Войны мафии

— Не подумал об этом, прости.

— Завтра вечером я перезвоню вам с мамой. Знаешь... — Шан умолк.

Ему действительно хотелось увидеться с Никки лицом к лицу, поделиться некоторыми соображениями. Но по телефону, не проверенному на подслушивание, не следовало упоминать о его возможной поездке в Нью-Йорк.

— Будь дома завтра в такое же время.

Шану, разжигавшему огонь одновременно в обоих полушариях, приходилось заботиться о своем Номере Два. Лорд Мэйс — это несерьезно. Бакстер Чой? Он блестяще зарекомендовал себя деятельностью в этом полушарии. В Азии у Шана был адвокат Он Сеонг, тоже перспективный, образованный молодой человек. Но все они — только служащие. Номер Два должен быть человеком, успешно заменяющим Шана в некоторых сферах — сегодня и во всех без исключения — когда Великий Шан Лао умрет. Такой человек должен носить имя Шан.

— Я постараюсь, чтобы мама тоже была.

— Да, пожалуйста. — И Шан повесил трубку.

Никки также умен, как и Чой. Он сумел пробраться в цитадель Ричардса-Риччи и скоро обзаведется сыном — себе на горе и во славу великой стратегии отца, направленной против Риччи. Проблема была в самом Никки. Он был абсолютно непредсказуем. Его словесная эквилибристика крайне беспокоила Шана. Последнее письмо гласило:

"Дорогой отец.

Несколько лет назад молодые негры изнасиловали и едва не убили белую девушку в Центральном парке. В «Лос-Анджелес таймс» Вильям Плафф писал: "Пятьдесят лет назад... элита, контролировавшая банки и промышленность страны, назначала ее правительство. Негры, католики, евреи, азиаты... подвергались серьезному давлению и стремились к ассимиляции.

Той Америки уже нет... Американцы, которым за пятьдесят, знают, какие огорчительные перемены произошли в стране... Америка морально обособленных людей уже не озабочена углублением культуры или большей ответственностью, чем та, что насаждается массовой индустрией развлечений... В современной жизни слишком много «забавного».

Вот что еще могут припомнить те, кому за пятьдесят, — то была Америка замаскированного лицемерия, насаждаемого родителями. Сегодня родители принимают участие в обсуждении, скажем, как заставить «Синий крест» оплатить аборт. Они и их дети — соучастники в «забавах».

«Забавой» во времена Дж. П. Моргана считалось групповое изнасилование черных женщин. Сегодня — белых. Та же моральная пустота, минус замаскированное лицемерие родителей, потому острее воспринимаемая. Как говорит Джордж Сантаяна: «Все это — как будто вас ткнули носом в собственное дерьмо».

Улыбаясь некоторым оборотам речи Никки, а также Сантаяны, Шан Лао позвонил в аэропорт. Он заказал себе билет на имя Чарльза Ли. Потом связался с Бакстером Чоем и поручил нанять телохранителей для полета и последующей поездки в Манхэттен из аэропорта Ла-Гардия.

Шан попытался расслабиться. Пора открыть Никки правду о его семье. Нужно «причастить» парня, если он, Шан, надеется, что когда-нибудь Никки станет Номером Два. Он сделает это тем же способом, каким тренируют охотничьих собак, «первая кровь». Формула Сантаяны применима для любых телесных выделений. Сунь человека носом в кровь — и он приучится чуять ее издалека.

Шан взял шариковую ручку с эмблемой отеля и блокнот. В дни юности он учился писать тушью и кисточкой каллиграфа. Но это не документ, просто заметки на память для завтрашнего разговора с Никки.

«Лицемерие родителей, — написал Шан, — никогда не позволит построить прочные, плодотворные отношения с детьми. Поэтому дети должны знать правду — о семье, об отце и о том, чего он ждет от своего сына».

Шан снисходительно усмехнулся, глядя на блеклые голубые линии, оставленные шариковой ручкой. Густая черная индийская тушь больше подошла бы ему. А если вспомнить, какой путь открывается перед Никки, — густая темная красная кровь.

