Война. Часть 1
Шрифт:
— … думаю настучали ему насчёт выборов в ВАСХНИЛ… скорее всего Берия.
— Пошли подышим воздухом, — тяжело вздыхаю я, разворачиваясь я на сто восемьдесят градусов.
«А что, этого и следовало ожидать, не в безвоздушном пространстве живём, следят за нами».
— Понимаешь, Хозяину импонирует, что Лысенко из молодого поколения, — от лёгкого холодного ветерка щёчки Оли раскраснелись, — надоели ему старые академики, которые десятилетиями без толку топчутся на одном месте, денег угрохали уйму, а толку — чуть…
— Слушай, а кто из аппарата
— Суханов, завсектором какого-то отдела…
— Дмитрий Николаевич?
— Да.
— Это же помощник Маленкова! — хватаю подругу за локоть, — он не возмущался?
— Нет… — растерянно протягивает Оля, — тихо сидел, на меня часто смотрел и бегал в Вавиловский кабинет звонить.
— Теперь хотя бы понятно откуда ветер дует…
Долго бредём по асфальтовой дорожке опустив головы.
— Что говорить-то будем? — решается нарушить молчание подруга.
— Придётся кому-то из нас двоих, догадайся кому? — шутливо прихватываю подругу за талию, — обещать вождю в лысенковском стиле создать новый сорт пшеницы не за два, а за один год. Ты же моложе, тебе доверия больше.
— Легко, — веселится она, — беру перспективного реципиента из однодольных растений, его каллусную ткань, а ещё лучше незрелый зародыш… в однодольные, кстати, все пшеницы входят… из донора, Вавилов подскажет какого, хлоридом кальция осаждаю его ДНК, сразу на мелкие золотые частицы. Закладываю эту «дробь» в ДНК-пушку и стреляю в реципиента…
— Что правда? — пытаюсь по лицу подруги понять шутит она или нет.
— … частицы золота разгоняются до шестисот метров в секунду, пробивают мембраны растительной клетки и ДНК донора встраиваются в хромосому реципиента, не все, конечно, а те которые останутся в живых после удара…
— Да ладно…
— Не совсем так, — смеётся Оля, глядя на меня, — в качестве донора выступают не хромосомы, они слишком большие и хрупкие, а плазмиды, небольшие кольцевые или линейные ДНК, а так всё близко к правде жизни. Ну и мелочь ещё: надо научиться выделять и подсаживать нужный ген в эту плазмиду, но потом будет десять тысяч лет счастья. Однозначно!
«Шутим, значит, ну-ну»…
— Дорога в тысячу ли начинается с первого шага… — менторским тоном начинаю я, закатывая глаза к небу, — ничего, создадим для начала под тебя лабораторию в Курчатовском институте, чтоб никто не догадался…
— Эй-эй, ты чего? Какую ещё лабораторию? — трясёт меня за руку подруга, — там ещё полимеразы, лигазы, нуклеазы, рестриктазы нужны…
— Генной инженерии лабораторию, — мстительно улыбаюсь я, — а ферменты с полимерами подтянем, ПЦР-машину наладим: а что, элементы Пельтье есть, операционные усилители тоже, контроллер на феррит-диодной логике сообразим, будет не хуже, чем… Вот тебе и счастье.
«Лет через, эдак, двадцать, а что Сталину сейчас говорить? Купить лучшие сорта в Америке? Только это ведь не завод по производству электронных ламп, лампе всё равно где работать в России или Америке, а пшеница на новом месте может вообще не родить, их районировать надо. Да и не факт, что продадут их нам… хотя если глава „Дженерал Фудс“ каблучком притопнет, то продадут, но нужно что-то дать взамен… упаковочный полиэтилен…
Вот о чём надо говорить с Хозяином! А Лысенко? Лысенко и Презент с их классовым подходом к селекции, особенно если бы они пришли к власти в ВАСХНИЛ, могли помешать потенциальной сделке… Звучит логично: ничего личного, только бизнес… Остаётся самоуправство»…— Ну вот, а ты боялся, — беззаботно хохочет Оля, — Сталин о Лысенко даже и не вспомнил!
Ноги сами понесли нас на круговую дорожку вдоль забора, после того как «броневик» вождя по пути из Ближней дачи в Кремль высадил нас у проходной СКБ.
— Или ему никто об этом не докладывал… пока, — вдыхаем полной грудью свежий морозный воздух после многочасового сидения в прокуренной комнате.
— А ты не допускаешь мысли, что и Маленков, и Берия уже побаиваются с тобой связываться. Видят же как к тебе Хозяин благоволит.
— И ты туда же, как прилепилось это: «хозяин», «хозяин»… А мы что холопы?
— Для холопа антипод — барин, а для хозяина — гость, временщик… — поджимает губы Оля.
— Кхм, а ведь и правда, солженицынское НЛП до сих пор вылазит… Ладно, а насчёт «побаиваются», не допускаю, борьба за власть у них в крови, иначе пошли бы в инженеры или архитекторы… Травоядные в Кремле не выживают.
— Тут ты, пожалуй, прав… значит будут ждать другой возможности.
Глава 9
15 октября 1938 года, 18:30.
— Разрешите присесть за ваш столик? — молодой, плотно сбитый и модно одетый мужчина в чёрном костюме останавливается рядом.
Сидящий в одиночестве у окна рабочий лет тридцати пяти, сжимающий в мозолистой рукой большую пивную кружку, в потёртом, но тщательно отглаженном костюме, поднимает голову.
— Да, пожалуйста садитесь, — его неподвижное лицо, мгновенно оживает при виде улыбающегося голубоглазого блондина.
Ажурный венский стул легонько скрипнул под тяжестью молодого мускулистого тела.
— То же самое, — щёлкает он длинными пальцами, кивая на немудрёный ужин соседа (сосиски с кислой капустой), дородная полногрудая официантка, несущая в двух руках шесть кружек пива, весело кивает в ответ.
— Давайте знакомиться, — протягивает руку парень, — Николас Шмидт, художник. Я из Голландии, в вашем городе проездом, хочу побродить по окрестностям поискать подходящую натуру.
— Иоганн Эльзер, столяр, — в тон собеседнику отвечает рабочий, — работаю здесь в пригороде в мастерской.
— Столяр! — Шмидт принимает тарелку из рук официантки и бросает взгляд на пустую кружку соседа, — ещё пиво моему другу Иоганну за мой счёт. Так мне вас сам бог послал, я в гостинице обнаружил, что одна ножка моего мольберта сломалась. Не почините? Я хорошо заплачу.
— Кто ж отказывается от денег? — пивная кружка Эльзера стучит по столешнице, — прозит!
— Э-э, да тут всё просто, — разочарованно протягивает столяр, закручивая гайку на мольберте, — винт раскрутился…