Война. Часть 1
Шрифт:
«Пора, удобный случай».
— Сергей Миронович, а можно задать «нахальный» вопрос?
— Задавай, если не трус, — насмешливо щурится мой собеседник.
— Вот вы возитесь со мной, индивидуальные политзанятия проводите при вашей-то занятости, не просто же так?…
Киров согласно кивает головой.
— … Готовите смену себе?…
Нет ответа.
— … Отсюда вопрос: не кажется ли вам, что вот так передать власть человеку, которого вы выбрали у вас не получится. Допустим даже, что удастся вам перед уходом поставить меня на высокий пост, но мне почему-то кажется, что назавтра мои товарищи простым поднятием рук
Крякнув, Сергей Миронович лезет в карман поношенного полувоенного бушлата за коробкой папирос, вытащил «беломорину», ловко одной рукой зажёг спичку и прикурил.
«Балуется всё-таки, хотя обещал бросить… Вряд ли это возможно в компании, где все курят».
— А как ты думал, Алексей, власть она — такая штука: тяжело получить, ещё труднее удержать, — Киров выдыхает дым в сторону, но ветерок всё равно бросает его мне в лицо, — нам, думаешь, было легко? Но уже то неплохо, что понимаешь какие опасности тебя подстерегают на этом пути. Что касается твоего вопроса, то я понимаю такую опасность, потому и подводить тебя к власти начал заблаговременно.
— Понимаю, Сергей Миронович, вы и товарищ Сталин продвигаете меня по лестнице исполнительной власти, но она имеет по новой Конституции подчинённое значение. С другой стороны, партийная власть, хоть она и не отражена в ней фактически остаётся главной, так?
— Пока так. — Киров поднимается с места, — Пойдём пройдемся, зябко что-то сидеть стало, — нельзя так разом скомандовать в государстве: «Направо, ать-два». Ты успел уже прочесть «Краткий курс истории ВКП(б)»?…
— Сразу же ещё в сентябре в «Правде».
— … А обратил внимание чем он заканчивается?…
— Да, необычно так, как в конце фильма: «Конец».
— …Вот! Но значит это не конец книги, а конец истории партии. Она уже выполнила свою историческую роль и должна занять своё место в истории. Точнее, в перспективе партия должна превратиться из инструмента завоевания и удержания власти в клуб мыслителей: экономистов, философов… Должна со временем, Конституция принимается на десятки лет вперёд, а пока ещё послужит для контроля за исполнительной властью и для пропаганды, и для подбора кадров…
«А тут война и послевоенное восстановление, а потом смерть Сталина… так и осталась партия у власти».
Мелкая ледяная крупа с лёгким шуршанием посыпалась с неба.
— Так что, Алексей, создавай себе авторитет в исполнительной власти, подбирай соратников… а мы уж подстрахуем тебя по партийной линии.
В гардеробе Сенатского дворца сталкиваемся с заведующим отдела руководящих партийных органов ЦК Маленковым, успевшим погасить огонь своего ревнивого взгляда сильным прищуром.
— Здравствуйте, товарищи, — его голова без шеи чуть качнулась вперёд в приветствии, — никак снег на дворе?
«Только не это…. на завтра запланирован первый полёт ЛаГа, как я его про себя называю, а в миру — И-289».
Повезло с погодой, с утра выглянуло солнце. В десять часов позвонил Лавочкину на Центральный аэродром и сказал, что буду задерживаться и пусть меня не ждут. А сам уже без четверти двенадцать был у входа в здание аэропорта, тихонько прошёл на смотровую площадку и встал позади группы «болельщиков» из числа работников аэродрома.
«Не хочу вносить своим присутствием дополнительную нервозность и в без
того напряжённую предполётную обстановку».Напрягаю зрение: нашего блестящего на солнце «красавца» облепили механики, в последний раз проверяя каждую мелочь, долговязый ведущий механик с трудом втискивается в кабину и запускает мотор, рыкающие звуки двигателя разносятся по аэродрому.
«Долго он… неужели нашёл что-то в моторе? Выключает его и подходит к невысокому лётчику в кожаной куртке и Лавочкину, стоящему рядом в длинном зимнем пальто с каракулевым воротником… Нет, всё в порядке, лётчик лезет в кабину, снова слышен шум мотора, машет рукой чтобы вынули из под колёс колодки. Самолёт плавно трогается с места и, плавно покачиваясь, катится ко взлётной полосе».
Начинаются обычные при испытании пробежки по земле, чтобы проверить послушность тормозов, колёс и рулей, всё больше смещаясь к дальнему концу аэродрома. Срываюсь с места и со всех ног несусь вниз по лестнице, чтобы до взлёта самолёта встать рядом с моими подчинёнными: подумают ещё, что начальник струхнул. Бегу по асфальтовой дорожке и вижу, как лопасти вращающегося пропеллера сливаются в сплошной серый диск, за машиной поднимается облачко пыли: лётчик даёт полный газ. Между крылатой машиной и землёй появляется узкий просвет, увеличивающийся с каждой секундой, самолёт всё ближе и ближе, наконец он с оглушительным рёвом проносится над нами, круто набирая высоту. Люди как по команде вдруг заговорили все разом, толкаясь и крутя головами в поисках красной винтокрылой машины.
«Во даёт! Это кто ж такой лихач?» — в голове проносятся обрывки мыслей. Самолёт, не доходя до Ленинградского шоссе делает боевой разворот и вновь проносится над нами уже в другую сторону. Лица Люшина и Лавочкина спокойны, ничего не выражают, остальных — восторженно возбуждены, меня тоже немного потряхивает.
«Чёрт его знает, может быть так и надо? В любом случае, на мой дилетантский взгляд, машина — зверь! Уверен, не поздоровится мессеру если сойдутся они на узкой дорожке»! «Красавец» тем временем как-то незаметно уже завершает второй круг над аэродромом, лётчик, будто устыдившись своей удали, аккуратно «блинчиком» доворачивает самолёт на полосу и начинает плавное снижение.
«Самый ответственный момент, у Чкалова тоже всё было хорошо до посадки».
С силой сжимаю кулаки в карманах и прищуриваю глаза… самолёт легко касается земли и после короткой пробежки останавливается в центре аэродрома.
— А-а-а! — нас охватывает дикий восторг, все мы, невзирая на чины и возраст, бросаемся навстречу начавшей двигаться в нашу сторону машины. Лётчик, быстро сориентировавшись, выключает двигатель.
— Качать Никашина! — руки конструкторов тянутся к лётчику, мне достаются его ноги в хромовых сапогах, — ура-а!
На крыльях лечу наверх по лестнице к себе в кабинет и наталкиваюсь на грустно спускающуюся вниз Олю.
— «Красавец», чёрт возьми, летает! — воровато оглянувшись, поднимаю в воздух упругое девичье тело.
— Поставь на место, — кривится она, — нас на четырнадцать ноль-ноль хозяин вызывает…
— Так может он поздравить хочет с первым полётом. — неуверенно предлагаю я версию.
— …на Ближнюю дачу.
«Мимо… значит хочет поговорить без свидетелей, а в Кремле у него всегда кто-нибудь в кабинете или Молотов, или Киров… обычно они там вместе».