Войны мафии
Шрифт:
Но перед Рождеством кристально ясная картина помутнела. В некое машинописное бюро поступила для расшифровки магнитофонная запись. Продолжительность — час с небольшим, качество — ужасное, неразборчивость не позволяла идентифицировать голоса на ленте. Но очевидно было одно: в офисе некоего лица по имени Винс установлено подслушивающее устройство.
Некая машинистка, получившая в руки магнитофонную запись, сделала копию расшифровки и через своего кузена отослала Итало Риччи. Ей уже случалось поступать так в прошлом.
Мафия обычно действует достаточно прямолинейно, но основательно. К примеру, за подчисткой
Итало перечитывал расшифровку несколько раз, отмечая отдельные слова и фразы. Он не хотел зря тревожить Винса с его неукротимым нравом. Он пока не был уверен, что «Винс» с магнитофонной ленты — это его Винс. Вот если бы он мог послушать саму запись, он сказал бы точно. Но у него был только машинописный текст.
— ...двадцать три тышши за неделю...
— ...держись подальше от этого, понял?..
— ...черта с два он знает... — говорил какой-то Винс.
Двадцать машинописных страниц таких обрывков позволяли предположить одно: какому-то Винсу на хвост сел некто, пользующийся услугами машинописного бюро. Теперь, скомандовал себе Итало, пора пошевелить мозгами.
Самый простой путь — показать Винсу и выяснить, не его ли офис прослушивается неизвестными. Колебания Итало в очередной раз уводили его от единственно возможного умозаключения: Хигарти решила подкрепить свою позицию за счет доказательств, полученных незаконным способом. Но ни в одном суде такие записи не признают доказательствами!
Итало позаботился, чтобы женщине, которая передала копию, хорошо заплатили. Он надеялся, что в следующий раз получит копию ленты, а не расшифровки.
Он вернулся к более злободневным проблемам. Но время от времени его мысли возвращались к этой головоломке, к неразгаданному кроссворду, предмету вроде бы теоретического интереса... И в очередной раз, просмотрев текст, Итало думал, что в экстремальных мерах нужды нет.
Это было еще одним неверным заключением.
— Болтовня, не имеющая отношения к нашему процессу. — Голос Эйлин звучал обреченно. Она подошла к окну, а Уинфилд села за ее стол.
— Ни один адвокат не рискнет назвать это бесспорным доказательством. Здесь нет ни одного слова, которое стоило бы показать нашей приятельнице Леоне Кэйн. Единственный интересный фрагмент — разговор в офисе в Монако, когда Винс расспрашивает База, каким образом проститутки разносят СПИД.
У Уинфилд был страшно несчастный вид.
— Давайте потянем еще месяц. Повсюду на пленках есть Ленора. Почему бы ей не подкинуть Винсу пару вопро...
— На этом закончим. — Силуэт Эйлин вырисовывался на фоне окна. — Вы ведь не собираетесь просить ее о таких рискованных вещах?
— Что страшного, если она задаст вопрос?
— Уинфилд, временами вы меня пугаете.
Повисла тишина. Уинфилд сидела за столом, Эйлин мерила шагами кабинет. Больше половины своего времени она проводила с маленьким Бенджи, что сильно отразилось на ее стиле одежды — низкие каблуки, простые блузки и юбки, гладкая прическа. Теперь она была похожа на домохозяйку-почасовика, а не на прежнюю блестящую молодую даму.
— О'кей, —
сдалась Уинфилд. — Возьмем другой вариант: в свите Винса есть человек, еще помнящий лучшие времена, но сейчас втоптанный в грязь, как это может быть с врачом на службе у мафии. Это вам никого не напоминает?— Вы надеетесь раздразнить База идеей социальной реабилитации?
— Нам не нужно будет просить его о многом. Один полезный медицинский разговор с Винсом у него уже состоялся. Пусть еще раз затронет эту тему.
Эйлин села напротив нее.
— Баз, каким я видела его последний раз, был похож на какого-то персонажа Гоголя, оплакивавшего старое пальто.
— Реабилитация, — задумчиво произнесла Уинфилд. — Реставрация. Реформация. Боже, сколько «ре». Самый низкий грешник жаждет реабилитации... Почему бы Базу не выступить с сокрушительным соло сверхлояльности?
— Поясните.
— "Винс, я должен сказать тебе ужасную вещь. Ты помнишь еще уголовное дело против твоих потаскух? А ты видел эту Эйлин Хигарти? Ты помнишь мою жену. Эйлин? Это она и есть!"
— Безумие.
— Уловка, обеспечивающая доверие, — хладнокровно парировала Уинфилд. — Винс благодарен за предупреждение. Баз заговаривает с ним о процессе. Наши маленькие игрушки все мотают на ус. И если Баз справится с ролью и ничем себя не выдаст, дело в шляпе.
— Вы надеетесь, что Баз способен сыграть какую-то роль? — горько рассмеялась Эйлин.
— Вы должны убедить его.
Вздох Эйлин был достаточно выразительным. От Уинфилд снова потянуло холодком. Эйлин опять вздохнула и заговорила:
— Уинфилд, ошибки, которые вы делаете, говорят о том, как мало вы понимаете в людях.
— Не стоит развивать эту мысль. Я уже слышала это от матери.
— Ну, конечно. Такая тоска, а? — Эйлин покачала своей изящной головкой. — Вы готовы бросить львам двух близких мне людей — Ленору и База. Постарайтесь вспомнить, что... — Она запнулась, и Уинфилд увидела, что ее глаза полны слез. — Вы ничего не знаете о Базе, — продолжала Эйлин. — Он абсолютно непредсказуем. Раздавлен. Я не запрещала ему приходить, но он совершенно не интересуется Бенджи. Он выбрал рулетку, и теперь «блэкджек» все больше приближает его к конечной цели в небытие. Он совершает самоубийство при помощи медленного яда.
— Есть быстрый способ — предательство по отношению к Винсу Риччи! — сердито выпалила Уинфилд.
— Я не хочу, чтобы он погиб! — Голос Эйлин взвился почти до визга. — Он больше меня не любит. Ладно. Но это не значит, что я хочу видеть его убитым!
— Попробуйте поговорить с ним! Посмотрите, как он реагирует. Самое худшее — он скажет «нет»! Но это путь к реставрации его личности! Он мог бы восстать из мертвых! А вы на что надеетесь? На божественный промысел?
Губы Эйлин сжались в узкую, отчаянную линию.
— Я не могу просить мужчину, так мало меня уважающего, о такой вещи.
— Трусость.
— Уинфилд, заткнитесь, ладно? Вы ничего не понимаете в людях.
— Самое худшее — он скажет «нет».
— У него большая практика по части «нет». — Эйлин опустила глаза. — Вы понятия не имеете, что это был за человек, когда мы поженились. Какой он был всего лишь пару лет назад. Что было между нами. И не имеете понятия, какой он сейчас. Он... он... развалина.
— Все равно — спросите его. Вы единственная, кто это может.