Возлюби ближнего своего. Ночь в Лиссабоне

Перед помостом он обернулся.

– Теперь скопируйте это, молодой человек! – самодовольно подбодрил он Керна.

– Это нельзя скопировать! – воскликнул Штайнер.

Поцлох польщенно ухмыльнулся.

– Играть застенчивость – я имею в виду настоящую застенчивость – довольно трудно, верьте старому театральному волку.

– Он застенчив от природы, – объявил Штайнер, – он справится.

– Отлично! Мне пора на лотерею.

Поцлох ушел.

– Вулканический темперамент! – одобрил шефа Штайнер. – Ему ведь за шестьдесят! Теперь я покажу тебе, что делать, если ты не сумеешь робеть, а робеть будет другой. У нас десять рядов. В первый раз ты проводишь рукой по волосам, показывая номер ряда, где спрятан предмет. Просто числом пальцев. Во второй раз сигналишь порядковый номер стула, считая слева. Потом незаметно хватаешься за то место, где он примерно запрятан. А уж я его найду…

– И этого достаточно?

– Достаточно. Человек феноменально неизобретателен в таких вещах.

– Мне кажется, это слишком просто.

– Жульничать надо просто. Сложное мошенничество почти никогда не удается. Сегодня после обеда порепетируем еще. Лило тоже подсобит. Теперь я покажу тебе этот гроб с музыкой. Настоящая музейная редкость. Сооружен в доисторическую эпоху.

– Я, наверное, слишком плохо играю.

– Чушь! Подбери несколько приятных аккордов. Когда распиливаем мумию, играешь медленно и торжественно; когда демонстрируем даму без живота, ускоряешь темп и синкопируешь. Тебя же все равно никто не слушает.

– Хорошо. Я порепетирую, а потом сыграю тебе.

Керн забрался в чулан за сценой, из которого на него скалился желтыми клавишами старый рояль. Поразмыслив, он выбрал для мумии «Храмовый танец» из «Аиды», а для отсутствующего живота – салонную пьесу «Сон майского жука в брачную ночь». Он барабанил по клавишам и думал о Рут, о Штайнере, о неделях покоя, об ужине и о том, что никогда еще в жизни ему так не везло.

Через неделю в Пратере появилась Рут. Она пришла как раз в тот момент, когда началось ночное представление в «Панораме сенсаций». Керн посадил ее в первом ряду. Потом он в несколько возбужденном состоянии удалился, дабы обслужить рояль. По такому торжественному случаю он изменил программу. Под мумию он сыграл «Японскую серенаду при факелах», а под даму без живота – «Мерцай, светлячок!». Этот репертуар был более эффектным. Затем для Мунго – австралийского дикаря – он по собственной инициативе исполнил пролог из «Паяцев», свой коронный номер, где можно было блеснуть арпеджио и октавами.

После представления его поймал Леопольд Поцлох.

– Первоклассно! – сказал он с одобрением. – Намного темпераментнее, чем обычно! Выпили?

– Нет, – возразил Керн. – Просто хорошее настроение…

– Молодой человек! – Поцлох словил свое пенсне. – Кажется, вы до сих пор меня обманывали! Мне бы следовало потребовать у вас назад гонорар! С сегодняшнего дня извольте всегда быть в хорошем настроении. Артист обязан это уметь, понятно?

– Да.

– А в качестве компенсации вашего долга будете теперь играть под ручных тюленей. Что-нибудь классическое, понятно?

– Хорошо, – сказал Керн. – Я знаю кусок из Девятой симфонии; это подойдет.

Он вошел в будку и сел на один из задних рядов. Между чьей-то шляпой с пером и чьей-то лысиной он увидел далеко впереди, в облаке сигаретного дыма, голову Рут. Ему вдруг показалось, что это самая строгая и красивая голова на свете. Иногда он терял ее из виду, когда зрители двигались и смеялись; потом она снова возникала в поле его зрения – внезапным, далеким, нежным видением, и Керну не верилось, что головка эта принадлежала кому-то, с кем он потом заговорит и пойдет рядом по улице.

