Война меча и сковородки

Надо ли говорить, что и караван, и купцы, и дамы были ненастоящими.

Годрик, как и обещал своим людям, сам нарядился дамой.сидел на облучке «дамской» повозки, пощипывая струны лютни, и зорко посматривал по сторонам из-под вуалетки, позволявшей видеть всех и вся, не привлекая внимания.

На первый взгляд, ничего подозрительного вокруг не было - двое нищих толклись возле сточной канавы, деля объедки и награждая друг друга тумаками. При появлении каравана, они забыли драться и проводили повозки взглядами.

Дорога старой тропой была не из лучших - ямы и валежник. Сидевшие в повозке позади Годрика рыцари сдержанно ругались, когда их метало от одного борта к другому, и недоумевали - как можно нежным женщинам предпочитать этот способ передвижения? В седле и удобнее, и проще.

Прислушиваясь краем уха к ворчанию за спиной, Годрик не забывал прислушиваться и к лесным шорохам и шумам, и оглядывать местность - благо, дамская вуаль облегчала дело. И хотя он ожидал всего, чего угодно - от падающего поперек дороги дерева до разбойников в кожаных масках, выскочивших из ближайших кустов, невольно вздрогнул, когда рядом с ним плюхнулся один из рыцарей, выбравшийся из глубины повозки. Женское платье и плащ с капюшоном изменили его необыкновенно, и Годрик не смог узнать, кто это вылез на облучок, нарушив его приказ - не высовываться из повозки до появления разбойников. Маскировка - маскировкой, но если бандиты не совсем дураки, при ближайшем рассмотрении поймут, что таких рослых и неуклюжих женщин просто не бывает.

– Что хотел?

Рыцарь помотал головой.

– А каких болотных жаб ты вылез? Скройся, если не хочешь, чтобы нас раскусили раньше времени!

– Почему - раскусили?
– спросил рыцарь, выглядывая из-под капюшона.

Годрик дернулся так, что лютня свалилась и ударилась о подножку, издав жалобный звон.

– А ты здесь откуда?!
– бешеным шепотом спросил он, хватая за плечо Эмер, потому что на облучке рядом с ним восседала именно она.

– Из повозки, - она удивленно указала большим пальцем за спину.

– А в повозке ты как оказалась, дочь горгульи?!

– Не ори, Годрик, - посоветовала жена, оглядываясь.
– Хороша дама с таким басом. Эй! А что ты делаешь?

Годрик натянул поводья, заставляя лошадей остановиться, но Эмер вырвала у него вожжи и подхлестнула животных.

– Мы возвращаемся немедленно!
– все же Годрик внял предупреждению и опять перешел на шепот, но менее спокойным не стал.

– Мы не возвращаемся!
– ответила она ему в тон.
– Мы сделаем то, что собрались.

– Я сделаю! Я!
– Годрик попытался отобрать у нее вожжи, но Эмер вцепилась в них мертвой хваткой и пихала мужа коленом в бедро, заставляя отодвинуться.

Возня на облучке была замечена рыцарями. Спрашивать, что случилось, они не осмелились, но услышав позади осторожное покашливание, Годрик оставил жену и вцепился в колени, ругаясь сквозь зубы.

Вдруг на него снизошло озарение, и он уставился на жену, которая с невозмутимым видом правила лошадьми:

– Кто посмел тебя выпустить? Я же велел, чтобы караулили день и ночь. Неужели, леди Фледа...

– Ты меня совсем за дуру считаешь?
– ответила Эмер беззаботно.
– И не обвиняй дорогую матушку, она ничего не знает. Я разговорила ее, узнала про платья, про то, что ты, якобы, поехал в сопровождении рыцарей в кузню, а потом увидела повозки, и как твои болваны тайком лазали в сарай, таская сено. Поэтому сбежала и спряталась между мешками. Я придумала этот план, Годрик, и только мы должны осуществить его.

– Никаких «мы», - он улучил момент и выхватил у нее вожжи.

– Годрик, разлукин сын!..
– закричала Эмер шепотом.

– Возвращаемся, - сказал он, не обращая внимания на оскорбление.

Эмер немного застыдилась своей невыдержанности и поспешила оправдаться:

– Видишь, как ты меня разозлил? Так-то я никогда не ругаюсь...

– Надо думать, - поддакнул Годрик и свистнул, давая знак вернуться.

Возница с первой повозки оглянулся, думая, что ослышался, но Годрик махнул рукой, приказывая поворачивать.

– Дурак, безнадежный дурак, - сказала Эмер со вздохом.
– Все шло так хорошо, пока ты не испортил дело.

– Это ты его испортила. Сидела бы дома... Кстати, а как ты сбежала? Ты ведь сбежала?

– Конечно. Не сказала же леди Фледе, что собираюсь прогуляться по лесу, кишащему разбойниками. Связала леди Сару, накинула ее плащ и...

– Связала - кого?!

– Тише, тише, - Эмер успокаивающе погладила Годрика, пользуясь тем, что он разворачивал повозку и не мог оттолкнуть ее руку.
– Я связала ее очень нежно и уложила в кровать со всеми удобствами. Если не станет дергаться, то увидит прекрасные сны.

– Даже не знаю, что сделать с тобой, - признался Годрик тоскливо.
– Огромная благодарность Её Величеству - она подсунула мне в жены ведьму!

– Вот уж неправда, - обиделась Эмер.
– Да я ничегошеньки не смыслю в колдовстве. А вот в поимке разбойников...

– Тоже не смыслишь!

Эмер хотела заспорить, но тут прямо под копыта лошадям бросилась полуголая, встрепанная девица. Измызганная рубашка едва прикрывала ее святая святых, а рукава отсутствовали напрочь, являя во всей красе молодое женское тело. Спутанная грива темно-русых волос достигала пояса, а измазанное личико - даже искаженное страхом - было миловидным.

– Помогите! Спасите! Там разбойники!
– возопила она, хватая под уздцы передового. Обозы остановились, "дамы" выглянули из-за занавесок, едва не вываливаясь через борта.

Колени девицы подломились, и она весьма живописно распласталась на земле. Верховые заоглядывались на Годрика, не зная, как поступить, а Годрик, от души прокляв сегодняшний день, прокашлялся в кулак, стараясь говорить тоньше:

– Разве мы можем отказать в помощи тому, кто попал в беду? Возьмите ее в седло и дайте плащ, чтобы прикрыть наготу.

Судя по недовольному сопенью позади, "дамы" были не прочь потесниться, давая место жертве разбойников. Но едва один из всадников наклонился, протягивая девице плащ, она забилась в рыданиях, прикрывая голову руками и вопя, что ни за что не поедет вместе с мужчиной.

– Она соберет здесь полкоролевства, если будет так вопить, - подлила Эмер масла в огонь.
– Что будешь делать? Продолжишь драпать или поможешь девчонке?

– Сиди здесь и если что - прячься, - пробормотал он, отпинывая лютню, которая мешала ему спуститься с облучка, и перекидывая жене вожжи.