Война со смертью

– Веревкин.

– Подождите.

Она вернулась так же быстро и точно так же развела руками.

– Скажите этому молокососу, что в регистратуре сказали, чтоб он вас принял, а медицинскую карту я ему передам.

– Хорошо, я так и сделаю, спасибо, - сказал Веревкин.

– За что спасибо?

– За то, что не нашли.

– Все будет в норме. Пойдите, скажите, что мы сказали, а если он сделает квадратные глаза, пусть он скажет вам, а вы скажете нам, что он сказал вам, чтоб вы сказали нам. А мы скажем вам, что сказать ему. Договорились?

– Чертовщина какая-то, - произнес Веревкин, поднимаясь на третий этаж. Он рванул дверь на себя и вошел без очереди. Шаламов широко раскрыл глаза.

– Карты нет, то есть, она сейчас уже есть, когда меня нет на первом этаже, карта появляется, а когда я появляюсь у окошка, медицинская карта исчезает. Но они сказали, чтоб я сказал вам, а вы скажете мне, я спущусь и скажу им.

– Скажите, что у меня вашей карты нет.

У Анатолия Петровича стал высовываться язык, который просился на плечо, когда он очутился у двери Шаламова с пустыми руками. Теперь у него сидела дама, пришлось ждать.

– Бунажку нашел?

– Не нашли.

– Пущай заведут новую медицинскую карту. Идите вниз.

– Послушайте, профессор! мне надо будет вызывать скорую помощь: мое сердце не выдержит.

– Ничего. Укол от простуды дам, и все пройдет. Не такое здесь бывало. Лифт работает?

– -Кажись.

– Ну, тогда у чем дело?

Александр Васильевич медленным шагом дополз до лифта и когда он открылся, быстро юркнул внутрь, потому что лифт быстро закрывался без нажатия кнопки. Девушка, что только что отправила его в третий раз на третий этаж, подошла к окошку и, сохраняя очаровательную улыбку на лице, сказала:

– Вы знаете, как только вы ушли, ваша карта нашлась. Это...это какое-то волшебство. Такое случилось в первый раз. Уж не обессудьте. Но я знала, что вы придете, потому что деваться некуда. Вот забирайте свою медицинскую карту, хоть и не положено выдавать на руки больному, но в порядке исключения.

Шаламов сидел у себя, и все время посматривал на часы. Когда Александр Васильевич положил карту на стол, он, держа мобилку у левого уха, изрекал: чичас буду.

– Но вы уж меня не покидайте. Я оголюсь, вы гляньте на мой зад и коленкой под зад, и готово.

– Я скажу вот что: приходи через неделю, а лучше через две, но с талоном и я осмотрю...всю твою урологию, но не вздумай, кому сказать, что я тебе сказал.

– Профессор! Да чтоб я? никада такого случиться не может. Чтоб я единственного профессора на всю округу, на весь район, на всю Москву продал, такого никада не случится.

– Я не профессор, я обыкновенный врач.

– Так мы вам присвоим...за добросовестное отношение к работе и уважение к больным. Вон не прошло и двадцать минут, как вы двадцать человек осмотрели, а одной даме даже совали...

– Это вас не касается.

– Понял, так точно, есть.

– Гм, черт, подлизываешься, - миролюбиво сказал Шаламов.
– Обнажайся и ложись на кушетку.

– На спину или на живот?

– На левый бок.

Веревкин с радостью улегся и приспустил штаны.

– Колени поджать к животу!
– приказал он, засовывая указательный палец, куда положено.
– Ну, знаешь, что-то есть, а когда что-то есть - это сигнал. Необходим глубокий анализ. Мне тут надо гайки подвернуть на новом аппарате, а этот аппарат почти тоже, что и я. Приходи через неделю, а лучше через две...с картой и талоном. Все, можешь быть свободным.

– Благодарю вас!

– О, какое взаимопонимание лечащего врача и больного. Как в Англии. Я там проходил практику. Там врач мужчина даже целуется с больным мужского полу. Если больной понравился, то есть пришелся по душе. Я тогда сказал себе: и я, Шаламов, буду так поступать. Но здесь, в этой занюханной поликлинике меня не поняли. Главврач стала на дыбы. Целоваться с больными - ни в какую. Короче, пока. Через неделю, лучше через две. Можно и без талона.

– А без медицинской карты?

– Это уж я не могу знать. Придешь через две недели, и я скажу, нужна эта карта или не нужна. Тут еще и лаборантка скажет свое слово, понимаешь. Поэтому если ты, если у тебя в кармане заваляется конфетка для будущего кандидата медицинских наук Шаламова, то надо, чтоб там были две конфетки, а не одна, ты понял?

– Да, но пенсия у меня с гулькин нос. Недавно назначили по возрасту. Меня выпихнули с работы досрочно. Как в Турции: коленкой под зад. Двух лет не хватало до пенсии.

– Меня это не интересует, хотя...я думал: мы подружимся. На каждый прием хотя бы десятку...зеленую, разумеется, а ты... ну жди, как все.

– Чего ждать?

– Смерти, чего еще? Пройдет, каких-то лет двадцать и я ее буду ждать, родненькую. Не обижайся, хорошо. Ну, вот молодчина-старикашка, а то все такие капризные, голова от вас болит.

При этих словах у Шаламова отвисла молодая нижняя челюсть, он еще раз, теперь уже презрительно, оглядел клиента, повернулся и ушел к своему столу, заваленному многочисленными бумажками, в коих до сих пор не разобрался.

Веревкин почувствовал, как холодок прошел по его спине и застрял где-то внутри и там, внутри образовался комочек. Он этот комочек долго не проходил, сверлил мозг и посылал недобрые сигналы в сердце.

Сердце среагировало тут же: оно забилось чаще, а потом устало и начало стучать едва-едва, плохо снабжая питанием головной мозг, руки, ноги и даже пальцы на руках и особенно на ногах. Не успев дойти до лифта, он присел на ступеньки и снова налился тяжестью. Голова стала клониться к полу, ноги выпрямляться в коленях, кулак лег под голову, и ...показалось так хорошо.

Но этот покой нарушили медицинские сестры, они обступили его со всех сторон. Кто-то давал укол, кто-то измерял давление, кто-то совал ему под нос флакончик и от всего этого он ожил, встал на ноги и попросил всех, чтоб его отпустили домой.

– А вы точно доберетесь самостоятельно до своего дома, на каком этаже вы живете? лифт у вас работает?

– Спасибо, мои дорогие. Если ваш лифт довезет меня на первый этаж, я точно добреду до своего дома...по свежему воздуху. Я был у будущего вашего профессора Шаламова, который вместо профессора Драчевского и после его приема мне стало дурно. Вот и результат, вы понимаете.

– Хи-хи, Драчевский такой же профессор, как вы балерон.

– Неужели? А я-то думал... впрочем, я пошел. Еще раз благодарю за помощь. Это Шаломов, а все думаю, что он профессор.