Воспоминания о Рерихах

12.07.1935

<…> Когда Вы получите это письмо, Вы уже будете иметь и телегр[амму] от него, посланную им, если не ошибаюсь, 3 июля, а также и телегр[амму] от Фр[ансис], которую она Вам послала сегодня, вернувшись вчера ночью из Вашингтона]. Конечно, она Вам сообщит все детали его чудовищно жестокого обращения с нею и с Мор[исом], который также поехал с нею, надеясь на него [315] повлиять и переменить ход его мыслей и действий. Они оба просидели почти неделю в Вашингтоне], он их видел только один раз, во время которого он сказал Фр[ансис], что он ее больше не желает никогда видеть, что она не исполнила своей миссии, что теперь это делается другими вместо нее, что он получает свои указания, но отказывается получить что-либо через нее, ибо все, что она приносила и передавала ему, не аутентично, но указания, которые он теперь получает, настоящие. <…>

315

Речь идет о Г. Уоллесе. — Прим. ред.

Затем он отказался видеть кого-либо из них [316] , когда была получена телегр[амма] Е.И. о том, что ее указания, посланные Мод [ре], были аутентичны и что никакие другие указания не имели главенство над ними. Они оба хотели передать ему эту весть, но он сообщил им через своего доверенного, что он не будет видеть Мор[иса] и не желает получать от него какие-либо письменные документы. Несмотря на все их попытки, он уехал, так и не увидевшись с ними, — уехал на месяц. Последние его слова, переданные [Франсис и Морису], <…> были, что он будет принимать Messages [317] только через Луиса <…>

316

То есть Франсис или Мориса Лихтмана. — Прим. ред.

317

Messages — послания; в данном случае, сообщения Учителя М. Как известно, Эстер Лихтман заявила, что теперь ей вместо Е.И. Рерих передана миссия передачи сообщений от Учителя, после чего Хорши вместе с ней решили отстранить Рерихов от всех дел в созданных ими в США культурных учреждениях и присвоить себе Музей Н. Рериха со всеми находящимися в нем произведениями искусства. — Прим. ред.

[Накануне в письме к Франсис он] сообщил, что он знает, как ему теперь действовать с экспедицией]. <…> решил не выпускать стейтментов [318] в печати для опровержения тех ложных слухов, которые появились 24-го [в газетах] <…>

Поразительнее всего, чтобы не сказать сильнее, является то, что другие члены сидели в это время в отпуску, и, несмотря на то что Фр[ансис] уведомляла их все время телегр[аммами] о происходящем, они не сделали ни одной попытки поехать туда и исправить ужасный вред и предотвратить дальнейшую опасность с его стороны. <…>

318

То есть официальных заявлений. — Прим. ред.

15.07.1935

<…> родная и любимая, приступаю с болью в сердце к описанию сегодняшнего заседания <…> Л[огван] произнес следующие слова: «Не удивляйтесь, если теперь будут получаться совершенно другие письма, и немало придет их, с содержанием очень различным от получаемых раньше. Меня эти письма не тронут, ибо я больше не намерен быть обвиненным в чем-либо или в проступках других, я это испытывал все годы. Я остаюсь совершенно спокоен при получении всех этих писем, ибо намерен жить и действовать по-новому и по-иному. То, что я сказал, также чувствуют О[яна] и Щорума], и мы так намерены действовать. Возможно, что другим членам это покажется тяжелым, пусть они серьезно подумают о том, что они хотят делать. <…> При этом О[яна] также сказала, обращаясь ко мне: и ты была «блеймед» [319] , а завтра другой, и так все время. Пишу Вам, любимая наша, с болью невыразимой, зная, как углубляю этими сообщениями Ваше горе. Но ведь это какое-то чудовищное ослепление и непонимание. Ведь это именно и есть порывание нитей, о которых Вы говорили в последнем письме. <…> Без преувеличения могу сказать, что отдала бы 10 лет своей жизни, чтобы эти формулы сегодня не вошли в пространство. <…>

319

От англ. blame — обвинять. Очевидно, под этим Л. Хорш и Э. Лихтман имели в виду даваемые американским сотрудникам указания Учителя и Рерихов на ошибки и недостатки, допускаемые ими в работе. — Прим. ред.

