Vox populi: Фольклорные жанры советской культуры
Шрифт:
Остается гадать, изменил ли свое мнение о языке сценария Александров. В сравнении с Толстым, возглавлявшим до своей смерти Главную редакционную коллегию Свода фольклора народов СССР, начетническая глухота Александрова к фольклорной речи выглядит объяснимее, но небезынтересна в свете его дальнейшей биографии — академика (1946), директора Института философии АН СССР (1947–1954) и министра культуры СССР (1954–1955). Экскурсы в филологию для Александрова на истории с «Кащеем» не закончились. В 1952 году, уже в качестве «главного философа страны», он станет автором пятисотстраничного сочинения «Труды И. В. Сталина о языкознании и вопросы исторического материализма», наполненного рассуждениями о языке, «на котором Ленин и Сталин учат трудящихся всех стран, как надо сбрасывать капитализм в пропасть» [563] .
562
Былины / Под ред. М. Н. Сперанского. М., 1916. Т. 1. С. 145 (впервые в издании Гильфердинга: Онежские былины. СПб., 1894. Т. 2. № 74, записана от Трофима Рябинина).
563
Александров Г. Ф. Труды И. В. Сталина о языкознании и вопросы исторического материализма. М., 1952. С. 370.
Через восемь лет, в 1952 году, в уже вполне сгустившемся чаду «борьбы
564
В рецензии на фильм, опубликованной в журнале «Коммунист», одобрялось «обращение нашей кинематографии к материалу былин», но отмечалось, что «фильм художественно далеко не полноценен. <…> Постановщики, художники, операторы не нашли единого эпического стиля для изобразительного решения фильма. Бесспорно, самой сильной его частью, как и сценария, является начало. Перед нами встает „Господин Великий Новгород“. В красоте его архитектуры, в облике людей мы видим высокий уровень русской культуры того времени. <…> Но сейчас же после яркого начала — срыв, явная неудача. <…> Кадры, изображающие подводное царство, безвкусные и мишурные, резко противоречат общему стилю фильма» (Коммунист. 1953. № 22. 27 января).
565
Высоцкий М. З. Широкоэкранное кино // http://www.cultinfo.ru/fulltext/l/001/008/123/985.htm.
566
Robertson P. The Guinness Book of Film Facts and Feats. 5th Edition. Guiness Publishing, 1993. Занятно, что ко времени выхода «Ильи Муромца» на экран патриотическое содержание фильма уже не исключало своего истолкования в преддверии партийного осуждения «культа личности» Сталина. К середине фильма защитник Руси, богатырь Илья Муромец, оклеветанный боярами, томится в подземелье князя Владимира. Освобождение Илье князь Владимир дарует только тогда, когда родной земле снова грозит беда, — мотив, который в 1956 году уже несомненно напрашивался на аналогии применительно к истории Великой Отечественной войны.
В изобразительном воспроизведении героев былинного эпоса книжные иллюстраторы и художники-гримеры к началу 1950-х годов ориентируются на монументальные полотна Виктора Васнецова (1848–1926) — «Витязь на распутье» (1878), «После побоища Игоря Святославича с половцами» (1880), «Три богатыря» (1881–1898), «Баян» (1910), «Кащей Бессмертный» (1917–1926), «Бой Ивана-Царевича с трехглавым змеем» (1918), «Бой Добрыни Никитича с семиглавым Змеем Горынычем» (1918). Романтический национализм Васнецова, окончательно оформившийся в годы правления Александра III (и приведший художника в 1905 году в ряды антисемитского «Союза русского народа»), оказывается отныне созвучен патриотическому воспитанию и стилистической топике эпохи позднего сталинизма, молча простившего покойному художнику сочувствие черносотенцам и нелюбовь к большевикам [567] .
567
Занятно, что уже в 1926 году Троцкий, обвиняя Сталина в антисемитизме, вспомнит о черносотенстве, чтобы охарактеризовать риторику сталинистов в борьбе с оппозицией (Троцкий Л. Д. Сталинская школа фальсификаций. М., 1990. С. 138; Троцкий Л. Д. Сталин. М., 1990. Т. 2. С. 171).
