Война со смертью

Едва мягко закрылась массивная входная дверь, Саша расхохотался над ситуацией, над самим собой, над тем, что он попал сюда первый и последний раз и что он был немного Гобсеком всю жизнь, но только в мечтах, которые просто не могли стать реальностью.

– Ну что, пойду в дом смерти, - сказал он себе и направился в поликлинику, где лечили, а точнее калечили бесплатно.

На последнем четвертом этаже, куда он не мог добрался без лифта, чувствуя тяжесть в левом боку, размещалась и администрация поликлиники в правом крыле, а в левом - престижный зубной кабинет, который воевал не на жизнь, а на смерть, чтоб получить право стать платным.

Таинственная дама, директор поликлиники и ногами и руками была за такой кабинет, вышестоящее начальство, департамент по медицинскому обслуживанию населения юго-западного административного округа тоже был за, оставались кое-какие мелочи, и зубной кабинет выходил из круга мертвых. По медицинскому обслуживанию населения.

Уже сейчас, какой-то босс, бесспорно московский вор, или бандит, закупил шесть шикарных импортных кресел. Заняв одно из них, вы находились в полулежащем положении.

Александр Васильевич рванул дверь на себя, сколько было сил, и был поражен: в просторном кабинете не было больных. Кресла пустовали. Но тут же грудью стала лаборантка: куда, зачем, кто разрешил?

– Да я только спрошу, - сказал Веревкин и пошел грудью на грудь, и лаборантка отступила. Он направился к окну, где в своем обычном кресле сидел зубной врач Князьков. Он глядел в окно и ковырялся в собственных здоровых зубах при помощи специальной зубочистки. По привычке, должно быть.

– Извините, я...я ...только спрошу, а если можно и покажу...один зуб. Всего один. Мне пока ничего не надо делать, только глянуть и сказать, как быть дальше.

Князьков даже не повернув головы, слегка улыбнулся, потом нахмурился и продолжил свое занятие, как ни в чем не бывало. Веревкин застыл в молчаливой позе и где-то, пять минут спустя, кашлянул.

– Как вы все надоели со своими зубами! Идут, и идут, с гнилыми зубами и требуют невозможное. И когда это кончится? Вот, вы...какого черта вваливаетесь? У вас талон? Покажите талон! Я вообще не принимаю. Никого, надоели все! Впрочем,...платите 600 рублей, и я, так уж и быть, загляну вам в рот. Но только загляну, не больше того. Мы теперь платные. Нам разрешили открыть в этом помещении платное отделение. Осталось только поставить печать, чтоб ткнуть вам нос это разрешение городского департамента. И мы все гуртом - платные. Хватит за гроши работать. Пенсионеры конечно к нам перестанут ходить: пенсия мала. Но...зачем пенсионерам зубы? Кашу хлебать можно и без зубов. Ну что? где медицинская карта? Будете платить шестьсот рублей? тогда без карты. Шестьсот рублей заменят вам и талон, и медицинскую карту.

– У меня карта внизу. Шесть сот рублей...дома. Сейчас принесу медицинскую карту. Только...работает ли лифт? мне подниматься на четвертый этаж без лифта невозможно: я после операции на сердце.

– Давайте, давайте, дуйте, как говорится, - произнес Князьков и расхохотался.
– Вниз спуститесь, а наверх, уж как получится. Но я не советовал бы вам подниматься на четвертый этаж без лифта. Впрочем, одним пенсионером меньше. Попробуйте подняться без лифта.

– И шестьсот я найду. Больной Веревкин все найдет, если потребуется. Вы только не уходите. Впереди выходные, а зуб того...ноет, черт бы его побрал, этот зуб. А тыкать мне в нос разрешением из департамента не нужно, я и так верю. Можете ткнуть себе в задницу.

– Настырный какой! что ж, буду ждать. Это последний бесплатный осмотр, а хотя нет, шестьсот рубликов на бочку, так? Значит договорились.

Александр Васильевич, благо лифт работал, спустился на первый этаж в регистратуру.

