Война. Часть 1
Шрифт:
— А вот в конце граф напортачил, — довольно хлопаю в ладоши, — Мировая революция не в тренде…
— Напортачил, исправим… — подруга картинно водружает на нос очки консервы с дымчатыми стёклами.
— Это у тебя откуда? Дай глянуть…
— В Женеве купила — неофановые стёкла, — гордо протягивает мне очки, — спортивные, противобликовые, с улучшенной цветопередачей…
— Любопытно, — поворачиваю голову к хрустально люстре, жёлтый свет от лампы накаливания становится белым, а остальные цвета в комнате более насыщенными и контрастными, — они что, вообще не пропускают жёлтую часть спектра? Для лётчиков
— Точно, — Оля срывается с места, во входную дверь снова негромко постучали.
— Проходите, — в гостиную входят невысокий мужчина лет сорока с бутылкой шампанского и подруга с букетом красных роз.
— Николай Николаевич Шпанов.
«Зима на дворе, где достал? Не иначе, как в Ботаническом саду по знакомству».
— Я, Николай Николаевич, совершенно с вами не согласен. Польша никогда не будет союзником Германии. И причиной тому будет не столько её «гонор», сколько то, что Франция и Англия этого не допустят, они и дальше будут разжигать германо-польский территориальный спор. Франции нужен сильный союзник в её противостоянии с Германией, способный вынудить последнюю к войне на два фронта.
— Но вооружение Польши ведётся на английские деньги, — возражает Шпанов, хлопая себя по карманам в поисках папирос, — и Англия очень заинтересована в войне между Германией и СССР!
— Согласен, заинтересована. Но также ни в коем случае не допустит союза Польши и Германии. Это её давняя стратегия: не допустить усиления одной страны в Европе, будь то Франция, Германия или СССР, способной бросить ей вызов на континенте, а тем более создания союза таких государств…
— Тогда будет война Германии и Польши, но Франции это зачем? — кривится писатель, не найдя табака.
— Англия убедит союзницу, в самом деле, какая разница, кто откроет против Германии второй фронт на Востоке, Польша или СССР?
— Помяните моё слово, — вступает в разговор, молчавшая до сих пор Оля, — будут полякам давать гарантии военной помощи в случае нападения Германии, а немцев убеждать, что вмешаются только если на Польшу нападёт СССР, англичане мастера на такие фокусы…
— В итоге, — поддакиваю я, — через две недели после начала войны немецкие войска выйдут к нашим границам.
— Две недели, сомневаюсь. Польская армия, всё-таки миллион человек. Ну допустим, за два месяца. А дальше что, на нас нападут?
— Нет, на Францию, — как о чём-то само собой разумеющемся замечает подруга.
— «Линию Мажино» штурмовать будут? — недоверчиво щурится Шпанов.
— Нет, обойдут её через Бельгию, Голландию и Люксембург…
— «План Шлиффена»? Разгром Франции за сорок два дня? Что за чудо-оружие поможет германцам в его реализации, — глаза писателя указывают на томик Алексея Толстого, лежащий на журнальном столике у дивана, — гиперболоид инженера Гарина?
— К гиперболоиду вернёмся позже, — начинаю злиться я, — а меч-кладенец у них скоро будет, он сейчас выковывается на заводах Круппа и оттачивается в генеральном штабе сухопутных войск вермахта. Это — немецкие танковые дивизии нового типа.
— А как же бомбардировочная авиация? — Шпанов растерянно
переводит с меня на Олю и обратно.— Ну и авиация, конечно, — сбавляю я напор, — но не такая как у вас в книге описана, — это будет авиация фронтовая, истребительная, бомбардировочная и штурмовая. В общем, авиация поля боя.
— Всё равно не понимаю, — потупился писатель, — откуда у вас такая уверенность, как и что произойдёт? Этого никто знать не может.
— Информации у товарища Чаганова побольше вашего, товарищ Шпанов, — раздался разочарованный голос подруги, — в самых разных областях…
— Сильная стратегическая авиация ни нам, ни немцам в ближайшие десять лет не по силам. Быть может лишь американцы, вложив астрономические средства, могли бы добиться успеха на этом пути. Короче, всё что вы описали в вашей повести если и произойдёт, то не в будущей войне…
— Вы же не хотите краснеть перед военными людьми через несколько лет, когда все ваши прогнозы окажутся неверными? — подхватывает Оля, — ведь ваша книга разойдётся по стране миллионным тиражом.
— По договору я должен сдать рукопись в ВоенГИз на следующей неделе, — Шпанов опускает голову.
— То есть время ещё есть, — мой голос сочится оптимизмом, — в крайнем случае попросите отсрочку до конца года.
— Но, товарищи, это же будет совершенно другая книга! — обхватывает голову руками писатель.
— Это будет гениальная книга! — добавляет пафоса подруга, — Война начнётся с неожиданного массированного удара по нашим аэродромам, танковые клинья взломают нашу оборону наших УРов, сомкнуться в глубоком тылу, окружив целые армии. Но наше командование умело маневрируя вверенными войсками, выведет их из окружения, на второй рубеж обороны, навяжет свою волю агрессорам, обеспечит мобилизацию и эвакуацию мирного населения. И все образы из вашей книги можно оставить, вот только неплохо бы лучше раскрыть образ Олеси Богульной, усилить романтическую линию. Я — без пяти минут врач, помогу вам добавить фактуры по медицинской части…
— Хорошая мысль, — не даю писателю вставить слова, — чтобы ускорить работу надо взять соавтора, какого-нибудь студента или выпускника Литературного института. Прочёл недавно в «Октябре»…
— Точно, — перебивает меня Оля, — Симонов! Думаю, он мне не откажет, любовная линия будет на нём…
— А я обеспечу вам, Николай Николаевич консультанта — танкиста, соглашайтесь! Ошарашенный Шпанов едва успевает крутить головой.
— Мне надо подумать, — наконец выдавливает он.
— … Хорошо, думайте, — легко соглашаюсь я, — только не долго. Ваша книга востребована уже сейчас, ведь война на пороге. Надо подготовить людей к тяжёлой, кровопролитной схватке, которая будет проходить и на нашей территории.
— Но это же идёт в разрез генеральной линией, — писатель залпом выпивает бокал шампанского, — а как быть с «… и на вражьей земле мы врага разгромим малой кровью, могучим ударом»?
— Странный вопрос, товарищ Шпанов, — чеканит слова подруга, — вы же боец идеологического фронта и должны понимать, что ваше произведение предназначено в первую голову для командиров Красной армии…
— Фильм же «Если завтра война» для широкой аудитории, в том числе и для детей, — мой голос звучит по-товарищески, — поэтому он несёт на себе печать пропаганды…