Похвалы иконографическому патриотизму Васнецова высказывались задолго до 1940-х годов, но вплоть до истории с оперой «Богатыри» они выглядели скорее идеологически предосудительными, чем одобряемыми властью. В демократической прессе начала века картина Васнецова служила одним из излюбленных объектов карикатурного перешучивания — не в последнюю очередь из-за политических убеждений ее автора: такова, например, карикатура Николая Ре-Ми на одной из обложек журнала «Сатирикон» за 1911 год (№ 38), где в роли богатырей изображены три правых журналиста. В 1920-е годы восприятие тех же образов также не обязывает к непременной серьезности: журнал «Крокодил» изображает в виде васнецовских богатырей растратчиков и бюрократов (№ 36). На этом фоне восторги на предмет «Трех богатырей» в большей или меньшей степени демонстрировали определенность патриотических убеждений, вдохновлявших некогда самого Васнецова. Примером на этот счет могут служить «искусствоведческие» рассуждения академика И. И. Павлова, купившего в 1924 году авторскую копию «Трех богатырей». Показывая картину гостям, честный и словоохотливый хозяин, любивший время от времени продемонстрировать свою оппозиционность к большевикам, не отказывал себе в удовольствии высказать о ней мнение, — в 1920-е годы оно звучало, вероятно, не без фронды, но по иронии судьбы предвосхитило посмертный триумф Васнецова в эпоху позднего сталинизма:
Илья Муромец — выдержанный, тяжел на подъем, он рассматривает врага, чтобы пойти на пролом. Добрыня Никитич — импульсивен, рвется вперед, не раздумывая, в битву идет напрямик. Алеша Попович — он уже все смекнул, понял, что грозит опасность, и думает, как бы лучше ее обойти. Кстати, он не только хитроват, но и франтоват <…> Какая мощь! Три русских богатыря! Русь! А? Ведь в них все мечты нашего народа. Муромец защитил нашу землю от татар. Добрыня защитил ее от Батура. Алеша победил Тугарина Змеевича — азиатских кочевников. Разве это не мечта русского народа — бороться с врагами, не пускать их к себе [568] .
568
Павлов В. И. Встреча Горького с Павловым // И. П. Павлов в воспоминаниях современников. Л., 1967. С. 353; См. там же: Розенталь И. С. Иван Петрович Павлов и искусство. С. 201.
Великая Отечественная война возвращает привлекательность героическим образам русского эпоса, напоминая в этом отношении о пропагандистских предпочтениях Первой мировой войны, вернувших обмундированию русской армии «былинный» пошив шинелей и шлемов (в разработке новой формы одежды принимал участие тот же В. М. Васнецов, разделивший — вместе с Б. М. Кустодиевым, М. Д. Езучевским и С. Аркадьевским — авторство в создании шлема, названного первоначально «богатыркой» и лишь позднее переименованного во «фрунзевку» и «буденовку») [569] . Вослед появившемуся в 1914 году тяжелому бомбардировщику И. Сикорского «Илья Муромец», в 1942 году тем же именем называется боевой бронепоезд, вошедший в состав 31 Особого горьковского дивизиона бронепоездов. Патриотическая дидактика героического эпоса эффективна и пока еще объединяет былинных персонажей русских былин с персонажами эпических сказаний народов СССР:
569
Зимний головной убор РККА 1917–1941 гг. //Сопельняк Б. Рождение буденовки // http://www.psj.ru/articles/200602271240.htm.
В образах русских богатырей — Ильи Муромца и Микулы Селяниновича, грузинского «Витязя в тигровой шкуре», азербайджанского «Кер-оглы», якутского «Дьулуруйар Ньургун Боотур» запечатлены лучшие черты народного характера. И среди подвигов воинов Красной армии, с честью поддерживающих славу оружия своих далеких предков, ослепительным светом сверкают такие проявления героизма, которые уже сейчас окружены ореолом прекрасной легенды <…>. Советский народ-богатырь под водительством великого Сталина разгромит и сметет с лица земли коричневую завесу фашизма — эту злую
силу всего прогрессивного человечества [570] .570
Башарин Г. Идея патриотизма — основное в олонхо (К постановке олонхо на сцене Якутского театра) // Социалистическая Якутия. 1942. 13 января. См. также: Макарова Е. М. Героические и патриотические мотивы в русских народных былинах и песнях // Пропаганда и агитация. 1944. № 22. С. 34–40.
