Возмездие на пороге. Революция в России. Когда, как, зачем?

Как было подробно показано выше, алгоритм срыва в хаос может быть практически любым, но наиболее вероятная причина – очередное безумное (и потому непредсказуемое, как дестабилизация банковской системы прошлым летом) асоциальное действие реформаторов. Силовые олигархи будут с величайшим удовольствием провоцировать их на «углубление реформ» и «последовательную либерализацию», мечтая, что вот теперь-то ненавистные «космополиты» наконец-то сломают шею и уступят им контроль за новыми секторами экономики и, главное, связанные с этим контролем доходы. Вполне логичным представляется в рамках «силовой» логики и подзуживание агентуры на организацию возможно более широких и разнузданных протестов, подавление которых докажет незаменимость силовой олигархии и надежно обеспечит ей политическое доминирование.

Как обычно бывает при разложении полицейского аппарата, протесты (и, что значительно более разрушительно, государственные провокации, не говоря уже о провокациях всех остальных участников внутренней политики, включая иностранные структуры Запада и ислама, диаспоры, представителей системной и внесистемной оппозиций) весьма быстро и в драматических формах выйдут из-под контроля. При этом не только правящая бюрократия, но и сросшиеся с нею за годы реформ и привыкшие прекраснодушествовать «штатные» оппозиционеры ничего не смогут сделать со стихией протеста, распаляемой хаотическими провокациями и худшими человеческими инстинктами.

Как это ни ужасно, подобное развитие событий представляется, по крайней мере, в настоящее время, совершенно неизбежным.

Для понимания реалистичности этого достаточно вспомнить события 9 июня 2002 года, когда на Манежной площади произошел самый настоящий погром. По официальной версии, он был спровоцирован проигрышем российской футбольной сборной японцам. По неофициальной, реальной причиной была необходимость создать убедительные для тогда еще имевшего значение общественного мнения обоснования для скорейшего протаскивания через Госдуму закона о борьбе с «экстремизмом». Так или иначе, во время погрома толпа подвыпивших молодых болельщиков буквально гоняла оказавшихся совершенно беспомощными омоновцев по центру Москвы.

Схожие события происходили и в менее отдаленные времена. Так, в июле 2004 года во время митинга против планов монетизации льгот этот же ОМОН недалеко от Госдумы был смят натиском протестующих инвалидов (!). Захват нескольких молодых участников первомайской демонстрации 2005 года вызвал взрыв массового негодования, буквально прижавший омоновцев, которым потом позволили спастись бегством, к стене Госдумы.

Вне зависимости от способности силовых структур защитить самих себя (вероятно, какая-то их часть еще не успеет разложиться настолько, чтобы быть способной хотя бы на это) стремление их представителей и руководства защитить от беспорядков обычных граждан представляется совершенно нереалистичным. Несмотря на безусловное наличие отдельных исключений, основная часть силовых структур будет относиться к своим обязанностям по защите граждан с еще большим пренебрежением и цинизмом, чем сейчас.

Возможно, на непродолжительное время мы столкнемся даже с эффективно направляемым бандитизмом и массовым мародерством в стиле Киргизии. При этом жертвы как среди мирного населения, так и тем более среди активно протестующих (да и среди преступников, пользующихся общей смутой, если только их преступления не будут слишком очевидными и не поддающимися обелению или сокрытию) с неизбежностью будут отнесены на «зверства агонизирующего режима» и приобретут, строго по Березовскому, «сакральный характер».

В условиях всестороннего разочарования и презрения к власти это, скорее всего, станет решающим, переломным моментом в противостоянии протестующих и все еще правящей к тому моменту бюрократии. СМИ и общественное мнение, проявляющееся и укрепляющее само себя в слухах и сплетнях, играющих исключительную роль в кризисных условиях, решительно и однозначно встанут на сторону оппозиции.

Даже слабость и непоследовательность последней, даже органически присущая ей и вызванная ее разнородностью, чтобы не сказать разношерстностью, неспособностью определиться повысит ее эффективность в процессе борьбы за власть, так как сделает ее привлекательной для самых различных слоев общества.

В результате старая государственная власть, превратившись в символ осточертевшей, разложившейся и на тысяче примеров доказавшей свою общественную опасность бюрократии, будет опрокинута и растерзана (в наименее культурных центрах страны – возможно, не только политически, но и физически).

Происходящее в этот период будет ужасной коллективной трагедией, составленной из миллионов индивидуальных, и оставит страшный след в общественном сознании и общественной психологии. Именно неизбежный ужас столь же неизбежного периода хаоса и безвластия, равно как и первичного захвата власти заведомо не способными к ответственности (не говоря уже про грамотное и последовательное управление) авантюристами, превращает революции, в том числе организуемые и осуществляемые из самых лучших побуждений, в подлинный кошмар человеческой истории.

Однако безграмотность и безответственность правящей бюрократии в том виде, в котором она закостенела в путинские шесть лет, практически утратив ответственность, адаптивность и способность к эволюции, в настоящее время уже не оставляет России иного выхода. А это значит, что ответственные силы нашего общества должны уже сейчас думать о неизбежном и готовить свои действия в критических условиях, в том числе и при помощи создания соответствующих организационных структур, с тем, чтобы период хаоса был как можно менее продолжительным и разрушительным.

Чтобы преодолеть страшное, надо не зажмуриваться, не прятаться самому и тем более не отрицать его реальность, а понимать его сущность, внутренние закономерности и логику развития и решительно изменять его – разумеется, в меру своих возможностей.

Глава 13. Кристаллизация власти

Весьма вероятно, что в результате системного кризиса к власти придут не «системные оппозиционеры» и тем более не «профессиональные революционеры», а достаточно случайная группа людей. (Про фаворитов конца XVIII века так и говорили: «попасть в случай», – правда, «попавшие» в него проходили весьма серьезный, хотя и стихийный, заранее никем не организованный, предварительный отбор и в силу этого в целом справлялись с государственными обязанностями, которые вроде бы им должны были быть непосильны.)

Понятно, что эта группа в значительной степени будет формироваться «по ходу дела», в ходе системного кризиса, включая в себя соответствующих ее требованиям и ориентирам людей из «внешнего мира» и беспощадно выплевывая в бушующие волны кризиса своих старых членов, уставших или по иным причинам переставших соответствовать непрерывно растущим объективным требованиям.

Из кого бы ни состояла эта группа будущих правителей России, ей по необходимости придется лавировать между представителями различных оппозиционных сил и других также растущих и крепнущих групп, поглощая, подчиняя или стравливая их друг с другом. Не вызывает сомнения, что по мере стабилизации и собственного укрепления она будет избавляться от потенциальных противников и становящихся опасными, а то и просто обременительными союзников с драконовски революционной простотой.

Все это технические и по большому счету не существенные ни для кого, кроме их непосредственных участников (большинству из которых в разные сроки суждено стать их жертвами), процессы. Подлинный интерес представляет совсем иное: кем будут победители, каким объективным требованиям они должны соответствовать для того, чтобы не только взять, но и удержать и, что самое главное, – использовать государственную власть над Россией для ее модернизации?

Понятно, что они, как и всякие дети потрясений и порождения кризисов, будут жестоки и циничны (до степени «отмороженности», если следовать порожденному либеральными реформами коммерческо-блатному жаргону), изворотливы и изобретательны. Но этого понимания мало: оно слишком односторонне.