Вожделение бездны

"История! Бабушкины сказки! Сколько было человеков, а сколько стало - людей!

Простолюдей. Эй, вы, простолюди! Из-за вас, бетонно-ватно-тупых, бессмысленных и беспощадных, из-за вас я не понимаю, что там написано. Когда вы были простолюдины, вы знали своё место, жили по статусу, "Бог видит, да нам не сказывает", а теперь не знаете. Шумите очень. Из-за вас, дурачьё, суперважный текст не проходят в школе. Я вас ненавижу". "Воры не родом ведутся, а кого бес

свяжет", - шепнула бабушка с того света. "Да не вор я!
– возмутился реставратор.

– Вор - Кутузов. Не я. Спасаю вещь. У него их сотни. И все слова наизусть знает. Зачем он эту спёр?" "Вор слезлив, а плут богомолен", - опять бабушка не спит, непонятное подсказывает, обижает и мучает.

Звякнул телефон. Ещё какой-нибудь простолюдь несётся. Мастер взял трубку и услышал мягкий девичий голос:

– Алло, здравствуйте, меня зовут Аня. Вы можете уделить мне две минуты? Спасибо. У меня есть очень старая энциклопедия, Брокгауз и Ефрон, пролежавшая в сарае двадцать лет. Отсырела, помялась, сами представляете. Мне рекомендовали вас в качестве…

– Кто рекомендовал?
– грубовато спросил мастер, не желавший видеть никакого Брокгауза.

– В музее… - пролепетала девушка.
– Я не туда попала? Извините, пожалуйста.

– Да не волнуйтесь, я для проформы, - убавил мастер, не решаясь спросить, в каком музее; знали-то его многие.
– Я сейчас довольно занят, но позже…

– А можно я завтра к вам заскочу на минутку, просто покажу и уйду, а вы мне только скажете, в каком она состоянии, ладно?

– Ну… завтра… я…

Мастер нечаянно забыл, сколько томов у Брокгауза, вылетело напрочь, он и не

подумал, а может ли девушка заскочить с этой махиной. Отказываться тоже странно, ведь из музея рекомендовали: репутация. Ладно.

– В три часа, - сказал он машинально. Вертелось на языке и - вырвалось.

Девушка поблагодарила и попрощалась.

В три? Он схватился за голову. Он сам и ляпнул - в три?! Кретин! Но не перезванивать же браткам. Они простолюди чисто конкретные, берегут своё время.

Если они откажутся, других не найти, некогда и опасно. Но в три часа завтра сюда нельзя нести Брокгауза!

А может, попробовать всё-таки перезвонить профессору? Так, для проформы. Словечко нравилось. Переложить на четыре часа. На пять. Нет, четыре. Девица с Брокгаузом уже точно свалит. Неудачная мысль, конечно, поскольку всё равно ребятам график менять, но колючий ужас, что сам, будто в туманном наркозе, он только что велел незнакомке явиться в три часа, сковал его сообразительность, будто цементом.

В доме Кутузовых отозвался Васька. Нет, Андрея Евгеньевича нет дома. Неизвестно. А супруга? А вы ещё не знаете? Да, вот именно в такие годы. Видно, так. На смерть, что на солнце, во все глаза не глянешь, - шепнула бабушка.

Мастеру вконец поплохело. Кутузов, ишь, успел овдоветь и всё-таки завтра идёт за книгой. Сильно, видать, надо. И бабки налом. Серо-зелёный пришёл, когда жена отчудила. Невмоготу ему без этой книги.

…Да что ж это!

Блистательный план отъёма чужой собственности с последующей эвакуацией сокровища в глухую деревню начал угрожающе потрескивать. Интуиция подсказывала: брось. Даже покрикивала. Но послушаться её мастер не мог. Невозможно. Проскок от

невинного шантажа к адскому жару страсти - свершилось. Расстаться с возлюбленной Книгой - хуже вдовства, как отрезать половину тела, вдоль или поперёк, и пригласить оставшуюся часть пожить вот так.

Жить наполовину реставратор и раньше не желал и, казалось ему, жил полно, во всю

мочь, но только теперь он с отчаянием понял, что не жил вовсе. Заснув на родине, проснуться на чужбине, а языка не знаешь, паспорта нет, и назад трамвай не пойдёт, а птички за больничным окном поют, как везде и всегда, прекрасно.

Глава 46

Зверя травят не собаками, выездом. Конь бежит, земля дрожит, из ноздрей полымя валит. Он дал кувырколлегию

Мы с Василием сидели в гулкой, осиротелой квартире Кутузовых и перебирали подробности: сенсационные телепередачи на кабельном; звонок неизвестного, который не знал о вдовстве Кутузова; очевидность Ани в отсутствие возможности узнать её адрес и телефон; приближение сессии в университете; тоска сына по блудному отцу и возросшее стремление спасти его; новый взгляд на Дарвина, обретённый Васькой. И ещё по мелочам.

Искать немедленно: Васька извёлся, был на грани, даже вспомнил о милиции, чуть не позвонил туда. Не позвонил.

Схватилась за соломинку:

– А ты, кстати, почему не спросил у дядечки, кто он? Все ваши знакомые знают о вашей беде… с мамой. Друзей у отца мало…

– Друзей у отца не мало. Их нет.

– Тем более давай порассуждаем, кто мог звонить и зачем.

– Давай. Начни ты, пожалуйста.

– Мог позвонить кто-то, кому твой папа зачем-то нужен, - великолепно сообразила я.

– По-моему, блестящее начало, ты не находишь?

– Нахожу, - согласилась я.
– Кому он нужен?

– Ну-у-у… это ты брось. Не так всё плохо. Мировая общественность, например, в области филологии…

– Общественность позвонить не может. Звонить - привилегия отдельных представителей. Вспоминай: симпозиумы, конференции, прочее, - его где-нибудь сейчас ждут? Почту разбираешь? Компьютер проверяешь?

– Да. Да. Нет. Да.

– Шутник. Хорошо, когда дети знают историю своей родины. Молодец. Значит, тебе позвонил кто-то не научный. У отца есть что-нибудь вроде записной книжки? На обоях записывает? Он как фиксирует людей?

– Пошли посмотрим.
– Васька позвал меня в кабинет, и по дороге я разглядела: обои в реперных точках - нетронутые.

На обоях Кутузов не пишет. А кстати, жаль.

Кабинет был как-то замечательно, звеняще пуст. Похоже, дубовый шкаф, оставшийся без внутренностей, всё давал и давал эхо, моля о полноте бытия.

– Без церемоний, - заявил Васька.
– Ищем вместе. Обыск. Методом тыка. Всё мало-мальски

пригодное для дальнейшего расследования складываем на стол. И не беспокойся, что найдёшь интимное. Не найдёшь. Роемся везде!

– Вась, а мозговой штурм перед стартом? В родительской спальне могут быть какие-нибудь бумажки, книжки, то есть мы только в кабинете будем искать? Или всё-таки - тотально?