Возмездие

— Ур-ра! — закричал класс.

— Завтра — школьный вечер. Конкурс на лучшее новогоднее убранство класса, не забыли?

— Нет!

— И чем мы потрясем окружающих?

— У нас газета новогодняя!

— И прибамбасы разные!

— Да мы же много чего напридумывали, Юрий Максимыч!

— Сейчас прямо и начнем украшать, можно?

— Нужно! Я даю вам на это ровно час. Затем в классе остаются те, кто идет в зимний поход. Распределяем обязанности, составляем меню, пакуем вещи. С нами идут двое выпускников прошлого года — Алеша Семенов и Гоша Юрков. Они как раз через час подойдут. Ну, украшайте помещение, я вас оставляю.

Едва учитель вышел, класс взорвался радостным шумом и визгом.

* * *

— Ну, дорогие дамы, с наступающим Новым, тысяча девятьсот девяносто девятым годом! Годом Кота! Желаю всем кошачьей грации, умения при любых обстоятельствах падать на четыре лапы...

— ...И выпускать коготки! — вставил кто-то из дам.

— Только в случае крайней необходимости!

— ...И мурлыкать под рукой начальника...

— О-о, об этом я могу только мечтать!

Невысокий, полненький, очень уютный мужчина лет семидесяти закатил блеклые глазки, представив себе мурлыкающих под его рукой принаряженных, благоухающих, роскошных женщин — его подчиненных.

— С наступающим! Ур-ра! — провозгласили подчиненные, сдвинув бокалы с шампанским.

Вскоре опьяненные шампанским, собственной красотой и комплиментами начальника дамы раскрепостились. Слышался смех, над столом поплыл сигаретный дым.

— Наташка, давай за тебя! За то, что ты у меня есть, такая хороошая! — шепнула приятельнице Марина.

— Спасибо, Мариша! А я за тебя! Чтобы у тебя в следующем году случилось что-нибудь такое... — Наташка закатила глаза. — Чтобы ты с ума сошла!

— Вот спасибо, — рассмеялась Марина. — Мало у нас сумасшедших...

— От любви — мало! Пусть будет больше!

— Эй, вы что там шушукаетесь? Оленина, Глебова, что за сепарат?

— За что пьете в отрыве от коллектива?

— За любовь, которая сводит с ума! — провозгласила Наташа.

— Прекрасный тост, — живо откликнулся начальник. — Я присоединяюсь.

— Одна уже сошла с ума в своей Андалусии.

Дамы прыснули.

— Что за смех? Уж не надо мной ли? — не понял руководитель.

— Да что вы, Виталий Ярославович! Просто от Ольги Бычковой письмо пришло.

— И что? Как наша итальянка?

— Ну, во-первых, он увез ее не в Италию, а в Испанию. У него там, оказывается, птицеферма. И небольшая вилла. В Андалусии. И вот выходит наша Оленька в легком утреннем одеянии из спальни, чтобы понежиться на ласковом утреннем солнышке... Вся такая влекущая, к поцелуям зовущая... А вокруг куры, куры, куры...

Женщины грохнули.

— До чего все-таки бабы злой народ, — усмехнулась Наташа.

— Да уж, — Марина закурила длинную ментоловую сигарету.

— Ну, что твой роман?

— Ну какой роман, Наташка? Я же говорила тебе, он ходит заниматься с Митей.

— Это официальная версия. Не может же он сразу так и заявить, что ходит к тебе. А вдруг бы Мите это не понравилось? А он его ученик.

— Но он действительно занимался с Митькой по два раза в неделю! Я не всегда при этом и дома-то бывала. Он в самом деле хотел ему помочь. И помог. Митька теперь чуть ли не в передовиках производства по математике.

— И не брал с тебя ни копейки?

— Не брал. Наоборот. Если я дома, приносил что-нибудь к обеду. Мартини или коньяк...

— Маринка, ну что за наивность? Кто в наше время будет бесплатно заниматься с чужим ребенком? И приносить с собой мартини?

— Никто, — согласилась Марина и поправила очки.

— Следовательно, он ходит в ваш дом из-за тебя! А что занимается с Митей — это очень умно. И потом, раз он такой учитель-разучитель по призванию, со всякими наградами, значит, любит детей. И ему эти занятия в кайф. И тебя потихоньку приручает. Известно, что путь к сердцу женщины лежит через ее ребенка.

— Это верно, — улыбнулась Марина. — Я поначалу дергалась. Теперь уже привыкла к нему. Он очень интересный человек. Широко образован. Остроумен. Но как-то... холоден, что ли. Особенно когда мы одни остаемся. Оживляется только при детях. Словно ему кровь вливают. Правда.

— Ну, может быть, он просто очень застенчив. С детьми ему легче, он среди них — главный. А с тобой — не главный. Он, наверное, робеет. Ты же у нас такая неприступная, как маленький самурай.

— Не такой уж и маленький — метр семьдесят три.

— Не важно.

— Нет, с ним я не неприступная. От него в какой-то мере зависит Митина судьба, так что это накладывает отпечаток. Мне как раз наоборот кажется: он мою внутреннюю зависимость чувствует. И даже упивается ею, что ли...