Воздушный шарик со свинцовым грузом (сборник)

– Привет, – сказал он.

– Вообще-то, виделись сегодня, – ответил я.

– То не в счет, – заявил Павел. – То мы трезвыми виделись… А теперь мы пьяные.

– Верно, – согласился я. – Привет, Паш.

– Привет. Пошли… это… пожурчим.

– Неохота в ресторан возвращаться.

– И мне неохота… Пошли в лес журчать… Как эти… ручейки.

– Ну пошли.

Мы отошли от шумного ресторана и углубились в чащу, где росли ели по соседству с буками.

– Ты кого выбираешь? – спросил Павел.

– В смысле?

– Ель или бук? Шо описывать будешь?

– Да мне без разницы.

– Тогда я бук выбираю…

– Достойный выбор.

Мы расположились под двумя соседними деревьями, льющимися звуками разнообразя ночную тишину.

– Майкл, – проговорил Павел, задрав голову вверх и рассматривая ночное небо меж кронами деревьев.

– Чего?

– А в Америке звезды на небе такие же?

– Почти. Только их пятьдесят штук, и к ним приделаны красные и белые полоски.

– Как приделаны?

– Не знаю… Специальным клеем, наверное.

– Майкл, – снова сказал Павел.

– Чего?

– Шо ты мне брешешь?

– Про что?

– Про клей. Я… это… вообще-то, доверчивый. Но про клей ты мне брешешь… Ведь брешешь?

– Брешу.

– А зачем? Я задумался.

– Интересный вопрос, – сказал я.

– А ответ?

– Ответ, наверно, тоже интересный.

– А какой?

– Да я, Паша, точно не знаю. Одни врачи говорят, что обмен веществ такой, другие, что группа крови такая.

– Так ты… это… болен?

– Я, Паша, очень болен.

– Заразно болен?

– Очень заразно. Ты бы журчал от меня подальше. А то, сам знаешь, воздушно-капельным путем…

– Ничего себе, – пробормотал Павел, на всякий случай упрятывая хозяйство обратно в ширинку. – Раньше… это… предупредить не мог?

– Ладно, не бойся, – успокоил я его. – Набрехал я. Наврал. Пошутил. Нет у меня обмена веществ. И группы крови нет.

– Совсем?

– Совсем.

– Как же ты дальше будешь?

– Как-нибудь. Выкручусь. Хошь, один секрет расскажу?

– Давай.

– Никакой я на самом деле не американец. И в Америке никогда не был.

Паша осклабился.

– Ты… это… хорош брехать, Майкл. А то совсем заврался. Не американец он…

– Да, – задумчиво проговорил я, – вот и ответ.

– Какой ответ?

– Почему я брешу.

– И почему?

– Хочу, чтоб мне верили. А правде не верят. Пошли еще водки выпьем. Воздушно-капельным путем…

Мы вернулись в ресторан. Группа наша меж тем рассыпалась. Одни вышли на улицу подышать воздухом, другие танцевали. Краешком глаза я заметил Ярика и Лесю, интимно прижавшихся друг к дружке в медленном танце. За столом осталась лишь Тася, над которой, чуть покачиваясь, возвышался пьяненький гуцул. Рядом, в качестве поддержки, застыл его чуть более трезвый на вид приятель.

– Хочу вас погуляты, – галантно объяснял гуцул.

– Как это? – испуганно спрашивала Тася.

– До бумцика запросыты.

– Не понимаю…

– Курва… Танцюваты прошу.

– Я не хочу.

– Так нэ можна, що нэ хочэшь… Прошу до бумцика… Гуляты прошу…

– Эй, – сказал я, подходя, – ты глухой? Не хочет она, шоб ты ее гулял.

Гуцул удивленно глянул в мою сторону.

– Ты хто? – спросил он.

– Чорт, – привычно отозвался я.

– Якый чорт?

– Такый чорт, шо под мостом сидит.

Гуцул посмотрел на своего приятеля.

– Е такый чорт, – авторитетно кивнул тот. – Казалы добри люды… Як нич, так пид мостом сыдыть, матюкаеться, падлюка, добрым людям в харю снигом кыдае…

– От най и йдэ пид мост. – Гуцул снова повернулся к Тасе: – Прошу цивильно до бумцика, курва…

– Эй, – я ухватил его за плечо. – Шо непонятно? Не будет она с тобою бумцик делать.

– Майкл, – вмешался Павел, – а давай я его… это… по морде тресну.

– Уже й по морди! – Гуцул возмущенно обратился к своему другу.

– Е таки, – снова кивнул тот. – Понайидуть у гости и добрых людэй по морди трискають.

– Майкл, – опять вмешался Павел, – а не надо по морде. Ты это… плюнь в него… воздушно-капельным путем.

– Шо значыть плюнь? – обиделся гуцул. – Це вже, курва, просто паскудство. Це вже йты на двор и бытыся.

– Вольдэмар, нэ гарячкуй, – остановил его приятель.

– Вольдэмар? – изумился я.

– Но. А шо? Пишлы бытыся.

– Пишлы.

– Майкл… я это… с тобой! – заявил Павел.

– Не надо, – сказал я. – Ты за Тасей присмотри. А то Вольдемаров друг така падлюка, шо тэж можэ до нэйи з бумциком прычыпытыся.

– И таки люды е, – философски кивнул приятель-гуцул.

Мы с Вольдемаром вышли на улицу.

– Ну, – сказал я, – сразу бытыся будэмо или покурим сперва?

Вольдемар задумался.

– Запалымо, – проговорил он. Затем достал из кармана пачку «Дойны» и протянул мне: – Прошу.

– Дякую, – поблагодарил я. – «Столичные» будешь?

– Давай.

Мы обменялись сигаретами и закурили.

– Файна нич, – заметил Вольдемар.

– Ага, – согласился я.

– Погода у цю зыму така… дужэ файна.

– Факт.

– Урожайи, ачэй, файни поспиють…

– Но. Будэ свято добрым людям.

– Твоя чичка? – неожиданно спросил Вольдемар.

– Чего?

– Дивчына, кажу, твоя?

– Аа… Не совсем.

– А нащо впэрдолывся?

– Чего?

– Нащо встряв, кажу?

– А так.

– Тэж вирно… Файна чичка.

Вольдемар бросил в снег окурок. Мой полетел следом.

– Ходимо до залы? – сказал Вольдемар.

– А бытыся?

– Та ну його… Холодно.

– Так надо водки выпить.

– Маеш рацию [77] . Пишлы.

Когда мы вернулись, Павел и Вольдемаров приятель сидели друг против друга за столом с рюмками в руках. Тася куда-то исчезла.

– А щэ таки е, – рассуждал вслух гуцул, – що ты до ных як добра людына, а воны до тэбэ як паскудный диявол…

– Кто такие? – сурово спрашивал Павел.

– Та хоч жона моя… О! – Он заметил меня с Вольдемаром. – Вже побылыся?

– А то, – сказал я. – По всьому снигу кров.

– Ну, так сидайтэ, выпьемо.

Вольдемар разлил водку по рюмкам. Неожиданно вернулась Тася в сопровождении Вити и официанта.