Восторг
Шрифт:
– Привет, мам, ты как?
Когда из трубки донесся ответ, Мэл положила в рот очередную картофелину фри. – Я еще на работе, да. Хотела позвонить, сказать, что со мной все в порядке.
Блин, у этих простых слов была подоплека, несовместимая со временем дня и «работой».
Закрыв глаза, она заставила свой голос звучать спокойно:
– О, ты же знаешь «ККЖ». Вечно что-то происходит… Хм, как прошла игра в бридж?
Впервые не было чувства отягощенности рутинным, повседневным разговором, она наслаждалась им. «Нормально» – это хорошо.
Она жива. Как и ее мама.
И это было… на самом деле хорошо.
И, что интересно, для нее был важен ответ. Равно как и следующий вопрос… о том, как играла Рут, их соседка. А также смех из-за неудачного козыря.
Мэлс действительно слушала, ей было важно, и это доказало, сколько всего она пережила в последнее время.
Похоже, шок от холодной воды пробудил ее еще сильнее.
Открыв глаза, она сфокусировалась на Джиме Хероне, который лежал неподвижно на покрывалах.
Что на самом деле произошло под тем сараем для лодок?
– Мэлс? Ты там?
Она сжала телефон чуть сильнее, хотя едва ли могла уронить штуковину.
– Да, мам, здесь.
Какой была бы эта ночь, если бы все сложилось иначе?
Волна страха прошлась по ее костям, заменяя костный мозг фреоном[141], и внезапная дрожь заставила ступню притаптывать под стулом, а пальцы – постукивать по столу рядом с пустой тарелкой еды.
Она посмотрела на дверь ванной, гадая, чем Матиас там занимался. Какое-то время оттуда доносился глухой шум, будто был включен душ, но сейчас – тишина.
– Мэлс? Ты по-странному тиха… ты в порядке?
Я чуть не умерла этим вечером…
Окей, очевидно, хладнокровие, которым она блистала после того, как вытащила себя из Гудзона, стало следствием шока: сейчас она была на грани истерики.
Но она не разобьется вдребезги, говоря по телефону с мамой.
– Мне правда очень жаль… Я просто… хотела услышать твой голос.
– Это так мило с твоей стороны.
Потом они сказали еще что-то, еще более хорошее и нормальное, а затем Мэлс услышала, как объясняет, что будет дома поздно.
– Я сейчас в центре, в «Мариот»… у меня с собой телефон, он всегда под рукой.
– Я правда рада, что ты позвонила.
Мэлс посмотрела в зеркало над столом. Слезы катились по ее лицу.
– Я люблю тебя, мам.
Повисло молчание. А потом эти три слова раздались в ответ, удивленным голосом, сопровождаемым слезами по ту сторону трубки.
Дважды за день. Когда такое случалось в последний раз?
Когда ее мама повесила трубку, Мэлс чудом попала пальцем по кнопке «завершение». Следующий шаг – взять салфетку с колен, разложить ее на руках и наклониться, прижимая мягкую ткань к лицу.
Рыдания охватили ее, плечи перестали держать вес, заставляя кресло заскрипеть. Невозможно остановить истерику, не было мыслей, никаких образов вообще.
И эмоциональный срыв был связан не только с рекой или Матиасом; он уходил далеко в прошлое, к смерти ее отца.
Она ревела, потому что скучала по нему, потому что он погиб молодым. Она плакала из-за своей матери
и из-за себя.Она плакала, потому что чуть не умерла сегодня… и потому что отъезд Матиаса был равносилен пониманию того, что любимый человек скоро должен умереть…
Мэлс подняла голову, почувствовав теплую руку на плече. В зеркале она увидела, что Джим Херон стоял позади нее…
– Ты сияешь, – сказала она, нахмурившись. – Ты…
Крылья.
Над его плечами возвышались крылья, красивые, из тонкой паутинки, они повисли в воздухе, придавая ему вид анг…
Она резко обернулась, чтобы встретить мужчину лицом к лицу, но его не было рядом. Он по-прежнему лежал под покрывалами на кровати недвижимой, безмолвной горой.
Повернувшись, она увидела в зеркале только себя.
В этот момент открылась дверь в ванную.
Матиас медленно вышел, для равновесия одной рукой ухватившись за дверной косяк.
Он подошел к ней аккуратной, осторожной поступью, будто побывал на лодке, и его ноги до сих пор считали, что он в открытом море.
Потом дверь в коридор открылась и закрылась, напарник Джима покинул комнату.
– Матиас?
Приблизившись к ней, он опустился на колени. Когда ее взгляд опустился на него, Мэлс ахнула…
***
Джим выбрал этот момент, чтобы прийти в себя. Гнев лучше времени прочистил его разум и дал ему сил для движения. Его тело все еще было загрязненным, но с него хватит отлеживания в ожидании, когда он снова почувствует себя в норме.
Сбросив покрывала, он со стоном выпрямился.
Он голый – плохие новости. Желудок тоже не говорил ничего хорошего.
– Я могу позаимствовать кое-что из одежды? – спросил он, зная, что Матиас и Мэлс были у стола.
Кто-то прокашлялся. Матиас.
– Эм, да… в мешке у твоих ног.
Нагнувшись, он поднял его. Он была из сувенирного магазинчика в вестибюле, и Джим, открыв его, приказал желудку повременить с самодеятельностью. Внутри лежала пара черных спортивных штанов и футболки с логотипом Колдвелла.
– Ты уверен, что в состоянии ходить? – спросил Матиас.
– Ага… где Эд?
– Только вышел.
Джим прислушался к инстинктам… его приятель был в коридоре, прямо у двери. Хорошо.
Проблема с обнаженкой была исправлена из положения «сидя», поэтому он не мелькал задницей перед дамой. Футболка оказалась немного тесной, а штаны – короткими, но будто его сильно заботил его гардероб?
Встав на ноги, он закачался и уперся рукой в стену.
– Ты уверен, что не хочешь еще немного поспать? – спросил Матиас.
– Ага.
– Твои сигареты, телефон и бумажник у телевизора.
– Ты спаситель. – Потому что, блин, он смог сделать глубокий вдох только когда увидел красную пачку и свою черную зажигалку. Подхватив жизненно необходимое, он затолкал набор в карман штанов и направился к двери. Он не оборачивался… просто не мог.
Он был слишком взбешен для разговоров.
– Позвони, если я понадоблюсь… Эд знает номер, – пробормотал он на выходе.
Оказавшись в коридоре, он оглянулся по сторонам.