Глава 30

— Давайте взглянем на это иначе, — говорила Эйлин. — Мы хотим посадить за стол защиты одиннадцать проституток. Шестерым из них за сорок. Одной под пятьдесят. Все умирают от СПИДа. У двух, кроме этого, новый, устойчивый к пенициллину сифилис. Три страдают анальным недержанием, трещинами и разрывами, вызванными содомией. Одна скорее всего умрет еще до предварительного слушания. Только у одной грамотная речь. Три негритянки. Четыре выглядят настолько отталкивающе, что без косметики похожи на больных проказой. Семерых уже привлекали в суду. Пятерых задерживали за нарушение приличий, азартные игры, кражи в магазинах. Их били, грабили, связывали, пинали, мучили, душили, топтали ногами, жгли сигаретами, насиловали, выбрасывали из машины на ходу. И это — обычные клиенты. Кроме того, много раз их насиловали полицейские, принуждали к содомии мужчины с экстраординарными размерами пениса. Двух выбрасывали из окна со второго этажа. На всех скопом — двадцать восемь сломанных ног и лодыжек, сорок одна рука и запястье. Раздробленные пальцы на руках и ногах не в счет, это обычная «забава» полицейских. Девять сделали по нескольку абортов, у пятерых есть дети, но они их никогда не видели. У одной — степень магистра. Еще одна — бывшая певица, меццо-сопрано из хора «Метрополитен-Опера». Десять — законченные алкоголички. Шесть курят крэк, четыре предпочитают героин. — Эйлин остановилась, чтобы перевести дух. — Поставьте себя на место присяжных. Вы бы поверили хоть единому их слову? Согласились бы просто находиться с ними в одном помещении?

Уинфилд несколько минут сидела молча. Потом произнесла:

— Опишите мне состав типичного жюри присяжных.

Эйлин грузно пошевелилась в кресле — она была уже на шестом месяце беременности.

— В штате Нью-Йорк семь из двенадцати негры или латиноамериканцы. Для нас главной проблемой будут мужчины-присяжные, пользующиеся услугами проституток, — они захотят наказать нашу клиентку. Мы называем это «синдром Джека Потрошителя». Вторая опасная категория — женщины, у которых матери или сестры — проститутки. Они тоже будут настроены против нашей клиентки. Третья категория — присяжные, связанные с организованной преступностью.

— Им можно будет дать отвод.

Эйлин поморщилась.

— Нельзя быть такой наивной, Уинфилд. По крайней мере, не с вашей семьей. В настоящее время организованная преступность — главный наниматель рабочей силы в Америке, на предприятиях мафии занято от восемнадцати до двадцати процентов трудоспособного населения. Наша работа — выяснить всю подноготную предполагаемых присяжных. Это стоит дорого.

— Это еще не вся работа.

— Уинфилд, эти женщины — парии. Они поставляют самые непроизносимые услуги, которых требует от женщины наше общество. Никто не захочет выйти вперед и сказать: «Когда-то это было вполне благопристойное человеческое существо». Ни доктор, ни священник, ни работник социального обеспечения. Никто.

Несколько минут они молча обдумывали сказанное. Потом Уинфилд вздохнула:

— Никто в зале суда им не поверит.

— Если мы хотим, чтобы ваша приятельница Леона Кэйн посадила на скамью подсудимых Винса Риччи, у меня в запасе должно быть что-нибудь получше. Иначе суд свалит все на бедного доктора Баттипаглиа. — На этот раз молчание затянулось. Наконец Эйлин горестно вздохнула. — Только сейчас я сознаю, в какой степени надеялась на его показания. Ох, мне нет нужды объяснять вам, какая скользкая змея ваш кузен Винс.

— Действительно, не стоит.

— Винс и Баз теперь сиамские близнецы. Как родные братья. Будущие папочки. Полное взаимопонимание. Баз удостоен занесения в их так называемый «хай-роллер» — особый список; теперь в любом казино мира к его услугам дамский эскорт и на тысячу долларов фишек в кредит.

Эйлин угрюмо пригладила рукой свои черные волосы.

— Вчера я проверила наш общий счет. Винс убивает нас. — Она умолкла. Уинфилд боялась поднять на нее глаза. Эйлин продолжила: — У нас долга на восемьдесят тысяч, мы истекаем кровью. Баз так редко бывает в городе, что другие врачи перестали рекомендовать его своим пациенткам. Сегодня утром я попыталась поговорить с ним серьезно. Он ударился в слезы.