Вождь и призрак

Полковник Браун допоздна засиделся в своем кабинете на Райдер-стрит. Неожиданно туда вернулся Уэлби: якобы он забыл на работе какие-то бумаги. У Брауна в последнее время вошло в привычку разбирать свои бумаги после ухода остальных.

С начала войны он тратил все больше времени днем на всякие бесполезные совещания и заседания. Браун проклинал американцев. Похоже, они только языком трепать горазды. Полковник отложил ручку и вытянул затекшие ноги.

— Присаживайтесь, Уэлби. Хотите выпить?

— Да я только что пропустил кружку пива на Тоттенхэм-Корт-Роуд. Я там поболтал со старшим лейтенантом авиации Линдсеем. Он случайно не родственник подполковника авиации, который отправился в Берхтесгаден?

— Сомневаюсь. Наш Линдсей — единственный сын.

— От него никаких известий?

Измотанный Браун замялся, и от Уэлби не укрылась короткая пауза, наступившая в разговоре.

— Ни гу-гу, — коротко ответил полковник. — Но он даст о себе знать, когда придет время…

— Как, должно быть, изматывает ожидание, — еще раз попробовал прощупать Брауна Уэлби.

— Нет, не больше, чем всякие другие проблемы.

Уэлби оказался в безвыходном положении. Он знал, что структура командования на Средиземноморском театре военных действий недавно изменилась. Теперь штаб союзников в Алжире под командованием Эйзенхауэра и Александера контролировал все военные операции в Северной Африке, включая действия Восьмой армии, которая завершала Тунисскую кампанию.

Однако подрывной деятельностью на Балканах, включая Грецию и Югославию, руководило Средиземноморское командование со штаб-квартирой в Каире. Уэлби не представлял себе, как упомянуть в разговоре с Брауном о Каире, ведь полковник не знал, что Уэлби известно о местонахождении Линдсея. Ладно, придется подождать… обычно все само собой рано или поздно плывет к нему в руки.

— Вы о чем-то задумались? — спросил Браун.

— Да, о том, что пора спать. Спокойной ночи, сэр!

Борману сообщили в Волчье Логово о том, что Линдсей, очевидно, бежал в Югославию. Информация поступила к нему из двух источников. Когда Гартман бросил Вилли Майзеля на аэродроме в Граце, гестаповец немедленно позвонил Груберу в Вену.

— Этот хитрый мерзавец Гартман ускользнул от меня! Он полетел на «Физлере-Шторхе», который заранее был для него приготовлен в Шпилфелд-Штрассе. Гартман хочет провести самостоятельное расследование произошедшего инцидента. Он думает, что Линдсей сегодня пересек границу…

— Какой-такой инцидент? — резко оборвал его Грубер. — Чем он доказывал свои безумные предположения?

Грубер знал Мартина Бормана, знал, как осторожно действует рейхслейтер. Борману потребуются УБЕДИТЕЛЬНЫЕ доказательства, а сообщение Майзеля может на поверку оказаться всего лишь слухами. Бог свидетель, уже поступило столько донесений о том, что там-то и там-то видели англичанина.

А Борман всегда требовал доказательств, потому что подстраивался под фюрера. Он неоднократно слышал, как Гитлер обрушивался на генералов, которые являлись к нему с плохими вестями, а потом, когда генералов начинали расспрашивать, они шли на попятную.

— Там произошло нападение партизан, — объяснил Майзель и рассказал Груберу все с начала и до конца. — Гартман связал это с происшествием возле собора… гранаты и дымовые шашки — те же приемы…

Рассуждения Майзеля вполне убедили Грубера; он решил, что передать эти сведения Борману неопасно. В конце концов он может подчеркнуть, что всего лишь передает информацию, полученную от Вилли Майзеля! И если где-то выйдет осечка, виновником будет Майзель.

Грубер немедленно позвонил Борману, который выслушал его, не проронив ни слова. Грубер знал: рейхслейтер тщательно обдумывает: может ли новое развитие событий повредить его собственному положению при фюрере.

