Воздушный казак Вердена

Создавшаяся обстановка еще более убедила меня в необходимости ухода артиллерии из Зимнего дворца…

Тогда я предложил капитану Братчикову следующий план: отдать юнкерам приказ вывести орудия на Дворцовую площадь, не говоря о дальнейших действиях».

План Акашева был точно рассчитан психологически — войсковой строй, да еще в движении, автоматически выполняет приказы. Юнкера, выехав в конном строю на Дворцовую площадь, по команде Братчикова на рысях последуют за ним. А училище рядом.

Приказ был отдан, юнкера подвели лошадей к орудиям, начали запрягать. Приготовления артиллеристов заметили в штабе обороны дворца, Братчикова нашел дежурный адъютант и повел его в штаб. Заволновались юнкера, заподозрив неладное: «Окружив меня, требовали объяснений. Я сказал, что действую согласно указанию начальника училища и никаких объяснений давать не намерен…» Уверенный тон Акашева подействовал, юнкера вернулись к орудиям.

Появился Братчиков, «бледный, взволнованный, и передал мне, что в своих объяснениях он сослался на меня».

Из штаба послан офицер разыскать Акашева, который, пользуясь наступившей темнотой, прятался в глубине двора.

Зацокали копыта лошадей, артиллеристы тронулись, направляясь к воротам. Акашев сел на подготовленную для него лошадь. Кто-то указал на него офицеру штаба, тот нагнал Акашева: — Кто вы такой, почему распоряжаетесь?! — кричал офицер.

Я делал вид, что не могу справиться с лошадью. На вопросы отвечал, что сам плохо понимаю, что тут происходит, стараясь поскорее выехать на Дворцовую площадь, я был в конце колонны… Все произошло, как и было задумано, — едва выехав из ворот, Братчиков повел колонну на рысях через Дворцовую площадь, к арке, что вела к Морской улице. Увидев, что пушки ушли, офицер схватил мою лошадь под уздцы и, наставив на меня револьвер, объявил, что я арестован. Подбежавшие юнкера других училищ окружили меня… В это время к толпе окруживших меня юнкеров подошел Станкевич, бывший Верховный комиссар Ставки. Юнкера расступились. Со Станкевичем я не был знаком и знал его только по фотографиям. «Здравствуйте, товарищ Станкевич», — сказал я, направляясь к нему с протянутой рукой. Возмущаясь, я стал протестовать — почему меня арестовывают, угрожают револьвером. Видя, что мой «маневр» удался, стал выражать еще большее «негодование»…

Станкевич растерялся, сказал, что сейчас же затребует объяснения в штабе, куда и пошел. Отношение юнкеров ко мне после обмена рукопожатиями со Станкевичем сразу переменилось. Со мной стали почтительнее».

Воспользовавшись благоприятной ситуацией, Акашев громко объявил, что сам пойдет объясняться в штаб округа, который находится на Дворцовой площади. И, не дожидаясь согласия, уверенно зашагал к выходу мимо расступившихся юнкеров, на попечение которых оставил его офицер, поспешивший вслед за Станкевичем.

Быстро обогнув в темноте здание штаба, Акашев вышел к набережной Мойки. «В темноте меня окликнули. Я остановился. Ко мне подошли два солдата с винтовками. «Откуда идешь?» — «Из Зимнего дворца». — «Вот этих нам и надо». — «Вы советские?» — «Да, мы стоим за Советы».

Под конвоем меня провели в казармы Павловского полка, где находился штаб, руководивший осадой Зимнего дворца…

Там я встретил своих товарищей по военной секции Петроградского Совета, и мы стали делиться новостями о последних событиях.

К 12 часам ночи Зимний дворец был взят. Временное правительство арестовано. К. Акашев».

Эти воспоминания, опубликованные в 1924 году, сопровождались примечанием автора: «Вышедшие на другой день газеты, преимущественно беспартийные, описывая взятие Зимнего… упоминали вкратце о внезапном уходе артиллерии из дворца, объясняя это действиями «самозваного комиссара». Подробных сведений об этом эпизоде… насколько я знаю, в нашей печати нет. По независящим от меня обстоятельствам не мог до сих пор дать подробного описания обстановки и причин ухода артиллерии… В своем очерке я старался беспристрастно изложить события, участником которых был, не делая ни выводов, ни заключений. Моей целью было дать исторический материал».

Арест Временного правительства был первым победным шагом Октябрьской революции. С той минуты ей предстояло день за днем укреплять власть Советов.

Под Петроградом готовились к штурму войска генерала Краснова, направленные с фронта для подавления революции.

Военно-революционный комитет решил вызвать на помощь подкрепления. Ближайшая надежная опора большевиков — 5-я армия, в штаб которой, находившийся в Двинске, необходимо срочно доставить письмо.

Один из руководителей ВРК, Константин Александрович Мехоношин, предложил Акашеву немедленно вылететь в Двинск.

— Константин Александрович, нет в Петрограде самолета, который мог бы без посадки долететь до Двинска, — объяснил Мехоношину Акашев, — придется садиться в Пскове, а это опасно. Могут задержать. Да и погода… Посмотрите в окно, что делается.

— Тогда поездом. Раз уж вы здесь, вам и ехать.

«Долго искали денег на дорогу, так как ни у кого их не было, — вспоминал Акашев. — И наконец пошли к товарищу Ленину.

— Вы коммунист? — спросил он меня, роясь в своем кошельке.

— Нет, я анархист.

— Ну, это лучше, — сказал он улыбаясь. — Вот все, что есть в нашей революционной кассе. Получив тридцать рублей дензнаками семнадцатого года и имея своих около сорока рублей, я в тот же вечер отправился в дорогу.

Я полагал пройти фронт пешком или на лошади, а из Гатчины добраться поездом до Двинска… Когда я прибыл в штаб советских отрядов под Красным Селом, где тогда командовал товарищ Чудновский, оказалось, что идет бой и до утра нечего было думать о переходе линии фронта. К утру казаки перешли на нашу сторону, а Краснов и Керенский бежали.

Царскосельское радио приняло известие о движении полков в Петроград, на подмогу нам, и я решил вернуться обратно».

Доложив обо всем Мехоношину, Акашев вернул ему взятые у Владимира Ильича деньги и спросил:

— Что мне дальше делать, я в вашем распоряжении…

— Дел у нас невпроворот. Мы решили собрать здесь, в Смольном, представителей авиационных частей. Что, Константин Васильевич, нам нужно предпринять в первую очередь организационно? Продумайте. Да можем ли мы срочно, сразу послать на помощь финским товарищам самолеты, военные, конечно.

— Кажется, это возможно. Керенский вызвал с фронта в Гатчину двенадцатый авиаотряд. Летчик Томсон, из этого отряда, передал мне с верным человеком письмо, спрашивал: что делать? А Томсона я знаю еще по Франции. Ответил: прилетайте в Петроград. Знаю, что они сместили командира и должны быть здесь, на Комендантском аэродроме.

— Что за человек этот Томсон?

— Настроен революционно, богатый боевой опыт: воевал во Франции и здесь.

— Пожалуйста, выясните все точно: чем они располагают, насколько надежны люди, можно ли Томсона командиром?