Война 1812

Ля Гранж побледнел.
– Ах, милостивый Петр Дмитриевич. Я право не знаю. Хотелось бы сделать небольшой перерыв. Отшлифовать ряд творческих идей. Поправить костюмы. Доделать декорации.

– Cher Steofan! (Любезный Стеофан. Франц.) Какой перерыв? Когда такой успех! Публика, буквально носит вас на руках. Купает в улыбках и объятиях. А будет ещё больше. Тем более я уже пообещал князю. Вы же не хотите меня подвести?

– Что вы, ваше сиятельство?! Никогда!

– Е coute, espе ce de canaille! (Смотрите, негодник! Франц.) - тростью мягко постучали по ноге режиссера. – J'espеre pour toi. (Я надеюсь на ваше благоразумие. Франц.)

.....

Несколько дам бальзаковского возраста, сразу после спектакля, окружили Ля Гранжа. – Ah, maitre! Quelle musique! Quel jeu d'acteurs! Je suis au septiеme ciel et j’ai dеjа envie de tout revoir! (Ах, маэстро! Какая восхитительная музыка! Игра актёров... бесподобна! Я просто на седьмом небе и уже снова хочу пересмотреть всё заново! И, я! Я, тоже! Франц.).

Волна холода прошла внезапно по спине режиссера, нагретой от комплиментов и восхищений. Стефан поёжился и обернулся. Увидел того, кого явно не ожидал увидеть. – Excusez-moi mesdames, je dois parler а mon... а mon... а mon... (Простите, дамы. Мне нужно поговорить с моим... с моим... с моим... Франц.).

На ватных ногах он подошёл к князю Ланину.
– Кирилл Васильевич, такой успех спектакля! Все хвалят вас! за музыку, сценарий и игру актёров.

Глыба льда оскалилась людоедской улыбкой. (Стефану послышалось, как лязгнули стальные зубы).
– Скажи, голубь сизокрылый, какого рожна ты тут делаешь?

– Ваше сиятельство, небольшие гастроли. По приглашению князя Волконского. Буквально на несколько дней. Он любезно предложил, оплатил и даже предоставил свой дом в Москве для выступления и проживания труппы. Мы показали премьеру "Подмосковные вечера".

Карие глаза кровопийцы-оборотня наливались кровью.
– Степан! Какая, мать тебя за ногу, премьера? Какая Москва? Я велел тебе сидеть дома. Готовить артистов к выездам, к полевым условиям. К тяжёлым и длительным поездкам по стране. Дал задание разучивать военные песни, поставить под них танцы. Война идёт. Наполеон почти у Москвы. Ты людям одежду тёплую заказал?

– Ваше сиятельство. Но, но, но. Я думал, ничего не будет. Или будет, но далеко. Или быстро закончится.

– То есть, ты! ни к чему не подготовился?

– Ваше сиятельство, просто я подумал - когда вернетесь. Поедете в Петербург. Возьмёте нас с собой. Может даже организуете спектакль. Тем более, на нашем выступлении побывала кузина Марии Нарышкиной. Она пообещала, рассказать о нас сестре. А та, по слухам, с самим государем дружит...

– Новиков!
– князь громко позвал, вскинув руку.

– Да, ваше сиятельство, - из-под земли появился, среднего роста, плотный, похожий на толстый бочонок, подпоручик.

– Взять, этого артиста, и выдрать так, чтобы неделю не мог сидеть на отхожем месте.

– Есть, выдрать, - радостно потёрли руки.

.....

Князь стоял у кровати и сверлил жертву тяжелым взглядом палача.
– Стёпушка, дорогой! Как ты? Живой ли?

– Премного благодарен, ваше сиятельство. Спасибо за науку. Плохо мне. Ножек не чувствую.
– Прохрипели умирающим голосом.

Кровопивец сцепил руки в замок. Резко щёлкнул пальцами. Его голос налился металлом. – Слушай внимательно! Даю две недели на выполнение всего, что поручил ранее. Если, через указанный срок, не будет исполнено. Выдеру, так! Не то, что ноги – голова отвалится. А сейчас! Быстро поднялся, собрал коллектив и начал разучивать новые песни, которые я написал.

– Ваше сиятельство? Как же я встану? Когда пошевелиться не могу?

– Степан, или ты сейчас встаёшь и идешь на репетицию или я снова прикажу тебя драть. И уже по-настоящему! Так, что быстро поднялся и бегом за мной.

Глава 8.

Собственник типографии, он же главный редактор, он же первое лицо в редакции журнала "Вестник Европы" быстро просматривал материалы, подготовленные к набору. Пробежавшись взглядом по очередному творчеству, резко выдохнул единственное слово... – Чушь.
– И решительно отодвинул прочитанное в сторону. Взял следующее. Быстро просмотрел. Снова прозвучало.
– Бред.
– Перешёл к очередному просмотру. И снова негодование. – Кошмар.

Исполняющий обязанности помощника редактора Белоцерковский Антон Петрович, красный как рак, ничего не понимая, водил взглядом из стороны в сторону, сопровождая движение откинутых листов. Наконец набрался мужества и спросил у грозного начальника, которого увидел после длительного многомесячного перерыва.

– Месье Ланин, могу узнать, почему вы откинули замечательные стихи графини Марии Латыпиной. Они посвящены любви к голубям. И пользуются большим признанием в литературном салоне Зинаиды Волконской. Они настолько популярны, что поклонники Марии собрались сочинить музыку и создать песню.

Руководство журнала, нехотя вернуло последний листок. Вслух прочитало первые строки...

Стосковался мой голубь в темнице

Сизокрылый, мой дорогой.

Услыхал, как вещие птицы

Воркуя, приносят покой.

Князь удивлённо посмотрел на помощника.
– В чём они замечательные?
– не дожидаясь ответа, снова убрал писанину в сторону.
– Я говорю – чушь. Значит – чушь. Разве не понимаете - какая сейчас ситуация и что происходит в стране?

– Хмм, - лицо Белоцерковского налилось краской. Он очень осторожно уточнил.
– Имеется в виду война с Бонапартом, ваше сиятельство.

– Представь себе, да. С ним, чтоб его разорвало! И ещё с десятком армий, которые он тащит за собой. Ты в курсе, что у него половина миллиона солдат? А у тебя! В самом популяром журнале России! Какие-то легкомысленные стишки про любовь к голубям. Стихи должны быть величественными, наполненные гневом и патриотизмом, чтобы продирало до костей! Чтобы слёзы текли! К примеру такие…

Вставай, страна огромная,

Вставай на смертный бой

С французской силой темною,

С проклятою ордой!

Князь взял отложенный листок.
– А ты, что предлагаешь? Какую-то ерунду про голубей? Или, вот! Что это такое? Про какой-то чердак?...

В доме чердак - пылиться один!

Мрак тишины, переполненный пыли,