Воздушный шарик со свинцовым грузом (сборник)

Как ни странно, но после лыжной истории ни Тася, ни Леся со мною почти не общались. Леся смотрела на меня как на врага, Тася и вовсе старалась не глядеть в мою сторону. Сначала я не понимал, в чем дело, затем догадался, что Тася в идиотском порыве раскаяния поведала подруге о нашем поцелуе под Ворохтой. Больше всех на меня почему-то злился Ярик.

– Молодец, – с плохо скрываемым сарказмом говорил он. – Красавец. Спасибо.

– За что? – интересовался я.

– За то, что по твоей милости неделя ожидаемого рая превратилась в семь дней горького сумбура.

– По моей милости?

– А по чьей же еще? Я в лепешку расшибаюсь, всячески заманиваю дичь в ловушку, а тебе, оказывается, ничего не нужно.

– Ярик, – не выдержал я однажды, – если тебе так приспичило, надо было не в лепешку расшибаться, а выбрать одну девушку, поухаживать за ней, прогуляться с нею по окрестностям, сводить в кафе, просто поговорить, в конце концов. Ты же, как клещ, вцепился сразу в двоих, затащил к нам в комнату и стал тупо ждать, когда я приду и расскажу очередную ересь о моем американском прошлом.

– Я думал, ты мне друг, – горько произнес Ярик, – а ты сволочь.

– Одно другому не помеха, – пожал плечами я. – У меня все друзья сволочи, каждый по-своему. Но это не мешает мне любить их.

– Понятно. – Ярик безнадежно махнул рукою. – Извини, я забыл, с кем говорю.

Наконец, наступил последний день нашего отпуска в Яремче. Мы решили устроить прощальный ужин в ресторане неподалеку от турбазы. Витя подсуетился насчет столов и велел нам до вечера держать себя в руках в отношении спиртного.

– Особенно тебя, американец, касается, – заявил он. – Я заметил, что ты к этому делу интерес имеешь.

– Ты чего такой неспокойный? – усмехнулся я. – Коньяк кончился?

– Почему кончился? – удивился Витя. – Есть еще такая партия… – Он хлопнул себя по карману куртки, в котором хранил флягу. – Желаешь по глотку?

– Можно, – согласился я.

Витя отвинтил крышечку, и мы приложились по разу.

– Хорошо! – удовольственно произнес Витя. – Но на этом стоп. До вечера – табу.

– Без сомнения, – с самым серьезным видом кивнул я. – На твоем месте я бы и в ресторане сегодня не пил.

– Почему это? – изумился Витя.

– Ты – лицо ответственное. Тебе нельзя.

– А ты?

– А я – безответственное. Мне можно.

Было около семи вечера, когда мы с Яриком, надев что поприличней, вышли из номера.

– Зайдем за Серегой с Пашкой? – предложил я, кивнув на двери наших соседей.

– Давай.

Мы постучали.

– Не заперто! – послышалось из-за дверей.

Мы вошли. Соседей наших мы обнаружили на полу за довольно любопытным занятием: длинный нескладный Серега лежал на спине, а коренастый Павел сидел на нем верхом и держал его руки прижатыми к полу.

– Я смотрю, вы уже готовы? – на всякий случай спросил я.

– Почти, – невозмутимо ответил Серега.

– Остались незавершенные детали?

– Мелочи.

– А деретесь из-за чего?

– Мы не деремся. Мы боремся.

– Он первый начал, – объяснил Павел.

– И долго вас ждать?

– Момент. – Серега глянул на восседавшего на нем Павла и решительно спросил: – Сдаешься?

– Нет, – опешил Павел.

– Тогда я сдаюсь. Отпусти.

Они поднялись с пола.

– Нормально выглядим? – поинтересовался Серега.

– Для борцов среднего веса неплохо. Пошли.