– Медицинскую карту, девочки, срочно, я к зубному, а то они все уйдут. Князьков за шестьсот рублей согласился заглянуть мне в рот, представляете, какая удача...

Ошарашенная таким напором информации сотрудница спросила адрес места жительства, стала рыться в картотеке и ничего не нашла.

– Нет вашей карты.

– Не может этого быть! Я же вам сдавал буквально вчера. Это было без десяти восемь вечера.

– Хорошо, еще раз посмотрю. Вы только не волнуйтесь так, а то у вас желваки танцуют на лице.

– А вы к зубному?
– спросила другая женщина.

– Так точно, только скорее, прошу вас.

– Лиля, он к зубному, не ищи. Это другая, специальная карта. Сейчас я ему выпишу. Потерпите немного.

– Не терпится, мне уезжать. Завтра, у меня билет на поезд в кармане, - солгал Веревкин.

Она выписала карту, ввела данные по паспорту и сказала:

– А теперь поднимитесь на третий этаж, комната 337 для подтверждения, что вы есть, то бишь, что вы это вы, а не кто-то другой.

– Как это? Я вот перед вами, вы, что не видите меня?

– Эй, вы не понимаете. Нужно подтверждение, что вы это вы, а не кто-то другой. В коммутаторе, то есть в компьютере вы должны значится, как москвич, как гражданин России. Я-то вас вижу, но я не знаю: а может вы хранцуз или мусульманин. Словом, идите на третий этаж. Это недолгая операция.

– Операция? О, боже мой! Я уже перенес одну операцию. А как же зубной? Они ить все, уйдут. Я остаюсь с больным зубом, а зубная боль отражается на сердце, а я перенес операцию на сердце, недавно вернулся из больницы, - пробовал сочинять Веревкин.

Обе девушки в регистратуре пожали плечами, Александр Васильевич махнул рукой и побежал к лифту, который, просто молодчина, тут же доставил его на третий этаж.

На третьем этаже кабинет подтверждения оказался свободным и процедура подтверждения, что он есть он, что он это он, а не мусульманин из подворотни, заняло несколько минут, и Александр Васильевич без лифта поднялся на следующий четвертый этаж. Князькова уже не было, но его поманила пальчиком довольно рослая, статная дама и усадила в шикарное кресло.

– У меня...

– Я все вижу, можете не говорить. Приходите ко мне завтра, в восемь утра. Я вам тут напишу на талоне, уже использованном, а то забудете. Не волнуйтесь, все будет хорошо. А сейчас можете встать и быть свободным. Всего хорошего. А на Князькова не обращайте внимания, он у нас...того... не того.

– Я вам...того, запла...

– Тс, молчите, это взятка, а коль мы официально открываем платное отделение, то нельзя вслух, а втихую положить на тумбочку, сказать спасибо и уходить, так чтоб никто не видел, что вы уходите. Вы поняли? То-то же.

Александр Васильевич спустился на первый этаж на лифте, получил пальто в раздевалке и счастливый, направился домой. И боль начала утихать. Чудо какое-то да и только. Воздух был прохладный с небольшим запашком неизвестно, какого происхождения, должно быть от выхлопных труб огромного количества машин, но на душе было хорошо. Он без талонов ухитрился пробраться к зубному врачу. А ведь это немалое достижение. Теперь осталось атаковать кандидата наук Драчевского.

5

По своей натуре Веревкин был деятельным человеком. Практически всю свою жизнь проработал на заводе метало-хозяйственных изделий, вытащил его, можно сказать, из ямы. Небольшой заводишка выпускал не пушки и ракеты, а бытовую технику, такую нужную для населения своего и других районов столицы. На чем жарили картошку, в чьих кастрюлях варили перловую кашу хозяйки московских квартир. Страна жила в замкнутом пространстве с портретом вождя стене, а люди в капиталистических странах загнивали в роскоши, но никак не могли загнить. Все это производилось на его Веревкина заводе и, видимо, не одном.