Вождь и призрак

Лучшие британские солдаты, обучавшиеся в специальных лагерях, были бы просто любителями по сравнению с этим умелым сербом. Теперь за пулемет, стоявший на треноге, залег Бора.

Рядом с ним на холодной траве улегся Милич; он поднес к глазам полевой бинокль и следил за Линдсеем и Пако, которые стояли в очереди, чтобы предъявить документы. Возле Милича были аккуратно сложены гранаты с длинными-рукоятками; он вынул их из холщового мешка, который притащил на спине. За гранатами лежали дымовые шашки.

— По-моему, там что-то не так, — заметил Милич.

— Да ты что?! — отмахнулся Бора. — Вот увидишь, они спокойно перейдут границу. Ты что, Пако не знаешь?

— Она только что подала сигнал, — спокойно сказал Милич.

Он отчетливо видел в бинокль, как Пако подняла руку и прикоснулась к платку, повязанному вокруг головы. Это был условный знак. «МЫ В ОПАСНОСТИ…»

— На обоих документах отсутствует специальная марка, ее ввели совсем недавно, — сообщил Пако капитан, дежуривший на границе.

— Но капитан, нам только вчера их выдали в Граце…

— Вы хотите сказать, они были вчера подделаны в Граце?

Пако поднесла руку к голове, словно поправляя платок. Продолжая разговаривать, она попыталась отвлечь внимание капитана, достав еще несколько документов. Теперь она держалась более уверенно и даже слегка вызывающе.

— У нас особое задание. Разве вас не проинформировали? Нас должны пропускать без расспросов. Видите, вот бумаги, подписанные полковником СС Ягером, он из Бергхофа…

Линдсей снова повернул голову, оглядывая близлежащие холмы, а капитан, увидевший на бумагах выпуклое изображение орла, держащего в когтях свастику, погрузился в изучение транзитных пропусков.

На вершине холма, расположенного у самой пограничной заставы, появился невысокий, широкоплечий человек. Зажав в правой руке какой-то предмет, он замахнулся и кинул его вниз. Предмет упал к ногам нескольких солдат и взорвался.

Глухой взрыв расшвырял солдат, словно кегли. Через секунду упала вторая граната. Линдсей сжал кулак и ударил капитана в грудь. Капитан завалился навзничь, угодив головой в дверной проем хибарки. Англичанин схватил Пако за руку и потащил вперед… Через мгновение они уже опрометью мчались к границе.

— Видишь кучу дров? — крикнул Линдсей.

Мирная застава вдруг забурлила, солдаты метались, словно переполошившиеся муравьи.

— Нужно забежать за нее, а то вагон с боеприпасами…

Линдсей повалил Пако на землю. Пулеметная очередь просвистела над ними, дровяная куча так и брызнула щепками. Выглянув из-за нее, Линдсей увидел, что следующая граната описала в воздухе дугу и попала в цель — в вагон с боеприпасами…

Раздался оглушительный грохот, и все полетело в тартарары. Земля под их ногами — скованная морозом, твердая-претвердая — задрожала, будто началось землетрясение. Линдсей прикрыл Пако своим телом, защищая от дождя осколков. Только поленница почему-то уцелела.

Англичанин снова рискнул из-за нее выглянуть. Вагон исчез. Грузовик частично тоже. Исчезли и немцы, охранявшие вагон. Люди с винтовками двинулись, держась поодаль друг от друга, к вершине холма, с которого Милич швырял гранаты. Теперь он, присев на корточки, сбрасывал со склона дымовые шашки.

Шашки упали прямо перед цепочкой солдат, и образовалась дымовая завеса. Бора, залегший за пулеметом, не отрываясь, глядел в прицел. Наконец, в дыму показался первый немец. Бора ждал. Появилось еще несколько солдат.

Линдсей внимательно оценил расстановку сил в долине. Вокруг по-прежнему царила суматоха. Вдалеке слышались крики офицеров, отдававших приказы. Когда взорвался вагон с боеприпасами, пограничная будка тоже разлетелась в щепки.

— Пора! — сказал Линдсей Пако. — Сейчас дорогу в Югославию никто не охраняет. Вот только как нам быть с Миличем и Борой?..

— Они сами о себе позаботятся. Такой был у нас уговор. А потом, попозже, они к нам присоединятся…

— Ты иди за мной. Я побегу зигзагом — так в человека трудно попасть… Но только держись от меня поодаль…

Линдсей бросил прощальный взгляд на заставу и побежал. Пако — за ним, она старалась прижиматься к обочине дороги. Линдсей же, петляя, мчался посередине. И тут их заметил еще один солдат, поднимавшийся по холму. Он был правофланговым.

Солдат остановился, повернулся к ним лицом и вскинул винтовку. Он тщательно целился в англичанина, стараясь угадать, куда тот метнется через секунду. Поэтому правильнее будет сказать, что он целился не в Линдсея, а в дорогу перед ним. Солдат слегка нажал на спусковой крючок. Он был настоящим снайпером, благодаря чему его и поставили фланкером.

Бора повернул дуло пулемета в сторону солдата, собиравшегося выстрелить в Линдсея, прицелился и нажал на гашетку. Он долго не отпускал палец, буквально поливая очередями немцев, карабкавшихся вверх по холму. Правофланговый погиб. Пулемет еще какое-то время тарахтел, потом умолк.

Немцы валялись на склоне холма — все, кто лишь секунду назад взбирались к его вершине. В долине произошла настоящая бойня, никто не подавал признаков жизни. Черный дым медленно рассеивался, и постепенно обнажалась большая воронка, на месте которой когда-то стоял вагон с боеприпасами. Грузовик, доставивший боеприпасы на границу, тоже исчез. Покой — кошмарный покой — воцарился над Шпилфелд-Штрассе.

— В этой истории явственно чувствуется почерк преступной группы, которую мы выслеживаем, — заметил Гартман, докуривая свою трубку.

«Юнкерс-52», перевозивший двоих мужчин из Вены в Грац, пошел на посадку. С абверовцем летел Вилли Майзель. Гартман в течение нескольких недель безуспешно прочесывал Грац, а затем возвратился в столицу Австрии. Теперь его предположения подтверждались. Перед посадкой в «Юнкерс» он позвонил Борману. Рейхслейтер повторял вслух все, что ему говорил Гартман, и абверовцу были слышны в трубку голоса Кейтеля и Йодля. Меры безопасности, которые принимал рейхслейтер, на поверку оказывались сущим фарсом.

— Почерк преступной группы? — переспросил заинтригованный Майзель.

— Да, они действовали точь-в-точь как возле мюнхенского собора Божьей Матери. В поступившем из Граца донесении о нападении на Шпилдфелд-Штрассе говорится о гранатах и дымовых шашках. Это та же техника, что и в Мюнхене.

— Понятно, — кивнул Майзель. — Значит, вы полагаете…

— Я не полагаю, мой дорогой Майзель. Я знаю! Линдсей и его провожатые сегодня утром перебрались из Шпилфелд-Штрассе в Югославию. Я пытался предупредить Бормана, что они не поедут в Швейцарию…