Возлюби ближнего своего. Ночь в Лиссабоне
Шрифт:
– Это твой муж? – спросил Штайнер.
– Нет, это хозяйкин благоверный. Он помер.
– Она небось рада, что избавилась от него, а?
– Скажешь тоже! – Девушка расстегнула блузку. – Она до сих пор ревет белугой, как вспомнит. Сказочный, говорит, был мужик. Строгий, понимаешь?
– А почему же она повесила его у тебя?
– У нее есть другой портрет. Большой и раскрашенный. Конечно, раскрашен только мундир, понимаешь? Помоги-ка мне расстегнуть сзади эти бретельки!
Штайнер ощутил под руками твердые плечи. Этого он не ожидал. С военных
Девушка бросила блузку на софу. Грудь у нее была полная и твердая. Под стать сильным плечам и шее.
– Садись, лапушка, – сказала она. – Не стесняйся. Официанты и наша сестра целый день на ногах. Замаешься.
Она сбросила юбку.
– Черт возьми, – сказал Штайнер. – Да ты же красивая!
– Мне это многие говорили. – Девушка бережно сложила юбку. – Если не возражаешь…
– Возражаю.
Она полуобернулась к нему.
– Да ты шутишь – вот уж правда веселый дядя!
Штайнер смотрел на нее.
– Ты почему так смотришь? – спросила девушка. – Тебя испугаться можно. Господи, ты меня растерзать готов. Давно без женщины, а?
– Как тебя зовут? – спросил Штайнер.
– Смешно сказать – Эльвира. Такая вот идея пришла моей матери. Она все хотела выбиться наверх. Ложись в постель.
– Нет, – сказал Штайнер. – Давай сначала выпьем.
– У тебя есть деньги? – спросила она быстро.
Штайнер кивнул. Эльвира, нагая и беззаботная, подошла к двери.
– Фрау Пошнигг! – крикнула она. – Выпить принесите!
Хозяйка явилась так скоро, словно подслушивала за дверью. Это была круглая, затянутая в черный бархат особа с красным лицом и блестящими глазками-пуговками.
– У нас нашлось бы шампанское, – сказала она услужливо. – Просто сахарное!
– Несите шнапс, – ответил Штайнер, не взглянув на нее. – Сливовицу, кирш, горечаевку – все равно что.
Женщины переглянулись.
– Кирша, – сказала Эльвира. – Хорошего, с верхней полки. Стоит десять шиллингов, лапушка.
Штайнер отдал ей деньги.
– Откуда у тебя такая кожа? – спросил он.
– Грех жаловаться, правда? – Эльвира поворачивалась перед ним во все стороны. – Такая бывает только у рыжих.
– Да, – сказал Штайнер. – А я и не заметил, что у тебя рыжие волосы.
– Это из-за шляпы, миленький. – Эльвира забрала у хозяйки бутылку. – Выпьете с нами, фрау Пошнигг?
– Если позволите. – Хозяйка села. – Везет же вам, фройляйн Эльвира! – Она вздохнула. – А наша сестра, бедная одинокая вдова…
Бедная одинокая вдова опрокинула стакан и сразу же налила себе снова.
– Ваше здоровье, милостивый государь! – Она поднялась и кокетливо стрельнула глазками на Штайнера.
– Покорно благодарим! Желаю приятно провести время!
– А ты произвел на нее впечатление, – заметила Эльвира.
– Дай сюда стакан, – сказал Штайнер. Он налил его до краев и выпил.
– Господи! – Эльвира поглядела на него с испугом. – А ты не разнесешь тут все вдребезги, миленький? Квартира на вес золота,
понимаешь? Такие вещи дорого стоят, лапушка!– Сядь сюда, – сказал Штайнер. – Ко мне.
– Лучше бы мы поехали за город. В Пратер или в лес.
Штайнер поднял голову. Он чувствовал, как кирш, словно мягким молотом, бьет изнутри мозга по глазным яблокам.
– В лес? – спросил он.
– Да, в лес. Или в поле, ведь лето же.
– Поле? Лето? Как это ты поедешь в поле?
– Обыкновенно, – озабоченно и настойчиво щебетала Эльвира. – Ведь лето же на дворе, лапушка! А летом все любят ездить за город!
– Не прячь бутылку, не разнесу я твою хибару. Так ты говоришь, летом – в поле?
– Конечно, летом, лапушка, зимой же холодно.
Штайнер налил себе еще стакан.
– Черт возьми, как ты пахнешь!
– Рыжие все пахнут похоже, лапушка.
Молотки в мозгу застучали быстрее. Комната закачалась.
– Поле, – медленно и с усилием проговорил Штайнер, – а по ночам ветер…
– Ложись теперь в постель, миленький, раздевайся…
– Открой окно…
– Окно открыто, лапушка. Иди ко мне, я тебя осчастливлю!
Штайнер выпил.
– А ты была когда-нибудь счастлива? – спросил он, уставившись взглядом в стол.
– Конечно, очень часто.
– Ох, прикуси язык. Выключи свет.
– Сперва разденься.
– Выключи свет.
Эльвира подчинилась. Комната погрузилась в темноту.
– Ложись в постель, лапушка.
– Нет. Не в постель. Постель это что-то другое. Черт побери! Не в постель!
Штайнер неверной рукой налил кирш в свой стакан. Голова его раскалывалась. Девушка расхаживала по комнате. Она прошла мимо окна, остановилась на момент и выглянула наружу. Слабый свет уличных фонарей упал на ее темные плечи. За ней, за ее головой, стояла ночь. Она подняла руки к волосам.
– Иди сюда, – хрипло произнес Штайнер.
Она обернулась и мягко и бесшумно пошла к нему. Она приближалась, как поле спелой пшеницы, темное и неразличимое, с запахом и кожей как у тысячи женщин – и одной…
– Мария, – едва слышно сказал Штайнер.
Девушка засмеялась глубоким нежным смехом:
– Сразу видно, как ты пьян, лапушка… меня зовут Эльвира…
Керну удалось продлить разрешение на жительство еще на пять дней; потом его выслали. Ему выдали билет до границы, и он отправился на таможенный пункт.
– Без документов? – спросил чешский чиновник.
– Да.
– Входите. Там уже сидят несколько человек. Примерно через два часа – самое подходящее время.
Керн вошел в таможню. Там сидели трое – какой-то бледный мужчина с женой и старый еврей.
– Добрый вечер, – сказал Керн.
Сидевшие что-то пробормотали в ответ. Керн поставил свой чемодан и сел. Он так устал, что прикрыл глаза. Он знал, что ему предстоит еще очень длинный путь, и пытался заснуть.
– Мы перейдем на ту сторону, – услышал он голос бледного мужчины, – ты увидишь, Анна, потом все уладится.