Ресторан, расположившийся за мостом через Прут, был, как и большинство зданий в Яремче, выстроен в гуцульском стиле: деревянный дом с мезонином и остроконечной крышей, по которой разбросались треугольные окна мансарды. Венчала крышу невысокая башенка с таким же треугольным окошком. Внутри ресторана было оживленно, вдоль продолговатых деревянных столов выстроились такие же деревянные стулья, приглушенный свет падал на стены, украшенные резьбой и звериными шкурами. Официант, невысокий и чернявый, с веселыми до наглости глазами, указал на наш стол, величаво протянувшийся от окна до самого прохода. Мы расселись.

– Примечательный, между прочим, ресторан, – тоном экскурсовода сообщил Витя. – Выстроен без единого гвоздя.

– Как библейский человек, – заметил я.

– Не понял, – повернулся ко мне Витя.

– Судя по Библии, Бог тоже создал человека без единого гвоздя.

– Слышь, американец, – молвил Витя. – Ты давай не богохульствуй. Я человек серьезный, партийный, мне это не нравится....

– Извини, – потупился я. – Кто же знал, что у тебя такое тонкое раздвоение личности.

В это время к нам подскочил шустрый официант с блокнотом и ручкой на изготовку.

– Значит, так, – деловито распорядился Витя. – Нарезочки, салатиков, солений, колбаски домашней смаженой… Водочки, само собой… Вина для девушек… А там поглядим, как разгуляемся.

– Усэ момэнтом будэ, – вежливо кивнул официант, хотя насмешливый его взгляд, казалось, спрашивал: «А пузо нэ триснэ?»

Кроме нас посетителей в ресторане насчитывалось человек десять. Это были местные, гуцулы, сидевшие небольшими компанейками по два – по три человека. Женщин не было вовсе, только мужчины – поджарые, смуглолицые, с печально обвисшими усами. Неподалеку от нашего стола расположились двое. Они неторопливо попивали водку, столь же неспешно и без видимого аппетита закусывали и негромко переговаривались.

– Така курва, – со спокойной горечью рассказывал один другому, – така, вуйко, курва, що такых курв пошукаты… Як вже прйихала сюды отдыхать, москалиха бисова, так отдыхай культурно и другым давай, а нэ носа круты. Кажу йий так цивильно, з рэшпэктом прыходь, курва, до мэнэ… Нэ хочэ, курва. Тоди, кажу, я до тэбэ прыду. Знов, курва, нэ хочэ… Я людына интэлегэнтна, я всэ одно навидався. Прыйихав на ровэри, попукав у двэри, попукав у шибку [76] – нэ видчыняе, курва. Я йий крычу: «Видчыны! Видчыны!» А вона мэни на свойий москальський мови: «Ветчины нема, калбасу ешь!»

Наконец, нам принесли выпивку и закуску. В одних бутылках загадочно темнело вино, в других прозрачно поблескивала водка, на маленьких сковородках шипели, свернувшись в кольца, жирные румяные колбаски.

– Ну что, – сказал Витя, поднимая наполненную до краев рюмку, – не будем долго намазывать на хлеб, а просто выпьем.

В тот вечер пил Витя отменно, так что его ответственное лицо в скором времени раскраснелось и стало смахивать на довольно безответственную рожу. Закусывал он тоже недурно. Прочие мало от него отставали, и посетители-гуцулы стали поглядывать на наш стол с насмешливым удивлением. Видимо, умение повеселиться и пожрать, столь щедрой волной захлестнувшее центр, восток и юг Украины, до западных ее областей докатилось тихим прибоем. От водки и еды сделалось жарко, мы все чаще, поодиночке и компаниями, выходили на улицу – покурить и просто подышать морозным воздухом. Я встал у изгороди, выпуская в тихую до хруста зимнюю тьму голубые струйки дыма. Вокруг неровным силуэтом темнел лес. Над ним раскинулось ясное небо в звездах. Внутри ресторана заиграла музыка, сливаясь с шумом голосов и звоном посуды. Я докурил и бросил фильтр с остатком сигареты в снег, но возвращаться в ресторан не хотелось. Тут ко мне чуть заплетающейся походкой приблизился Павел.