Лозунги и плакаты времен войны славят «советский народ-богатырь» [571] , а эстетические параллели между советским искусством и национально-патриотической дидактикой правления Александра III возвращают васнецовской иконографии идеологический смысл, зловеще усугубившийся по ходу «борьбы с космополитизмом». В 1946 году рассуждения о патриотически эталонной эстетике Васнецова исходили уже из уст профессиональных искусствоведов:
Среди церковных росписей Васнецова наибольший интерес представляют образы древнерусских князей, причисленных церковью к лику святых. Перед нами как бы те же древнерусские витязи-богатыри, герои земли русской, полные воинской отваги и боевой доблести. Чисто русский, исторически правдивый тип князей настолько преобладает над традиционным иконописным обликом, что все эти иконы воспринимаются как монументальные былинные образы, составляющие целую галерею портретов выдающихся исторических деятелей нашего народа. <…> Грозен взгляд обнажающего свой меч Андрея Боголюбского, стремившегося к объединению русских княжеств. Великий русский патриот Александр Невский изображен так же, как воин, все думы которого посвящены судьбам страны [572] .
571
Например, в «Песне о великом Советском Союзе» (слова О. Колычева [псевдоним И. Я. Сиркеса], музыка А. Александрова): «Враг грозит стеной огня и дыма, / Но хранит полей родную ширь / Наш народ в боях непобедимый, / Русский народ-богатырь. / Хранит полей родную ширь, / Наш русский народ богатырь». Текст этой песни в сентябре 1943 года был предложен к рассмотрению Сталина в докладной записке секретаря ЦК ВКП (б) А. С. Щербакова в ряду конкурсных работ, представленных в возглавляемую Щербаковым и К. Ворошиловым Специальную государственную комиссию по созданию нового Государственного гимна СССР (Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 17. Оп. 125. Да. 217, 218 —. Позднее будет исполняться с изменением названия («Святое ленинское знамя») и текста (в частности — вариацией рефрена: «Русский народ-богатырь… Советский народ-богатырь»): «Из сражений вышел невредимый, /Отстоял полей родную ширь / Наш народ, в боях непобедимый, / Русский народ-богатырь! / Хранит полей родную ширь / Советский народ-богатырь!» (Песни о Ленине и Сталине. М., 1952). В 1947 году появляется песня «Россия» (музыка А. Новикова; слова С. Алымова): «Нашей силе молодецкой / Нету края и конца. / Богатырь-герой, народ советский / Славит Сталина-отца!» (текст и аудиозапись песни:.
572
Лебедев А. К. Виктор Михайлович Васнецов. М.; Л., 1946. С. 32, 35–36). См. также: Холодковская М. З. В. Васнецов. М., 1949.
В 1951 году статья о Васнецове в Большой Советской энциклопедии, со ссылкой на А. А. Жданова, приравняет художника к предтечам социалистического реализма, удостоенного защиты большевистской партии от «врагов, игнорировавших традиции русской реалистической живописи 19 века». Более того: именно партия, как теперь выясняется, «в полной мере восстановила значение классического наследства Васнецова» [573] . В 1953 году, еще при жизни Сталина, торжественно открылся Дом-музей художника В. М. Васнецова (как филиал Музея истории и реконструкции Москвы).
573
Большая Советская энциклопедия. М., 1951. Т. 7. С. 44.