18.08.1935

<…> вчера <…> произошли открытые, резкие, грубые обвинения [со стороны] Л[огвана] и О[яны]. <…> Он всецело под ее влиянием, весь взвинчен, нервен, она же все время молчит, но жуткие эманации идут от нее. Одержание чувствуется в обоих, но мне его жаль, ибо, не подпади он под это разрушающее влияние, он никогда бы, мне кажется, не зашел так далеко в своем ослеплении. <…> [Логван] грубо заявил, что он Чэрман [320] Постоянного] Ком[итета] и знает, что делает, и будет поступать как нужно по своему усмотрению. На это я возразила, что ведь Профессор] и M-me Р[ерих] выбраны почетными президентами] Комитета, на что он мне ответил, что почетн[ое] президентство не дает решающего голоса, и что он знает закон, и его не интересует baby talk [321] <…> Должна сказать, что у него мания уже давно — думать, что Президент или Чэрман облачен абсолютной властью и что Trustees — это ничто и [они] не имеют права голоса! <…> Затем последовало <…> заявление Л[огвана] <…> что отсюда деньги не могут быть посылаемы больше за границу [Институту Урусвати и Европейскому Центру] <…> нет никаких забот о ком бы то ни было, кроме [забот] трех членов [правления] о самих себе! <…> мы видим, что они ведут к разрыву, хотят его поскорее добиться и нас удалить отсюда. <…> Страшно на них посмотреть, до того они изменились — злые, жестокие лица! <…>

320

Чэрман (англ. Chairman) — председатель. — Прим. ред.

321

Детский лепет (англ). — Прим. ред.

20.08.1935 (1)

<…> судя по теперешним действиям Л[огвана], он только и желает того, чтобы устранить главное лицо [322] из всех предприятий!! Ведь не забудем, что он уже изъял двух «нон резидент тростис» из состава членов нашего совета Маст[ер]-института] <…> Теперь на их места избраны О[яна] и Сидней. <…>

20.08.1935 (2)

<…> деловые заседания намеренно ведутся без других двух членов, но минитс [323] этих заседаний для получения всего количества голосов представляются для подписи им также! Но всех фактов, и деловых обсуждений, и распределения средств — все это столь важное для будущего хода дел — не докладывается даже на общем Муз[ейном] заседании! <…> Было сказано, что ведь здесь был в годы просперити [324] глава [325] со своими сыновьями, однако не достал денег, а вот Л[огван] привел своих друзей, и они все дали [деньги] на учреждение; <…> все, что произошло в делах, является результатом экстравагантности Ф[уямы] и Т[ары], на которую Л[огван] неоднократно им же указывал!! <…>

322

Имеется в виду Н.К. Рерих. — Прим. ред.

323

Протоколы (англ). — Прим. ред.

324

Prosperity (англ). — процветание. — Прим. ред.

325

Имеется в виду Н.К. Рерих. — Прим. ред.

05.09.1935

<…> Теперь Чэрманом Бор[д оф] Троетес] [326] состоит Л[огван].

26-[27].09.1935

<…> сегодня вечером <…> [Хорш] начал с того, что он дал лично профессору] Р[ериху] свыше ста тысяч дол [ларов], платил его долги повсюду <…> давал и авансировал деньги другим учреждениям <…> показал большое количество чеков, из коих большинство было снято фотостатом <…> говорил о поездках с Вами в Евр[опу], когда он истратил большую сумму на картины для «Корона Мунди» (которые потом были проданы с аукциона!), наших поездках, затем говорил о том, что он нам также давал [деньги], что мы жили и ездили повсюду благодаря ему <…> он «дал около одного миллиона и двухсот тысяч, он создал все». <…> Н.К. не есть единственный основатель, но лишь один из фаундеров! <…> сказал, что написал Вам и Н.К. официальные письма, в которых он порывает с вами все сношения. <…>

326

Board of trustees (англ.) — Совет попечителей. — Прим. сост.

