издавать угрожающие скрипы.

Сейчас, разглядывая карту, он прикидывал, насколько вероятна встреча опекуна с агентами. Из того, что ему было известно, в ближайшие сутки сближение не предвидится.

Но… Оставалось получить первый сигнал. Дэ оторвал взгляд от карты, по которой водил палочкой. Посмотрел на искромсанную щебнем извилистую дорогу и насторожился. По ней скорым шагом решительно двигалась нежданная группа людей численностью более двадцати человек. Прыгающая походка, воинственный пыл идущих настораживали глаз. По мере приближения толпы монах определил: шанхайская школа кемпо. Насколько ему было известно, эта группировка была сильна своей численностью. В великом городе такое не редкость.

Через несколько минут скорые кулаки упорно забарабанили в ветхие ворота. Дэ довольно долго смотрел на них, изучая движения и жестовые повадки.

Самоуверенность сквозила во всех их действиях, выкриках.

Каждая школа, ведомая наставником или группой сподвижников, имеет свое лицо. На языке специалистов — свои характерные движения, теорию динамики, траекторию выполнения приема, особую пластику работы кисти, пальцев. А также свой стиль в отношениях с внешним миром. Видеть это для такого знатока, каким являлся Дэ и другие монахи, умудренные огромным опытом жизни и багажом собственных размышлений, значило многое. Они безошибочно определяли не только стиль, но и местность, город, школу, где могли обучаться ученики.

Пришедшая группа относилась к группировке драчливой, спесивой, до лишнего шумливой. На турнирах никто из их представителей не входил в почетное число девяноста девяти сильнейших по стране. Но в послесоревновательный период настойчиво, с упорством тяжело больного, старались доказать свою силу каждому, кто не разделял их мнения и попадал под горячую руку сварливых учеников. Получали от мастеров по своим обиженным лицам, но апломба у них от этого но убавлялось.

Наконец Дэ дал знак привратнику. Тот, не торопясь, раздвинул деревянные щеколды, приоткрыл ворота. При входе во двор толпа более почтительно вела себя, памятуя о священности каждой обители, но все их жесты говорили о том, что они готовы и способны по первому сигналу разнести по бревну весь храм и разогнать живущих в нем.

Но, несмотря на воинственную спесь, хмурые служители недвусмысленно своим поведением дали понять, с кем пришлые имеют дело. Пропустили к настоятелю только старшего группы.

Тот не счел для себя нужным соблюдать какие-либо ритуалы приветствия, вежливость. Войдя в помещение, кивнул головой. Не садясь, настырно уставился маленькими немигающими глазенками, заговорил:

— Настоятель Дэ, нам известны некоторые приготовления, связанные с вашим бывшим монахом. Предлагаю вам оставить вздорную затею, не дающую ничего, кроме риска для вашей седой головы и гонений от центра цзяофаней, — тон говорившего был не в меру требователен, зол и визглив. Резкий говор выдавал нетерпение получить положительным ответ. — Бросьте глупую затею. Не те времена. Эпоха побеждающих кулаков отошла в добрый период романтичного прошлого. Против выстраиваются слишком внушительные силы: и числом, и могуществом.

— Странно, — пробормотал, словно извиняясь, Дэ, — кто надоумил вас, что я что-то предпринимаю? В бытии моем премного суетных дел, чтобы тягостно увлекаться мирскими нуждами, — оправдывающе развел руками. Голос и движения смиренного служителя.

Пришелец недоверчиво уставился на настоятеля.

— Нам известно, и очень хорошо известно, — остроскулый поклонился, в упор глядя на настоятеля. Тот, следуя своей натуре, смиренно глядел в пронзительную даль.

— Даже при желании я ничего не смогу предпринять. Всевышний тому свидетель. И нет ни одного свидетеля, который бы утверждал иначе.

Пришедший распрямился. Глаза из злых стали грозными. Степенно принял позу.

— Хитришь старик, в молодого играешь…

Дэ пожал плечами, но глаза леденело прислушивались к голосу говорящего.

— Откуда, сомневающийся, вам может быть известно то, что неизвестно мне, но, как вы имеете смелость утверждать, исходит от меня. Вы правильно отметили: я не молод для активных действий. Хотя не лишне заметить, что и вам не к лицу дебош главаря. Во мне забывается лицо мальчика. Сейчас он мужчина, если, конечно, его стопы ведают дорогу на земле. Трудно сказать после стольких лет, сойдется ли он со мной характером. Мирская жизнь круто меняет душу, которая примет любую форму, лишь бы не терять ее. Посему разум мой не торопится.

Стоящий нервно заходил по комнате. Ладони то сжимались в пульсирующий кулак, то разжимались и водили пальцами.

— Это не ответ. Он для мальчишек, верующих в старшего. Объект для закручивания мозгов нашел, уважаемый?!

— Наконец-то я услыхал в свой адрес подобающее мне слово. Но тон…

Ирония была глубокой и безграничной, несмотря на то, что настоятель напрямую и не желал подобной риторики. Но, следуя вековой традиции, имел право от каждого требовать уважения и выдержки.

— Нет, ты не так меня понял. Я пришел не ругаться или искать ссоры. Я человек прямой. Мы взрослые люди, раз я так говорю, значит оно так и есть.

Дэ немило усмехнулся.

— Но раз я так говорю, значит оное также существует.

Жилистый пришелец с крючковатым приплюснутым носом начинал надоедать настоятелю. Немного он знал этого человека, который в позе господина стоял и требовал того, что для Дэ сейчас было частью его мыслей и жизни. Такие не ждут, тянут от жизни все, что можно приобрести наглостью, силой, обманом. Они жестоки, требовательны. Не прощают в силу внутренней, глубоко скрытой трусости, боязни за свою шкуру, свое накопленное. Опасны они тем, что для достижения собственной цели пренебрегают моралью — обычной человеческой ценностью.

Пришедший, видно, не любил долгих остановок в разговоре.

— Старина, для решения спорного момента предлагаю вознаграждение за юнца поделить пополам. Это честно. Совесть твоя останется не тронутой. Черную работу сделаем мы. По рукам?

Настоятель неуважительно осмотрел пришельца. Только наживное спокойствие удерживало от праведного желания вскочить, повергнуть наземь наглеца, который позволяет себе более, чем может. Но, следуя правилам гостеприимства, сдержанно продолжил:

— По-людски, имея от рождения характер не корыстный и добрый, оставляю вам все вознаграждение. Оно по праву ваше. А о совести прошу не беспокоиться: она принадлежит тому, кто за чистоту ее тревожится без советов постороннего.