Популярные и иллюстрированные издания былинных текстов закрепляют узнаваемый канон изображения эпических героев [574] . Представление о трех «главных былинных героях» — Илье Муромце, Добрыне Никитиче и Алеше Поповиче — во многом складывается также с оглядкой на «Богатырей» Васнецова, а не на реальные записи былин, редко объединяющие изображенных им героев рамками одного сюжета. Роль Васнецова кажется при этом тем значительнее, что в дореволюционном эпосоведении сравнительно большим вниманием пользовались другие былинные персонажи. Дидактические возможности в пользу их символического объединения во всяком случае варьировали — о чем можно судить хотя бы по составленным Л. H. Толстым четырем «Русским книгам для чтения», содержавшим обработки былин (Толстой их называл «стихи-сказки») о Святогоре, Сухмане, Вольге и Микулушке Селяниновиче. В содержательном отношении к былинным текстам сама изобразительная мифологизация «трех богатырей» у Васнецова оправдана применительно к Илье Муромцу, но мало вяжется с былинными образами Добрыни Никитича и Алеши Поповича — героев одной из наиболее популярных, но и наиболее «куртуазной» русской былины, варьирующей тему «эпического сватовства»: хвастовства Добрыни верностью жены и притязания на нее Алеши во время отлучки Добрыни [575] . Былинный конфликт Добрыни и Алеши, воспроизводящий в общем виде сюжет мирового фольклора о возвращении мужа на свадьбу своей жены (в «Одиссее» Гомера, различных версиях тюркоязычного эпоса об Алпамыше, французских поэмах о Карле Великом, южнославянских юнацких песнях и т. д.) и разнообразивший традиционные мотивы узнавания (по «злачену перстеню») и наказания претендента («Стал гусельками Олешу поколачивать»), не исключавшие авантюрной травестии, едва ли можно счесть особенно продуктивным для возвышенной героизации героев-соперников. Известно, что Васнецов, работавший над своей картиной более двух десятилетий (с 1871 года, когда был сделан первый карандашный эскиз картины, до завершения полотна в 1898 году), истолковывал свою картину вполне в вагнеровском духе. Богатыри, по мемуарному признанию художника, были дня него «творческим долгом, обязательством перед родным народом», но ни в коей мере не иллюстрацией к русским былинам [576] . Триумфальное шествие «Богатырей» по советским иллюстрированным изданиям демонстрирует более сложную ситуацию. Изобразительная символика становится в этих случаях не только иллюстрацией к русской эпической традиции, но и придает этой традиции (квази)историческую ретроспективу. В определенном смысле это именно та ситуация, которая может служить примером эпистемологической эффективности «визуальной историографии» — зрительного образа, гипнотизирующего наглядной «документальностью» «исторического факта» [577] .
574
Былины об Илье Муромце. М.: ОГИЗ, 1947 (тираж — 250 тыс. экз.); Русские богатыри: былины и героические сказки в пересказе для детей И. В. Карнауховой. М., 1949; Былины / Вступ. статья и примеч. Н. В. Водовозова. Илл. П. П. Соколова-Скаля. М., 1955.
575
Ср.: Илья Муромец / Подг. текстов, статьи и коммент. А. М. Астаховой. М.; Л., 1958; Добрыня Никитич и Алеша Попович / Изд. подг. Ю. И. Смирнов и В. Г. Смолицкий. М., 1974. См. также: Дашкевич П. П. К вопросу о происхождении русских былин. Былины об Алеше Поповиче и о том, как перевелись богатыри на святой Руси. Киев, 1883; Лобода А. Русские былины о сватовстве. Киев, 1905.
576
Лазуко А. К. Виктор Михайлович Васнецов. Л., 1990.
577
Ankersmit F. R. History and tropology, The Rise and Fall of Metaphor. Berkeley; University of California Press, 1994; и особенно: Ankersmit F. R. Statements, Texts and Pictures // A New Philosophy of History / Ed. F. Ankersmit, H. Kellner. London: Reaction Books, 1995.
Фольклористические фантазии о расцвете советского эпоса обретают в эти же годы форму документального очерка в «невыдуманных рассказах», составивших книгу Бориса Полевого «Мы — советские люди» (1950). В «свидетельском» описании Полевого, бывшего в годы войны корреспондентом газеты «Правда», рождение эпического текста рисуется сценою песни, которую на его глазах запевает у походного костра солдат-казах во время короткого привала. Слова песни, «звеневшей однообразно, как ветер в верхушках сосен» и исполняемой «резким фальцетом», непонятны для автора очерка, но их смысл становится ясен из своевременного объяснения добровольного толмача — русского лейтенанта, сведущего в казахском языке. «Степная протяжная песня» поется, как объясняет лейтенант, о реальном персонаже — герое-панфиловце Малике Габдуллине, недавно побывавшем в их батальоне.