Сидней <…> сказал, хотя и со смущением, что, ознакомившись с фактами, он разделяет чувства, высказанные г-ном Х[оршем]. Обе дамы [327] присоединились. <…> мы ответили заявлением (привожу его в переводе): «М-me Лих[тман] и Мисс Г[рант], выслушав все заявления, которые были сделаны г-ном и г-жей Х[орш], г-жей [Эстер] Л[ихтман] и г-ном Щьюбергером], вновь подтверждают и заявляют о своей абсолютной лояльности и преданности основателям всех наших учреждений — профессору] и М-те Р[ерихам], имена которых в течение 14 лет украшали нашу деятельность и принесли нам успех и великие возможности, а также и интернациональную репутацию. Будучи прекрасно знакомыми с историей учреждений с их самого начала в 1921 году, они в состоянии утверждать, что было бы невозможным когда-либо выплатить духовный долг благодарности, который следует им за их неустанный и жертвенный труд во всех наших делах. Эта признательность была все время выражаема всеми тростис Музея и Маст[ер]-института до апреля 1935 года. Для М-me Лих[тман] и Мисс Г [рант] профессор] и М-me Р[ерихи] продолжают быть основателями этих учреждений, и они видят в них своих вождей и лидеров».

327

Речь идет о Н. Хорш и Э. Лихтман. — Прим. ред.

Затем Л[огван] заявил, что он прекрасно знает, что в течение тринадцати лет Рад [на], Мод[ра], Ав[ирах] и С[офья] М[ихайловна] писали о нем и о них ложные и унижающие их письма, и этого больше не будет. Они теперь ведут дела, и он през[идент], и будет вести все согласно с американскими] законами, а не по закону Рери[ха] или закону Урус[вати]. Когда он говорит, его должны слушать[ся]. <…> мы спросили, каков же в данном случае статут Музея. На это он заявил, что музей — его [собственность] и картины принадлежат ему, ибо он за них заплатил, за исключением одной партии картин. <…> Я спросила, как насчет Щиколас] Р[ерих] пейнтингс [328] и арт. колл. [329] — он сказал, для напугивания, очевидно, что он всем владеет <…> и дальше на наши вопросы сказал, что в этой корпорации] семь тростис <…>; [он] увидел, как ужасно переменились основатели и как неэтически они действовали это время, и решил поэтому принять свои меры, ккоторым присоединились и О[яна], и Щорума]. <…> [Также он] сказал Фр[ансис], что она не может брать денег из Пресса [330] и жить на них. <…>

328

Картины, принадлежащие лично Н.К. Рериху, находящиеся в Музее Рериха. — Прим. ред.

329

Художественной коллекции; возможно, речь идет о предметах искусства, принадлежащих выставочному центру «Корона Мунди». — Прим. ред.

330

Речь идет о пресс-центре и издательстве, которым все время его существования руководила Франсис Грант. — Прим. ред.

Если бы мы очутились в аду — не могли бы испытать более гнетущего и отравляющего все вокруг чувства. <…> Если мы [и] питали какую-то слабую надежду на то, что еще что-то возможно сделать, [то вчера] она умерла окончательно. Мы видели перед нами три трупа <…> Предать дела, убить человека, украсть — все это преступление, но предать Дух и Высший Источник — это только может сделать сатанинское воинство, ибо действует преднамеренно и зная, на что идет. <…>.

Отсутствие Авир[аха] вчера я считаю преступным по отношению к Вам. <…>

…мы спокойны, чего еще можно ожидать — самое страшное случилось. <…>

15.10.1935

<…> В здании продолжается преступное выполнение их замысла — уже снято со стены Музея в главной лобби [331] Знамя Мира. <…> все переменено на вывески «Мастер-билдинг» <…> телефонистки отвечают теперь не «Рерих Музеум», а «Маст[ер] Хотель»! <…> происходит мелкая месть и издевательство. <…> [Нетти Хорш говорит] о себе, что она теперь представительница Бел[ого] Бр[атства]. <…> убрана вся литература с главного входа в Музей. <…> Но какой ужас, что О[яна], очевидно, все время собирала (неужто она была «свидетельницей» в сторону зла?) все, что читалось и говорилось, чтобы потом предать всех и все! <…> они сознательно разрушили и разрушают все, что мы ни делаем <…> — говорю о школе.<…>

331

Фойе. — Прим. ред.