— Я передам фюреру ваш рапорт, — решил Борман, на всякий случай не упоминая о том, что он уже знает о происшедшем от Гартмана. — Хотя инцидент в Шпилфелд-Штрассе — это, конечно, не доказательство.

— Мне сообщил Майзель, — повторил Грубер. — А он, насколько я знаю, основывается на разговоре с другим человеком — с майором Густавом Гартманом.

— А, абвер! Но кто теперь доверяет этому гнезду предателей?

Однако фюрер, очевидно, доверял. Когда Борман сообщил новости Гитлеру, тот велел принести крупномасштабную карту Южной Европы и собственноручно расстелил ее на большом столе в зале заседаний. Фюрер провел пальцем по карте, прослеживая путь из Мюнхена в Вену через Зальцбург.

— А в этом есть смысл! — провозгласил он. — Борман, вы ведь перекрыли все дороги из Мюнхена в Швейцарию, да?

— Да, он же явно собирался в Швейцарию.

— А группа людей, которые пытаются переправить Линдсея домой, — это профессионалы…

— У нас нет доказательств, — запротестовал Борман.

Гитлер вспылил.

— Вы забыли, что случилось возле собора Божьей Матери? Такое могли провернуть только профессионалы! Они обвели вокруг пальца солдат, которые их там поджидали. А что было дальше? Гартман ищет чемоданы, которые они бросили в Вене на Западном вокзале. И чемоданы оказываются как две капли воды похожи на те, что нес так называемый шофер так называемой баронессы, когда они в присутствии Майра садились в Венский экспресс в Мюнхене. Так или нет, Йодль?

Два человека, сидевшие в комнате: генерал-полковник Альфред Йодль и фельдмаршал Вильгельм Кейтель до сих пор слушали рассуждения фюрера молча. Йодль кивнул.

— Вроде бы так, мой фюрер, — осторожно ответил он.

— Дальше, — взволнованно продолжал Гитлер, — на следующее же утро происходит история на Южном вокзале. На допросе один из убийц немецкого солдата рассказал, что видел девушку и мужчину, которые садились в поезд, отправлявшийся в Грац. А куда можно попасть из Граца, если двигаться дальше на юг? В Шпилфелд-Штрассе, где разыгралась гораздо более серьезная драма. Так или нет, Кейтель?

— Вы рассуждаете логично, мой фюрер.

— А теперь Гартман докладывает, что он узнал почерк — очень уместное здесь слово — почерк людей, орудовавших у собора Божьей Матери в Мюнхене… снова гранаты и дымовые шашки…

Гитлер раскинул руки, оперся о стол, на котором лежала карта, и обвел взглядом троих человек, внимавших ему в полном молчании. На его лице появилось циничное выражение.

— Пять миллионов большевиков сражаются со мной на Восточном фронте. Мне приходится каждый Божий день отдавать приказы: как, каким образом уничтожать их варварские орды. А теперь я еще вынужден играть в детектива, доискиваясь, как именно Линдсей пытается от нас удрать. И помогает мне в этом только один человек, единственный из вас, у кого есть хоть какие-то мозги! Этот человек — Гартман! Господа, совещание окончено.

В голосе Гитлера зазвучало презрение, и, выйдя из комнаты, он пошел по коридору к выходу на улицу.

Известие о вероятном побеге Линдсея достигло Лондона, как обычно, сложным, двухступенчатым путем. Через пару часов после совещания у Гитлера Рудольф Ресслер принял в Люцерне сигнал от Дятла, зашифрованный опять-таки особым способом.

Ресслер немедленно передал сигнал в Москву Казаку, и Сталин вновь вызвал Берию. Советский вождь молча передал сообщение о Линдсее начальнику секретной службы. Это была его политика — всегда показывать сигналы, полученные от Люси, бледному мужчине в пенсне. Если что-то не будет ладиться, Сталин всегда переложит вину на Берию. И окажется, что идея вовлечь в игру Люси исходила от Берии.