Возлюбленная Верховного Бестиара

– Поэтому, – Верховный подвел итог, – я отпущу ее с тобой, но принадлежать она по-прежнему будет мне. До тех пор, пока мы не подпишем наше с тобой соглашение, не объединим наши армии и не определим дальнейшие условия нашего… сотрудничества. После я отдам ее тебе со всеми бумагами, и поступай как знаешь. Если не передумаешь, разумеется.

Богдан усмехнулся.

– Ничего не делаешь без условий?

– Считаю это справедливым началом нашего с тобой перемирия.

Какое-то время в кабинете царила тишина, и, поскольку окна были плотно закрыты, нарушало ее лишь мерное тиканье напольных часов. Да биение моего сердца: мне казалось, оно колотится со звуком самого большого колокола.

– Согласен, – подтвердил Богдан.

Это теперь его любимое слово, что ли? Я плотно сжала губы, чтобы не выдать своих чувств неосторожно брошенной фразой. Рядом с ним я словно на вулкане находилась: постоянно надо было думать о том, что говоришь, как двигаешься, как смотришь. Обычно у меня с этим трудностей не возникало, но сейчас…

– Вот и замечательно, – Михаил поднялся. – Я распорядился приготовить тебе покои. Лучшие во всем дворце, и твоему сопровождению тоже. Пусть прошлое останется в прошлом, племянник.

Богдан поднялся следом за ним.

– Я не рассчитывал задерживаться на ночь.

– Понимаю, но мы с Катериной уже приготовили ужин в твою честь. Надеюсь, ты нас уважишь.

Богдан коротко кивнул и вышел, и только после я смогла перевести дух. Чем дальше он становился, тем привычнее становилось быть собой. Той, которая выжила и смогла защитить дочь, той, которая привыкла просчитывать каждое свое действие на несколько ходов вперед.

– Не по нраву тебе такие события? – Михаил обошел стол, сел на него и, скрестив руки на груди, посмотрел на меня.

– Мне все равно.

– Не верю.

– Мне все равно, потому что я знаю, чего ты хочешь. Чтобы я докладывала о каждом его шаге в Северной Лазовии.

– Никогда в тебе не сомневался, – усмехнулся Верховный, потом подался вперед и сжал пальцами мой подбородок. – Кто бы мог подумать, что из дворовой девки получится… такое.

Даже не знаю, комплимент это был или оскорбление, но здесь мне действительно было все равно. Я улыбнулась: привычно, настолько изученной и много раз отыгранной ролью, что сама начала верить в искренность этих улыбок.

Если поначалу я изображала мстительную недалекую особу, чтобы Михаил расслабился, то спустя уже пару месяцев начала переключать и его внимание, и свой образ. Я училась, получала самые разносторонние знания, в том числе в экономике и в политике. Понимая, что наивная мстительная, якобы на все согласная девчонка ему быстро надоест, я превратилась в интересную собеседницу и достойного оппонента в дискуссиях.

Я научилась обходить острые углы, не замечать когда-то важных вещей и защищаться. Может быть, той Алины, которая когда-то верила в любовь, сейчас и не стало, но осталась та, что никогда не забывала, ради кого это все.

Поэтому сейчас я положила кончики пальцев поверх его, и, когда он убрал руку, произнесла:

– Я сделаю все, как обычно. Но у меня тоже есть одно условие.

Михаил приподнял брови, а я продолжила:

– Снежана поедет со мной.

Верховный посмотрел на меня в упор. К его пристальным взглядам я привыкла, поэтому сейчас не отвела глаз.

– Ты хочешь, чтобы я отпустил свою дочь к нему? – уточнил он, и голос его стал еще более холодным и жестким.

Михаил поверил в то, что Снежана его дочь, почти сразу. Мне всего лишь пришлось сказать, что Богдан отказался от меня так легко по этой причине. У Верховного не возникло сомнений на этот счет: по всей видимости, он тоже слишком хорошо знал племянника. Того племянника. Ну а то, что Снежана родилась раньше срока, стало подтверждением моих слов.

Можно сказать, нам всем повезло. Как бы цинично это ни звучало.

– Ты так и не назвал ее своей официально, а в мое отсутствие ее будет некому защитить. Зарина хорошая девушка, но у нее не хватит сил противостоять Катерине или тем, кого она подошлет. Не говоря уже о твоих старших дочерях.

Княжны чуть ли не шипели когда видели меня, а Снежану – особенно. Возможно потому, что при всем его безразличии, жестокости и черствости, Михаил проводил с ней гораздо больше времени, чем с ними. Что неудивительно: я была его любимой игрушкой, а Снежану от себя отпускала в исключительных ситуациях. Особенно когда она была маленькой и до того, как все окончательно убедились в том, что со мной лучше не связываться.

Произошло этот в тот день, когда старшие дочери Михаила решили, что могут безнаказанно поиздеваться над моей. В том, что из Марии и Василисы не получится ничего хорошего, было понятно сразу, но того, что они решат приблизиться к моему ребенку и напугать ее до полусмерти, я даже представить себе не могла.

Поэтому когда вошла в свои покои и обнаружила ревущую тогда еще совсем маленькую Снежану, любимая кукла которой в искромсанном платье и с обрезанными волосами валялась на полу, а еще перепуганную няню, на чьей щеке алел след от недавней пощечины, я, пораженная, замерла. Тогда еще меня что-то могло поразить. Заставить застыть.

– О, явилась, – насмешливо произнесла Мария. Та самая, которую я вытащила из воды. Именно она держала в руках ножницы, Василиса просто стояла, скрестив руки на груди. – Лучше забирай свое отродье и убирайся отсюда по-хорошему. Как тебе предлагала мама!

Катерина предлагала мне побег. Как-то спустя год после рождения моей дочери явилась и сказала, что может его организовать. Что Михаил меня никогда не найдет, и я смогу жить припеваючи вдали от него.

Как бы ни было велико искушение, увы. Я растеряла всю свою наивность по дороге в этот период жизни, поэтому прекрасно знала, что Катерина либо сразу сдаст меня мужу, либо меня действительно никто не найдет. Но уже по другой причине.

Поэтому ей я вежливо отказала. Настолько вежливо, насколько могли общаться жена и любовница в высшем сословии, но сейчас вежливости во мне не осталось ни капельки. Только защитные руны спасли меня от раскрытия магии, когда я увидела плачущую дочь и этих великовозрастных девиц, издевающихся над ней.

– Пошли вон, – холодно произнесла я, шагнув к княжнам вплотную.

Василиса попятилась. Она никогда смелостью не отличалась, да и в целом – обладая гораздо более приятной внешностью, пасовала перед напором сестры, из-за чего выглядела ее непривлекательной тенью. Что же касается Марии, она вскинула голову и насмешливо поинтересовалась:

– А то что? Или забыла, что бывает, когда мы жалуемся папеньке?

Должно быть, это стало последней каплей, потому что во мне в тот момент не осталось даже чувства самосохранения. Я толкнула княжну к стене так резко, что она приложилась головой, а потом, под визг Василисы, выхватила из рук ее сестры ножницы и срезала ей несколько прядей. После чего прижала острие к ее лицу и сказала, с совершенно безумной улыбкой:

– Тебе несказанно повезло, что ты не порезала кукле лицо, Мария.