На сцене появился Штайнер в черном трико, на котором было намалевано несколько астрологических знаков. Толстая дама спрятала свою губную помаду в нагрудный карман какого-то молодого парня, и Штайнер пригласил желающих из публики подняться к нему на сцену.

Керн начал робеть. Он гениально робел; уже очутившись в середине прохода, он еще попытался вернуться на свое место. Поцлох взглядом выразил ему свое одобрение – и совершенно зря, потому что это не было артистическим нюансом зрелого мастера: просто Керн вдруг почувствовал, что не в силах пройти мимо Рут.

Потом все прошло как по маслу и оказалось совсем легко.

После представления Поцлох знаком подозвал Керна.

– Молодой человек, – сказал он, – что с вами сегодня случилось? Вы робели классически. Даже вспотели от смущения. Я знаю, как трудно сыграть выступивший на лбу пот. Как вы это сделали? Задержали дыхание?

– Я думаю, это просто мандраж.

– Мандраж? – Поцлох просиял. – Наконец-то! Истинное волнение настоящего артиста перед выходом на сцену! Я вам кое-что скажу: вы играете под тюленей, а с этой минуты и под «Лесного человека из Нойкельна», и я повышаю вам гонорар на пять шиллингов. Согласны?

– Согласен! – сказал Керн. – И даете десять шиллингов аванса.

Поцлох изумленно воззрился на него.

– Вы и слово «аванс» уже знаете? – Он вытащил из кармана купюру в десять шиллингов. – Теперь у меня нет никаких сомнений: вы в самом деле – артист!

– Ну, дети мои, – сказал Штайнер, – бегите! Но к часу возвращайтесь на ужин. Будут горячие пироги, священное национальное блюдо русских. Верно, Лило?

Лило кивнула.

Керн и Рут пересекли луг за тиром и пошли к карусели. Свет фонарей и музыка большой площади хлынули им навстречу светлой сверкающей волной и захлестнули их рокотом безумной веселости.

– Рут! – Керн взял ее за руку. – Мы сегодня устроим роскошный вечер! Я истрачу на тебя не меньше пятидесяти шиллингов.

– Ты не сделаешь этого! – Рут остановилась.

– Сделаю! Я истрачу на тебя пятьдесят шиллингов. Вот увидишь. Пошли!

Они направились к аттракциону «Привидения». Это был гигантский комплекс с высоко в воздухе подвешенными рельсами, по которым туда-сюда шныряли маленькие вагончики, доносился смех и крики. Перед входом толпились люди. Керн протиснулся вперед, таща за собой Рут. Человек в кассе посмотрел на него.

– Привет, Жорж, – сказал он. – Снова к нам? Заходите!

Керн отворил дверь низенького вагончика.

– Влезай!

Рут глядела на него с изумлением.

Керн рассмеялся.

– Вот видишь? Как по волшебству! Нам не надо платить!

Они полетели. Вагончик резко взмыл вверх, а потом низвергся в мрачный туннель. Обвешанное цепями чудовище с визгом приподнялось и попыталось схватить Рут. Она закричала и прижалась к Керну. В следующее мгновение раскрылась могила, и несколько скелетов застучали костями в такт монотонного траурного марша. Сразу же после этого вагончик вынырнул из туннеля, завилял по кривой и снова рухнул в шахту. Другой вагон летел им навстречу, в нем сидели двое прижавшихся друг к другу людей, которые в ужасе глядели на них, столкновение казалось неизбежным, но вагончик резко свернул, зеркальное отражение исчезло, и они провалились в дымную пещеру, где по их лицам скользнули какие-то влажные руки.

Потом они еще проехали последнее привидение – визжавшего старца, снова вышли на свет, и вагон остановился. Они вылезли. Рут провела рукой по глазам.

– Какое все вдруг стало прекрасное! – сказала она и улыбнулась. – Свет, воздух… и можно дышать и ходить по земле…

– Ты когда-нибудь была в блошином цирке? – спросил Керн.

– Нет.

– Тогда пошли!

– Привет, Чарли! – сказала Керну женщина у входа. – У тебя выходной? Заходите! У нас как раз сегодня Александр Второй.