Возмездие

Глухо, как в танке.

— Он в четыре часа ушел? В пять? — попробовал применить прежнюю тактику Колобов.

— Не помню...

— Но как же так? А ноотропил?

— Чего пристал? Мы с Олежкой выпили... чаю. Меня и сморило. Уснула я. Проснулась, его нет уже.

— А во сколько вы проснулись?

— В восемь вечера. Олежек как раз по телефону позвонил, узнать, как я себя чувствую. Он такой мальчик заботливый! А ты такое говоришь про него! Как язык-то не отсохнет?!

— Спокойно! Дима, — обратился Колобов к подчиненному, — покажи сумку. Это ваша сумка, Елизавета Яковлевна?

Старуха долго разглядывала клетчатую хозяйственную сумку.

— Не знаю. Таких сумок много.

— У вас такая есть?

— Вроде была.

— Точнее, пожалуйста.

— Была. И что?

— И где она?

— В шкафу, должно быть.

— Давайте посмотрим.

— Или на кухне в ящике. A-а, так я ее потеряла!

— Когда?

— А вот перед праздником в магазин пошла и потеряла.

— Вы сами в магазин ходите?

— Хожу, а что?

— Ничего. Просто человек вы старый. Неужели родные не могут о вас позаботиться?

— Кто сказал, что не могут? Пусть о тебе, голодранце, так в старости заботятся, как обо мне! Если ты до нее доживешь, конечно.

«Вот стерва!» — красной молнией пронеслось в мозгу Колобова.

— Елизавета Яковлевна, — вежливо произнес он, — вы, кажется, вашего соседа не любили?

— Депутата? А чего их любить-то? За что? За нищету народную?

— Но вы-то вроде не бедствуете...

— Меня сын кормит! Два раза в неделю продукты привозит, копейку мне потратить не дает! Я не за себя. Я за других! Выйдешь на улицу, на лавочке посидеть со старухами, волосы дыбом встают. Они все сами с хлеба на квас перебиваются, а еще детям помогают. Потому как взрослым детям, которые должны стариков содержать, им не прожить иначе! Это что ж такое? Все с ног на голову поставили! Все устои жизненные перевернули! Кто это сделал, я тебя спрашиваю?

— Сосед ваш...

— И он в том числе. Тот еще крендель был!

— Что это значит?

— А то! У меня слух-то хороший. Я однажды у двери-то стояла, на улицу собиралась. А тут он как раз из лифта выходил. Я переждать решила. Не хотела с ним встречаться, раскланиваться... А у него телефон зазвонил. Мобительный.

— Мобильный?

— Ну! И слышу, он злобно так кричит: «Убрать его надо! Ликвидировать! Чтобы не болтал языком поганым».

— О ком это он?

— Не знаю о ком. А только нормальный человек так кричать не будет!

— Елизавета Яковлевна, а где ваша сумка?

— Какая?

— Хозяйственная.

— Так Олежка забрал.

— Он вам сказал об этом?

— Ну да. Когда звонил. А что?

— Ничего. Просто вы пять минут тому назад утверждали, что потеряли ее.

Мостовая вперилась взглядом в Колобова.

— Ах ты, змееныш, — зловеще улыбнулась она. — Старуху на слове ловишь, беспризорник? Я же тебя сейчас пристрелю, как муху.

— Как это пристрелите? — ошалел Колобов. — Из чего?

— Из оружия наградного. Небось не разучилась еще...

— Из оружия? Какого? — глупо улыбнулся Колобов.

— Из браунинга, вот из какого!

— Да откуда у вас браунинг-то, бабушка? — все улыбался оперативник.

— Откуда? Отсюда!

Старуха неожиданно резво поднялась, подскочила к комоду, пошарила в одном из ящиков и, обернувшись к Колобову, весело крикнула:

— Руки вверх, сатрапы!

Глава семнадцатая. ВЕЩДОК

Когда Колобов прибыл на Большую Дмитровку, в кабинете Турецкого уже находился Грязнов.

Об изъятии из квартиры Мостовой возможного «вещдока» Василий Алексеевич сообщил шефу по телефону. От него же получил инструкцию двигаться в направлении Сан Борисыча.

— Ну, рассказывай! — вместо приветствия вскричал нетерпеливый Грязнов. — А что это у тебя на ро... лице? Кто тебя расцарапал так?

— Хрычовка старая! Засадить бы ее на год-другой...

— Это кого?

— Бабку. Каргу. Мало ее по тюрьмам гноили. Они от этого только крепчают, видно.

— Да что произошло?